Через два часа маленький торпедный катер с гордо развевающимся на корме красным флагом, медленно заходил в маленькую рыболовецкую деревушку Хуебон, как прочитал Кузьмич.

Лёха встал у пулемёту и передернул затвор. «Случаи разные бывают!» — подумал наш герой.

01 сентября 1936, между Марселем и Майоркой, Средиземное море

Кузьмич, очнувшись, сунул пистолет в карман и поспешил к борту катера. Лёха размахнулся и поочерёдно бросил чемоданы, а затем, собрав последние силы, перепрыгнул метр тёмной воды, больно ударившись ногой о край катера. Зацепив аккордеон ремнем за тумбу пулемета, Лёха бросился к швартовой утке и сбросил с нее конец каната в море.

Катер стал медленно удаляться от «Звезды Бомбея», над которой разгоралась пламя.

— Ну что, Кузьмич, придётся осваивать новую профессию, иначе сгорим нафиг здесь ярким факелом посередине моря, — сказал Лёха, оглядываясь на охваченную пламенем «Звезду Бомбея». Пожар бушевал, то и дело раздавались глухие взрывы, и клубы чёрного дыма поднимались в чёрное небо, превращаясь в зловещие облака, если бы их было видно.

Лёха бросился в рубку катера, чтобы попытаться завести его и быстрее уйти от горящего парохода. В рубке он наткнулся на молодого человека в чёрной форме — точнее, на его безжизненное тело. Видимо, взрыв отбросил рулевого на стену рубки. Лёха схватил его за плечи и вытащил его на корму, оставив пока лежать там.

Окинув взглядом отражение огня, который плясал на волнах совсем близко, Лёха вернулся к панели управления. Он сдвинул обе рукоятки с «Parar» на «Avante lento», поставив их на малый вперёд. Однако двигатели даже не вздрогнули. Похоже, автоматического управления здесь не было, и требовалось вручную запустить моторы в машинном отделении.

Остановившись на секунду, он крикнул Кузьмичу, наверное впервые назвав его по имени:

— Гоша! Оставайся в рубке, смотри по сторонам, если что кричи мне в люк.

Лёха достал неразлучный браунинг и двинулся вниз по трапу.

Катер был совсем небольшой, наверное с современную парусную яхту, которую он как то брал в прокат в прошлой жизнив Греции, пришло на ум Лёхе.

Пробравшись в моторное отделение, Лёха обнаружил ещё одного члена экипажа — механика, лежащего без сознания на полу в замасленном комбинезоне. Голова у него была рассечена, из раны сочилась кровь, а лицо покрыто маслом и грязью. Похоже, во время взрыва его сильно ударило о что-то твёрдое.

Лёха присел рядом и начал хлопать его по щекам, пытаясь привести в чувство. Механик вздрогнул, открыл мутные глаза, и Лёха, показывая вращательное движение рукой, и собрав все свои познания в испанском прокричал:

— Заводи! Мотор! Заводи!

Механик, с усилием понимая, что от него хотят, потянулся к щитку управления и нажал пару кнопок. Двигатель сначала фыркнул, закашлялся, потом затрясся, оживая. Механик с трудом потянул рычаг вверх, и мотор изменил режим работы, а вибрация разошлась по всему корпусу катера, словно судно наконец обрело жизнь.

— Чёрт, надеюсь, Кузьмич справится с управлением, — подумал Лёха, стараясь как-то уложить обмякшего механика в безопасное место. Тот глянул на него мутными глазами, пробормотал что-то невнятное и снова потерял сознание, его голова безвольно опустилась на грудь.

Оттащив механика в крошечную кают-компанию и на всякий случай связав его, Лёха выскочил на палубу. Невозмутимый Кузьмич стоял за небольшим штурвалом и куда то рулил.

За кормой катера убегал пенистый белый след, а горящий пароход медленно исчезал в ночи по левом борту.

— Ну что, Кузьмич, придётся тебе осваивать новую профессию капитана, иначе въедем куда-нибудь в берег таким факелом посреди моря, — сказал Лёха, пытаясь вернуть себе чувство юмора, пока оглядывался на охваченную пламенем «Звезду Бомбея». Пожар бушевал, грохотали взрывы, а клубы чёрного дыма поднимались, смешиваясь с ночной тьмой, создавая зловещее зрелище.

— Куда двигаемся? — спросил Лёха, обернувшись к штурвалу.

— Туда, — ответил Кузьмич, указывая рукой прямо по курсу.

— И что там?

— Берег, — коротко ответил Кузьмич, ещё не до конца вышедший из оцепенения. Затем, собравшись с мыслями, добавил: — Лёша, где мы, я точно не знаю. Эти орлы не утруждали себя прокладкой курса. Судя по звёздам, берег должен быть прямо по курсу. Ты говорил, Пальму захватили мятежники, так что лучше туда не лезть. Сейчас мы идём узлов семь-восемь, так что в берег вряд ли врежемся этой ночью. Примерно на Картахену держу курс, но утром попробую разобраться точнее и подкорректировать направление.

В общем, не ссыте, товарищ Алексей! Ну промажем мимо Картахены, так прямо в Африку въедем! — нервно засмеялся Кузьмич.

— Кузьмич, ты просто неоценимый человек! — расчувствовался Лёха.

Ночью Лёхе и Кузьмичу спать не пришлось. Лёха то и дело бегал в машинное отделение, чтобы проверить двигатель и приглядеть за не приходящим в себя механиком. Кузьмич, стоя за штурвалом, упорно держал курс в ночное море, ориентируясь лишь по звёздам и каким то собственным предположениям.

Рассвет в море около Пальмы наступил примерно в шесть утра. К половине седьмого солнце уже начало медленно подниматься над горизонтом, озаряя спокойное море. Маленький катер, неторопливо двигаясь вперёд, встречал первые лучи дня, которые постепенно рассеивали остатки ночной тьмы и придавали воде лёгкий золотистый оттенок.

Наступило первое сентября 1936 года.

Раздобыв на камбузе консервов, хлеба и бутылку красного вина, Лёха вытащил немудрёный завтрак на палубу. Неожиданно у обоих путешественников прорезался зверский аппетит, и они буквально смели все припасы, не оставив ни крошки. Наевшись, товарищи развалились в рубке катера, и устроили импровизированное совещание.

— Лёша! Что ты обо всём этом думаешь? — спросил Кузьмич, его взгляд был полон беспокойства, словно он надеялся услышать хоть какие-то разумные объяснения.

Лёха сделал большой глоток прямо из бутылки и начал рассуждать:

— Смотри, Кузьмич, как я это вижу. Если говорить о нас лично, то, надеюсь, к вечеру мы доберёмся до Картахены. Я проверил, топлива у нас почти полный бак. Если что, вжарим по полной, узлов тридцать эта шаланда выдаст. Уйдём от любого преследования, если только самолёты не поднимут. Но даже если и поднимут, на полном ходу по нам попасть будет нереально. Найдём нашего советника, он нам задач накидает. Может, и лётчиками снова станем, — весело добавил Лёха, заржав, будто пытаясь придать словам бодрости.

— У нас есть насущный вопрос: что делать с этой нашей лайбой. Можно, конечно, гордо въехать на ней в прямо порт Картахены. Но тогда её вероятно реквизируют, а нас с тобой скорее всего сунут в тюрягу, и бдительные испанские НКВД-шники начнут интересоваться, где мы её взяли, попутно засовывая нам в жопы паяльники для стимулирования мозговой деятельности… — не без мрачного юмора продолжил Лёха.

Кузьмич вздрогнул, и катер чуть вильнул на курсе.

— А то давай поднимем красный флаг и припишем катер к ВМС РККА СССР! — усмехнулся Лёха, будто предлагал это всерьёз.

Но если серьёзно, то нам бы его где-нибудь припрятать, добраться до Картахены и поговорить с нашими. Только где прятать не понятно.

Вот это если про нас.

— А если говорить обо всей этой херовой политике, то тут слишком много непонятного, и куда всё это приведёт — один бог знает. Испания — это тебе не СССР, здесь коммунисты далеко не в большинстве. Есть социалисты, всякие левые и, даже анархисты. Вот в Барселоне и вообще по Каталонии они и рулят. А ты понимаешь, что такое анархисты в армии — в этом бардаке они вообще непредсказуемы.

Бунтовщики, судя по всему, — это в первую очередь армия, во главе с Франко. Он генерал, человек дисциплины, и в первую очередь они взбунтовались из-за отсутствия порядка. Хотят навести его, как им кажется, правильным способом. Но это ещё цветочки по сравнению с тем, что может быть, если вмешаются иностранцы.

Ситуация сильно зависит от того, как наши будут помогать республиканцам. Если так, как сейчас, когда мы уже третью неделю добираемся в Картахену, без снабжения и поддержки, то это один расклад. А если наши отправят транспорты с оружием и кадровыми военными, да ещё и под защитой Черноморского флота, тогда совсем другое дело. Это будет реальная сила.