«Видишь эти цветы? Они часто растут на могилах, поэтому их называют….»

— Глаза мертвых! — воскликнула она, припоминая…

Словно в наказание за то, что посмела сказать это вслух, приоткрывшаяся было шкатулка с воспоминаниями тут же захлопнулась.

— А вот и подвох, — послышалось справа, и девушка оглянулась на госпожу Дзи.

Та держала в одной руке раскрытый веер, а в другой — срезанный им только что цветок. И цветок этот на глазах корчился, словно был чем-то живым и умирал. Густой черный сок его казался похожим на запекшуюся кровь. — Владыка не соврал: они и в самом деле «не всем даются».

— Гэн-лан! — раздался задиристый окрик. — Будешь дальше цветочки нюхать или все же окажешь мне честь?

Тот выпрямился, выпуская из пальцев звездчатую чашечку нарцисса, и издевательски медленно подошел к желающему его внимания господину Бин.

— Окажу.

Противники поклонились друг другу и спустя мгновение их клинки, мерцая, уже рассекали пропитанный густым ароматом, воздух.

Госпожа Гуй следила за из битвой жадно, не отрывая взгляда. Она никому не отдавала предпочтения, просто выхватывала из красно-серого вихря тот или иной интересный прием.

Бин нападал стремительно, почти неистово, Гэн действовал осторожнее и хитрее: часто уворачивался, оборачивая скорость и силу соперника против него самого, удары наносил не так часто, но выверено, не щадя. А еще раззадоривал того то снисходительным смешком, то язвительной фразой. И они почти всегда достигали цели.

Прошло не так много времени, а оба уже разжились первыми ранами — кто на плече, кто на бедре.

— Отлично выглядишь, Колючка, — она сначала дернулась на голос, а потом в очередной раз себя обругала и отвернулась обратно, продолжая следить за сражением. — Жемчуг тебе к лицу.

Между тем бой становился все ожесточенней, атаки страшнее. Бин нанес еще одну рану своему противнику, не глубокую, вскользь, но господину Гэн пришлось перехватить меч другой рукой. Бин торжествовал недолго: кое-как уклонился от обрушившегося на его голову клинка, а вот от коварного удара ногой увернуться так же ловко не смог, и тот пришелся ему по лицу.

«Остановитесь!» — ' Бин-лан, Гэн-лан, вы что, поубивать друг друга решили?' — воскликнули Синь и Рэн одновременно.

— И пусть! — выкрикнула вдруг запальчиво сестрица Дин. — Пусть поубивают, тогда нам всем хватит врат и дорог, еще и выбрать сможем.

Крикнула, и тут же спрятала лицо за рукавом, должно быть, пожалела о своих словах.

— Заманчиво, — медленно произнес господин Гэн, упираясь острием клинка в шею распластавшегося на траве противника и пристально смотря тому в глаза. — Очень заманчиво. Но, боюсь, без разрешения Владыки Ада никто из нас не волен умереть. Хотя…

Губы мужчины искривила улыбка, в глазах сверкнуло что-то зловещее, а в следующее мгновение он чуть подался вперед и вместо того, чтобы отвести клинок, резким движением всадил его поглубже.

Раздались вскрики — испуганные, а потом и удивленные: острую сталь заволокла мгла, неуловимо изменив направление удара, будто не меч это, а лишь отражение меча в выпуклой медной чаше. Острие зацепило лишь край темно-красных одежд и уткнулось в землю.

— Так и знал, — кивнул Гэн слегка разочарованно, вытирая лезвие. — Что ж, не будем спорить с волей Янь-вана.

Господин Бин сел, глядя на противника с острой неприязнью, утер ладонью лицо, сплюнул кровь и что-то сказал в ответ, но госпожа Гуй уже не слышала что именно — она смотрела на цветы. Те, испив человеческой крови, оживились, затрепетали, завращали черными головками, еще больше напоминая зрачки какого-то многоглазого чудовища.

— Смотрите… — прошептала она, указала на них пальцем — и все разговоры стихли.

Даже господин Бин, позабыв и о своем поражении, и о несостоявшейся смерти разглядывал какое-то время нарциссы, а потом взмахнул мечом и подхватил срезанные стебли…

За долю мгновения до этого, она поняла, что ничего не выйдет: не то, не так… Не та кровь.

" … она должна быть отдана тебе добровольно, — донеслись до нее отголоски прошлого. Голос звучал странно, словно сквозь толщу воды . — Чем искреннее человек, который тебе ее дал, чем бескорыстней и чище его желания, тем больше черных нарциссов ты сможешь собрать. С меня, как ты понимаешь, многого не взять, но для дела хватит…»

Цветы в мужской руке скрючились, забились вытащенными из под земли червями — и иссохли.

— Кровь нужна чужая, добровольно отданная, — произнесла она вслух, ни на кого не глядя. Собственный голос слышался будто со стороны.

— Тише-тише, — шепнула ей госпожа Дзи, но поздно — как ни тих был ее голос, его расслышали все — и замерли, поглядывая друг на друга в недоумении.

— Вот так-так, — призадумался дедушка Ву.

— Да уж, это многое меняет, а? — хохотнул варвар.

Еще бы. Можно захватить, победить, урвать, отнять, наконец. Но как заставить человека искренне пожелать тебе помочь?

— Доказательства? — коротко спросил господин Гэн. — Пока их нет.

— Верно, Гэн-гэ, — согласился красноволосый и подошел ближе. Так, что не смотреть на него не получилось бы при всем желании. — Давай-ка проверим. Госпожа Колючка, подставляй ладони.

Она даже спросить ничего не успела, так быстро он полоснул по своей ручище кинжалом. Ее кинжалом! Как толькосвумел вытащить его так, что она не заметила? — и, собрав достаточно горячей темной крови в горсти, выплеснул ее прямо ей на руки.

В голове снова зашумело от этого чувства. Будто такое уже было — и повторялось снова: светлые глаза, насмешливые и серьезные одновременно, запах — соли, сладости, разогретого металла — и теплая кровь в ее руках.

«…многого не взять, но для дела хватит…» Дела? Какого дела?

И еще: " … не все это могут, но у тебя должно получиться. Держи крепче…»

В каком-то полузабытье она перевернула ладони — и цветы зашумели, потянулись к ней, жадно впитывая багровую теплую жизнь, облизывая с кожи кровь, будто маленькие дикие звери.

Рукоять кинжала ткнулась ей в руку. Она невольно сжала ее и странно-знакомым, почти привычным жестом полоснула лезвием по сочным зеленым стеблям.

И слишком поздно вспомнила, что именно должно у нее получиться.

Она словно нырнула в холодную темную воду, вдруг оказавшуюся почти прозрачной на просвет — и смотрела и слушала теперь сквозь нее.

Шелест травы, смутные тени слегка качающихся от ветра деревьев, кажется, сосен… и небо — то серое, то безоблочно-синее, то черное с россыпью сияющего бисера звезд.

«Покой… наконец-то покой, — вздыхает женский голос. Он звучит изнутри, и она слышит его так ясно, он и ее, и нее ее… — Скоро, уже скоро я смогу уйти к остальным…»

И снова небо, но уже другое и вместо сосен — молодые дубы вокруг. А еще лица тех, кто приходят сюда иногда и среди них одно — столь же вежливо-печальное.

«Негодяй! Ненавижу! — сдавленно кричит мужчина. — Убил меня и еще смеет делать вид, что сожалеет о моей смерти…»

Опять небо — вездесущее, всезнающее. Белые горы и крики птиц в вышине.

«Смелее, яркая волна, луна прекрасна, цель ясна, — тихо поет детский голосок и вздыхает тяжко: — Не грустите обо мне, не надо, мне больно от этого»

Вода схлынула, голоса смолкли, и госпожа Гуй обнаружила, что так и стоит, сжимая в одной руке кинжал, в другой — небольшой букет нарциссов и безотрывно смотрит в их ярко-желтые зрачки.

Она вздрогнула, и хотела было вскрикнуть, но воздух застрял в горле, вызвал приступ необъяснимого страха — и она тут же отбросила цветы так, будто они были засохшей уродливой жабой, и обняла себя за плечи.

— … похоже на правду, — говорил кто-то.

— Осталось только выяснить, кто и кому готов принести подобную жертву.

Она еще толком не пришла в себя: сердце трепыхалось, как птица, застрявшая в силках, звуки и цвета никак не желали связываться в единое целое.

— Эй, Колючка, ты в порядке?

Она замерла, не в силах оторвать взгляда от пугающих голубых глаз, и снова ощутила нехватку воздуха.