– Я не знаю, любимая, имеет ли отношение, но я не очень-то верю в совпадения. Конечно, не все тысячедолларовики являются раритетами, но как-то уж очень интересно тут всё переплетается. Я попробую узнать, где японцы взяли эту информацию, самому почитать. Он ведь говорил, что об этом были репортажи в какой-то одесской газете, значит, есть источник на русском языке!

– А ты хочешь помочь Хирото найти эту статуэтку?

– Ещё не знаю, родная. Это может быть интересно, но какого лешего он не объявил об этом заранее, не записал в договоре?

– Не знаю я, у них менталитет японский, для нас непонятный. Давай, мой хороший, потом это всё обсудим! Я спать хочу.

– Я тоже хочу, но не только спать!

– Ну, я ведь это образно сказала «спать», не маленький уже, понимать должен!

Потом, уже засыпая, Лера прижалась к мужу и мечтательно сказала:

– Вот найдём мы этот портфель со статуэткой, и кучей денег, заработаем ещё большую кучу, и накупим столько всего, что самим страшно станет, правда, Котик?

Котик был полностью согласен, во всяком случае – не возражал. Трудно возражать горячо любимой жене, особенно, если ты уже крепко спишь…

Следующие дни были похожи один на другой. Ровно в девять они выходили из отеля, где на парковке их встречала всегда свежая, улыбчивая, стройная Томико на своём беленьком «Сузуки», и везла на экскурсии. Они побывали в Императорском дворце и Восточном саду, посетили чайную церемонию в саду Хаппоен, молодёжную улицу Омоте-сандо, реку Сумидагава с её тринадцатью мостами, имеющими каждый свою очень интересную историю.

Всякий раз крупному Вене приходилось протискиваться на заднее сиденье миниатюрного «Сузуки», потому что один раз усевшись спереди, он создал всем, и себе тоже, кучу проблем. Дело в том, что их общение сводилось к болтовне девушек на английском, и переводов Леры для него. А болтать, сидя на разных сиденьях очень неудобно, да и небезопасно для водителя.

С Веней Томико общалась посредством вежливых улыбок, поклонов, и нескольких русских фраз. Она считала его старшим, называла Вениамин-сан, робела перед его ростом и крупной статью, громким голосом.

Вообще, Веня был в их компании «третьим лишним». Его совсем не привлекали древние японские сады и церемонии, изучение японского языка и традиций, в общем, впитывать в себя японский дух он упорно не желал. Кроме того, и способностей к языкам у него не было никаких. Так что после третьей экскурсии он начал откровенно тосковать.

Девушки же сближались поразительно быстро. Томико как-то рассказывала, что она – не совсем типичная японка. С двенадцати лет, после смерти матери, девочка неразлучно была с отцом, ездила с ним по всему миру, бывала в европейских странах, Америке, а недавно – и в России, впитывала культуру, отличную от традиционной японской.

И если с Веней она была типичной японкой, застенчивой и робкой со старшим мужчиной, то с Лерой вела себя словно обычная русская девчонка. Она уже начала немного учить русский, и Лера активно ей помогала, параллельно беря уроки японского. Обе девушки были близки по возрасту, обладали похожими характерами – импульсивными и авантюрными.

Весёлые, оптимистичные, смешливые, они вскоре стали близкими подругами. Лера называла её Томочка-тян, а та её – подружка Рэири, очевидно, ничего более близкого к имени Лера в японском языке не нашлось.

Апофигеем, как выразился Веня, этого общения стала их встреча с господином Кимура, для обсуждения деталей предстоящей презентации. Обе девушки неожиданно вышли одетые в кимоно, набелённые и нарумяненные, с традиционными японскими причёсками. Леру невозможно было узнать: грим полностью скрыл её европейские черты, она приблизилась к мужчинам с подносом, на котором стояли чашечки и кувшинчик сакэ. Шаги её были мелкими, семенящими, глаза потупленными, улыбка – скромной и застенчивой.

Низко поклонившись, она произнесла по-японски традиционное приветствие старшему мужчине, и поставила поднос на маленький столик. Если Веня не пытался скрыть своё ошеломление и сидел с открытым ртом, то Кимура-сан изо всех сил мужественно сохранял японскую невозмутимость. Он спросил что-то у Леры, и та снова ответила по-японски. Дальше пошла обычная деловая беседа, но с тех пор Кимура-сан стал относиться к Лере с больши́м почтением, хотя слишком явно не выказывал этого.

Через несколько дней начались презентации книг, где им пришлось изображать из себя таинственных и загадочных русских – потомков героев несравненного творения великого писателя Хирото Кимура.

Вскоре Веня взбунтовался. Оставшись вечером вдвоём с женой, он начал высказывать своё недовольство, причём спокойно, аргументировано и без лишних эмоций, что свидетельствовало о серьёзности ситуации.

– Мне всё это не нравится категорически. За три недели мы посетили три презентации, успешно изобразили всё, что от нас требовали. Эта «работа» заняла ровно три дня, да и то с натяжкой. И если наш работодатель не врёт, за каждую из них мы получим больше, чем мне обещали на работе за месяц.

Ну да ладно, тут мы выполняем оч-чень важную работу, поднимаем тираж новой книги и так далее. Но за каким лешим нам оплачивают по той же ставке все эти экскурсии, чайные церемонии, сакуры и икебаны, вбивают в мозги японский дух? Я понимаю, наш Кимура-сан великий классик современности, у него денег никакие японские куры не клюют, но всему же есть предел! Семён Васильевич нас предупреждал, что тут что-то кроется, так вот, я хочу понять, что именно.

– Семён Васильевич также говорил, что не видит обмана, вспомни, пожалуйста!

– Может, обмана и не видит, но хитрость разглядел, ты тоже вспомни!

– А ты хочешь, чтоб потомки самураев обходились без хитростей? Так не бывает, любимый!

– Ладно, что нам теперь делать?

– Я вот что подумала: давай-ка ты завтра останешься в гостинице, ну типа, заболел, а я попробую выяснить всё у нашей Томочки. Она более контактна, чем её папа…

Так они и сделали, и вечером Лера, чуть передохнув, рассказывала:

– Да, мы долго говорили с Томочкой, так откровенно ещё не общались. Кое-что она сказала мне прямо, остальное – намёками. Котик, ты всё время забываешь, что японцы – совсем другая нация, со своим особым менталитетом и заморочками. Даже мы не всегда можем сказать прямо то, что хотим от собеседника, а для них это просто немыслимо.

Они будут ходить вокруг да около, кланяться, улыбаться, рассказывать, как они всем довольны, как рады сотрудничеству и никогда не то, что словом не обмолвятся, о каких-то нестыковках, но даже улыбаться и хвалить вас будут с тем же энтузиазмом.

Я тебе расскажу одну историю из давней японской жизни. Один европеец попал на суд над японцем, который пытался проникнуть в дом богатого соотечественника. Он сделал подкоп, добрался до стены, но тут задержался, так как раздумывал над тем, в какой форме сделать пролом в ней: в виде лепестка сакуры, полукруга восходящего солнца, или капли росы. Его и поймали из-за этой задержки. Иностранец думал, что за такое изощрённое издевательство над чужой собственностью вора казнят, однако судья оправдал того, объясняя тем, что этот человек обладает тонкой душой и может встать на путь исправления. Более того, хозяин дома со слезами просил помиловать такого возвышенного ценителя прекрасного.

– Ну, это явный анекдот, такого не могло быть! – фыркнул Веня.

– Даже если анекдот, – спокойно возразила Лера, – он основан на реальном событии. Такой анекдот не мог родиться ни в России, ни в Англии, ни в Германии.

Так вот, Томико много ездила по миру, она сама признавалась, что нетипичная японка и только поэтому кое-что смогла мне объяснить. В общем, её отец всю жизнь посвятил поискам этой статуэтки. Это дело самурайской чести, там есть две ветви того самого рода, сёгуна Токугава, который не смог привезти эту самую фигурку.