Сколько раз он убивал крокодилов на границах своей делянки? Не счесть. Но ни разу Эши не приходилось делать этого в месте, где его и быть-то не должно.

«Не привлёк, сука, внимания».

– Не понимаю, – тяжело бурчал файаксиец. – Дыра что ль где-то, как он залез? Надо всё проверить.

Дела до Эши им не было.

– Да помогите же! – воскликнула одна из девушек.

«Зараза», – вспомнил он.

Раненная девушка всё так же корчилась и истекала кровью у самых его ног, но движения её уже слабели. Всё это слишком напоминало тот раз, когда такая же тварь почти разорвала пополам одного из верных работников плантации…

– Нужна ткань! – воскликнул Эши.

Служанки переглянулись, но будто бы ничего не поняли. Эши сплюнул солёный пот, собрался с силами и оторвал лоскут от своего же раскатавшегося рукава. Он упал на колени перед раненой и дрожащими руками обернул ткань вокруг её бедра, как учил отец. На разверзшийся багровый разрыв плантатор старался не смотреть.

– Надо крепче, – отрезал один из наёмников, протягивая Эши лоскут повнушительнее. Видимо, оторвал от своей туники.

– Лекарь нужен! Я подниму его! – подал голос Ройш и его шаги заплескались по воде.

Эши затянул новую повязку поверх предыдущей, вытер лоб и переглянулся с солдатами.

– Несём к Шегариду, – сквозь красновато-рыжую бороду велел рослый файаксиец.

Видимо, был он старшим, раз остальные наёмники тут же обступили раненную и приготовились поднять её за плечи и бёдра.

– Стойте! – Эши выставил обе руки. – Не сжимайте ногу возле раны… И надо её чем-то накрыть.

– Дело говоришь, ашм, – бородатый файаксиец одобрительно кивнул. – Исполняйте.

Служанки медленно отходили от испуга и помогали мужчинам. Они быстро снабдили файаксийцев двумя платьями: одно подложили под раненую подругу, а вторым прикрыли её наготу. Чтобы нести девушку так бережно, как только можно, солдаты взялись за дело втроём. Двое освободили руки, передав глефы товарищам, а третий же без раздумий протянул оружие Эши.

Плантатор замер, разглядывая ровную древесину с красноватым отливом и бронзовое лезвие, по кромке которого разливался утренний свет. Наёмники же держали путь вдоль берега и даже не оборачивались на раба, которому только что вручили смертоносное оружие.

– Шустрей, парень! – воскликнул старший файаксиец. – Не отставай.

Эши даже не отыскал сандалии. Так он и шлёпал босыми, мокрыми пятками: сначала – по травянистому берегу оазиса, потом – по прохладным мраморным плитам. Он прошёл под чередой резных арок по коридорам, полным терпкого, горьковатого аромата, распознать который ашмазирский плантатор не смог.

Путь привёл их в просторную, светлую комнату, где раненая дама уже лежала поверх старого ковра, покрытого застарелыми пятнами: то жёлтыми, то бурыми.

«Дурак, – корил себя Эши, когда понял, что оказался в самом сердце виллы. – Даже не осмотрелся как следует».

Над раненой уже порхал, расправив костистые плечи, сухопарый альдеваррец с широкими скулами, длинным носом и редкой седой бородёнкой. Он выхаживал вокруг служанки, то и дело приседал на одно колено и принюхивался к её ране.

– Отвар, – скрипуче заключил альдеварский лекарь. – Отвар селовца и животворца… Вы были быстры, друзья. Милостью Животворительницы мы ещё можем спасти эту душу.

Солдаты хмуро шептались за спиной лекаря, а Ройш смущённо ожидал у боковой арки, что вела из лекарской комнаты в широкий атриум. Не хватало лишь старшего из файаксийцев.

Тут гомон умолк: вся комната замерла и, казалось, даже воздух загустел и вдохнуть его было невозможно. Эши решил, что то вернулся командир стражи, но затем его захлестнул сладковатый, едкий запах редчайших пряностей, которые и на ашмазирском рынке появлялись реже, чем дождь в сухой сезон.

– Мастер, – лекарь поклонился, едва не уткнувшись лбом в укрытый ковром пол.

Немолодой и невысокий альдеваррец застыл в основном проёме. Зачёсанные к макушке седые волосы струились блестящими волнами, а оливковая кожа оставалась ровной и гладкой, будто ни разу не попадала под жаркое солнце Ашмазиры. Сиреневые шелка обвивали плечи Аганнара и ниспадали вниз, прикрывая роскошную тунику в пол, шитую серебряными нитями.

– Она будет жить? – заговорил мастер по-альдеваррски.

Солдаты и слуги враз склонили головы. Замолкли все: даже раненая ашмазирка стонала тише. Один лишь врачеватель продолжал неразборчиво шептать.

– Верю, что будет, – кивнул он. – Милостью Животворительницы.

– Славно, – Аганнар кивнул. – Касание Вуали испортит пребывание нашим гостям… Такого я бы не хотел.

– Имейте веру, мастер. Ребята сработали вовремя.

– Да, мне доложили всё, – господин бросил короткий взгляд на старшего файаксийца.

Наёмник пришёл вместе с мастером и теперь смиренно стоял за его спиной, направив глефу в потолок. Затем же глаза Аганнара вдруг стали шире, уставились на Эши, а сам он продолжил на вполне разборчивом ашмазирском:

– Кто ты, воин?

– Я? – горло сдавило стеснение, и плантатор едва не закашлялся. Он вдруг явственно ощутил вес глефы, вверенной наёмниками. Он всё так же держал её в правой руке, уперев древко в пол. Стоял в трёх шагах от богатейшего человека новой Ашмазиры… – Я Эши. С кухни.

– Эши с кухни, – повторил Аганнар, отведя взгляд куда вверх. Его глаза оказались необычного голубого цвета, напоминавшего залитые солнцем глубины оазиса. – Ты повёл себя как воин, Эши с кухни. Ты не дал касанию Вуали оставить мрачный след на моём доме в такие важные дни.

Аганнар шагнул вперёд, вскинул увешанные кольцами кисти и крепко сжал плечи Эши. Для него будто и не было острейшего наконечника в каких-то считанных пальцах от лица.

– Я благодарен тебе, Эши с кухни, – молвил Аганнар по-ашмазирски. – Я запомню тебя, и я тебя увижу. А сейчас я требую, чтобы ты отдохнул и отмылся от крови. Пусть Всеведущая и дальше правит твоей судьбой, покуда руку твою ведёт Заступник.

Мягкие подушечки его пальцев на мгновение коснулись щёк Эши, а затем Аганнар вдруг вскинул руки и уплыл прочь, шелестя просторными полами роскошных одеяний. Старший файаксиец словно только вспомнил, что глефа принадлежала его отряду, а не покрытому тиной и кровью плантатору. С глубоким кивком он забрал поклажу и устремился вслед за господином.

– Пойдём, тощий, – рядом возник Ройш с улыбкой на пол-лица. – Уж не знаю, какие из богов тебя послали… Но я им благодарен.

– Подъём, мрази! Вставайте, мусор вы бестолковый! – гулкий, громогласный голос ворвался в сон и заставил сердце биться так, словно протрубили тревогу.

Руй застонал в тюк сена, уже который день служивший ему постелью среди двух десятков таких же бедолаг. Все они прибыли с берегов великого озера Ашамази на далёкий север, к городу Гартель, чья крепость стерегла ущелье на подступах к долине реки Вильдейя.

Пыль застыла в горячем воздухе, и от неё нос Руя начинал гореть изнутри. Этот серый покосившийся шатёр за день нагревался так, что и целой ночи не хватало, чтобы получить хотя бы мимолётное касание прохлады.

Залитый потом, Руй оттолкнул тюк и раскинул руки на земле. Вялые, сонные новобранцы из Ашмазиры лениво переступали через его ладони и колени. Они тащились к залитой солнцем прорези, большую часть которой перекрывала плечистая тень, упёршая руки в боки.

– Шевелитесь, черви поджопные! – гаркала тень по имени Крандал. – Хлестать буду, батраки вы бестолковые! Тупицы!

Крандал, видимо, вбил себе в узкий альдеваррский ум, что оскорбления наполнят сердца рекрутов пылающим рвением и желанием взяться за копьё, даже не поев. Руя забавило то, как мастерски тот владел ругательствами на ашмазирском языке, в то время как все прочие слова становились едва различимой кашей на его губах.

– Урод, ты вставать разучился? – Крандал навис над Руем. Его одежда пропахла костром и рыбой: премерзкое сочетание для едва проснувшегося нюха.