— Ничто не ново под Луной, — думал Лёха, — откат он и есть откат.

20 июля 1936. Отдел Х-З разведывательного управления НКО, город Москва

Три недели бюрократические механизмы проскрипели и, как клялся Хмыренышь, только им и только по его личному блату, выписали маршрут через Европу.

Дней через десять Хренова опять вызвали в отделение Х-3 разведывательного управления, занимающееся его отправкой. В этот раз он попал сразу к начальнику плюгавого лейтенанта.

Все эти дни были забиты различными инструктажами, политинформациями, поездками за гражданской одеждой и даже раз в день Лёха был обязан посещать курсы испанского языка.

Больше всего Лёхе запомнилась долгая и упорно повторяющаяся идеологическая накачка, которая сопровождала их на каждом шагу. Постоянные речи, громкие лозунги и бесконечные беседы о борьбе за мировую революцию стали неотъемлемой частью их повседневной жизни, словно ритуал. Каждый день ответственные товарищи, подобно проповедникам, внушали личному составу, что нужно стойко переносить все трудности и преграды ради великой коммунистической цели.

И постепенно Лёха понял, что это больше, чем просто слова — это стало частью сущности окружающих его людей. Бойцы были заряжены коммунистическими идеями и готовы идти в огонь и воду. Вся эта идеологическая обработка, которую Лёха воспринимал с иронией, работала на удивление эффективно.

И при этом требовалось стучать. На всех. На товарищей, на начальников, на подчинённых. Особые отделы желали точно знать не только поступки, но и даже мысли и поползновения охраняемого им народа.

Швейцарии им не досталось.

Хренову дали в руки паспорт гражданина Мексики на имя Juan Herrera… с въездной визой СССР, выписанной на русском языке на имя Хуяна Херрера… Также в паспорте стояли открытые визы Польши, Германии и Франции и несколько старых погашенных виз.

Лёха в изумлении посмотрел на лысого майора и встретился с радостно ухмыляющейся физиономией.

— Добро пожаловать в СССР, товарищи мексиканы Хуян Херров и Гоша Кузмаччо! — Довольный собой как слон схохмил лысый хер, — Пока паспорта оставляете тут, получите у сопровождающего перед границей. Ты Хуян у нас теперь артист, исполнитель испанских народных песен. Сутки на сбор вещей, один чемодан, да, аккордеон свой не забудь! А вы товарищ Кузмаччо оказывается известный мексиканский географ! Глобус свой не забудьте! — радостно заржал лысый майор, — И послезавтра в 9 утра в кассу на первом этаже, получаете командировочные. Потом инструктаж и сразу на вокзал! — лыбился товарищ начальник отдела.

Прочитав имя своего неразлучного товарища Лёха сумел начать радоваться жизни по новой.

Степенный Георгий Кузьмич Кузьмичёв стал — Gozha Cuzmacho.

— Гоша Кузмаччо! И Вам добро пожаловать в нашу тусовку! — добавил уже от себя Лёха, утирая слёзы.

Несчастный Кузьмич стоял в полном ступоре.

В коридоре Лёху перехватил Хмырёнышь, и прошептал: «Все в силе, после кассы в туалет попросись, в крайней кабинке, вам командировочных на дорогу выписали по максимуму, а тебе еще особых фондов, их отдашь полностью.»

20 июля 1936. Управление Морских Сил РККА, город Москва

А вечером наших товарищей отловили в общежитии, где за два месяца они уже освоились, и зачем то вызвали на следующий день в политуправления ВМС РККА.

Утром следующего дня, надраив ботинки до блеска и боясь сесть, что бы не помять стрелочки на брюках, Лёха с Кузьмичом в числе еще восьми моряков в звании от старшего лейтенанта до майора, ожидали в приемной главного комиссара по военно-морским силам.

Лёха правда и тут сжульничал и подрядил за некоторое вознаграждение старшую по этажу, получив на следующее утро сияющий китель и штаны со стрелками, о которые можно было порезаться.

Минут через тридцать их запустили в кабинет вместе с моряками.

Статный армейский комиссар с величественным видом прошёлся вдоль строя, одарив моряков одобрительным взглядом, а затем перешёл к делу — задвинул двадцатиминутную лекцию о фашистском мятеже в Испанском Марокко, братской помощи советского народа испанским коммунистам, происках империалистов и, конечно же, о исполнения интернационального долга. В какой-то момент Лёха почувствовал, что его сознание начинает дрейфовать. Фразы политработника звучали как пустой треск, и Лёха просто отключился, впав стоя в состояние лёгкой дремоты.

Пожал каждому руку, комиссар выпроводил моряков обратно в приёмную. «Зачем вызывали?» — недоумевал Лёха. Пока ожидали дальнейших распоряжений, в приёмной оживились, и Лёха успел перекинуться парой слов с другими моряками, которые оказались вызванными с Балтики и Тихого океана, и только что прибывшие в Москву.

— О, ну у вас ещё два месяца политического просвещения впереди, — посмеялся Лёха.

Затем их вызвали в оперативный отдел, где товарищам вручили предписание явиться в распоряжение военно-морского советника СССР в Картахене, Испанская Республика. На вопрос о деталях чиновник скривил лицо и холодно ответил, что на месте разберётесь.

Уже на выходе из управления они вдруг столкнулись с коренастым, приветливым моряком с множеством галунов. Лёха затруднялся назвать его звание.

— О, лётчики! Откуда? — спросил злато-галунный товарищ.

— Черноморский флот, морская авиация. Лейтенанты Хяун Херрера и Гоша Кузьмаччо! — не сумел сдержаться Лёха.

Злато-галунный завис на несколько секунд, а потом радостно заржал:

— А ну-ка, пошли ко мне.

Там усадив не придавленного субординацией Лёху и совершенного застывшего Кузьмича, заказав им чаю, начальник морских сила РРКА, а это оказался именно он, расспросил наших товарищей о происходящими с ними пертурбациями.

— Как настоящая фамилия? Хренов? Ну и приколисты в резведупре! — радостно заржал он опять.

— Молодцы летчики черноморцы, моя школа, — радостно подтвердил Начморси, представляя, как на ближайшем совещании доложит товарищу Сталину, что первая группа моряков отправлена на помощь испанской республике, как утрёт нос армейцам!

Пожав руки и пожелав достойно оказать интернациональную помощь, Начморси отправил наших героев дальше.

— Лёша! Мне! Сам Начморси СССР жал руку! — Кузьмич находился в восторженном состоянии и не верил в произошедшее.

А Лёхе стало грустно. Он не помнил конечно конкретно про Начморси, но что будет великая чистка РРКА он знал точно. Как он помнил из будущей жизни, что почти всех этих молодых, веселых и преданных людей, мучаемый своей подозрительностью великий вождь народов, расстреляет буквально через пару лет как врагов народа, потомственных вредителей и гондурасских шпионов.

10 августа 1936. Брестский вокзал, город Москва

Утром в назначенное время, чисто выбритые и с фанерными чемоданами, Лёха вместе с Кузьмичом, как пионеры, переминались с ноги на ногу у окошка кассы. Пустив Кузьмича первым Лёха подсмотрел, как Кузьмич дрожащей рукой расписался за 2000 песет, и кассир выдал ему пачку фиолетово-красных купюр номиналом по сотне. Лёха с интересом наблюдал, как тот нервно запихивает их в карман штанов, словно боясь, что деньги вот-вот исчезнут.

— Давай, давай, не застревай, — Лёха, подвинул Кузьмича и сам занял место у окошка.

Напротив своей фамилии Лёха заметил еще и приписку о 300 рейхсмарках. Получив свою порцию песет и дополнительно три сине-серые банкноты по сто рейхсмарок, он скомандовал: — Ну всё, двинулись к туалету.

Кузьмич, немного отойдя от шока, кивнул и потащил чемодан, всё ещё прижимая карман коричневых штанов, словно боялся, что купюры сбегут от него.

— Так, Кузьмич, стой тут у туалета как на посту! Никого не пускай, говори, что уборка там. Я зайду купюры спрячу в исподнее как следует, потом поменяемся! — выдал он указание Кузьмичу.

Кузьмич мотнул головой, как опытный боец, и встал у двери, загородившись чемоданом. Лёха, хмыкнув, двинулся во внутрь.

Постучав в дальнюю кабинку костяшками пальцев, Лёха пропел: «Таранька! Таранька! Взлетай вышел крыши и пивом с высот ороси! Сова, открывай, медведь пришел!»