Девушка грациозно опустилась на мягкую подушку, волнуясь, поправила пальчиками небольшую прядь волос, не забыв приоткрыть тонкое запястье и, прикусив губку, налила себе немного вина. Не помешает.
Мужчина молча наблюдал за ней. Не торопя и не стараясь сгладить возникшую неловкость светской беседой. Просто ждал.
— Мне так страшно, — сказала она, отставив чашу в сторону. Ей даже не пришлось врать или что-то изображать — голос прервался сам, стоило только дать волю своей тревоге, — очень страшно, Гэн-лан, — она подняла на него испуганный взгляд и слегка приоткрыла рот — лишь разомкнула губы, чтобы выглядеть очаровательной и беспомощной.
— Вот как? Отчего же?
Она поняла, что ужимки ее пока не достигли цели: смотрел он на нее, пожалуй, с интересом, но сочувствия в том взгляде не было ни на волос.
— Врата… Большинство из них так ужасны. Когда я думаю, что могу остаться здесь навсегда, то просто прихожу в отчаяние, — она говорила от самого сердца, она заламывала руки. — Вы так сильны, так умны, господин, вы легко найдете способ заполучить путь к самым славным и блестящим из врат, а я… я просто слабая женщина.
— Вам нужно вот это? — Гэн аккуратно достал спрятанный под одеждой серебристый мешочек на тонкой тесьме, вынул из него золотую табличку, покрутил ее в пальцах и покачал на раскрытой ладони
«Вот она», — девушка невольно подалась вперед, вцепившись взглядом в блестящий металлический предмет. Ей казалось, что он нашептывал «возьми меня, скорее, не бойся». И она завороженно протянула к табличке пальцы.
Мужская ладонь тут же закрылась, а на губах мужчины обозначилась очень легкая понимающая улыбка.
— Да, это ценная вещь, — заметил он, убирая табличку обратно и пряча ее под одеждой. Госпожа Дин жадно следила за его движениями. — Что вы можете предложить мне взамен?
Ну, разумеется, разве такой человек поможет бескорыстно? Однако попробовать стоило.
— Вы хвалили мою игру, — она прижала к себе сицзюнь и послала хозяину дома умоляющий взгляд. Щеки ее разрумянились ровно настолько, чтобы подчеркнуть смущение. — Я хочу сыграть для вас.
Некоторое время Гэн просто смотрел на нее, размышляя.
— Хорошо, попробуйте, — и он взмахнул рукой точно так же, как ранее приказывал прислужникам удалиться.
Она взяла в руки инструмент, пробежала пальцами по шелковым струнам, пытаясь настроиться на музыку и одновременно следила за сидящим рядом с ней мужчиной. Но по его лицу было сложно понять, о чем он думает.
Она выбрала приятную расслабляющую мелодию. О жизни, о цветах, о прекрасной девушке, которая так любит жизнь. Но сквозь нежный напев нет-нет да и прорывалось напряжение, беспокойство. И фальшь, она проступала, словно грязь через слой белоснежной пудры, как кисловатый привкус подпорченных фруктов в меду.
И когда пальцы ее, в очередной раз скользнув мимо струны, взяли не ту ноту, ее единственный слушатель слегка поморщился и произнес, выставив вперед ладонь.
— Нет. Эту плату я не приму. Предложите что-то другое.
Она была готова к подобному, но все же надеялась, что сможет этого избежать. Не смогла. Ну что ж, значит, она постарается подойти к своей цели с наименьшими потерями.
Девушка отложила сицзюнь, встала и плавно, покачивая бедрами, подошла возвышению, на котором расположился Гэн.
'Всего-то и надо — добраться до этой злосчастной таблички. Любым способом. Дальше ничто меня не остановит, — думала она, изо всех сил стараясь не смотреть на грудь мужчины.
«Всего несколько слоев ткани отделяют меня от моей свободы».
Губы ее изгибались в приветливой ласковой улыбке, когда она остановилась совсем рядом.
— Тогда позвольте мне служить вам сегодня, — она попыталась легко, нежно провести пальцами по его щеке.
Но он тут же остановил ее руку и слегка свел брови.
— Что ж, служи, — Гэн высокомерно указал ей рукой не рядом с собой, а ниже, у своих ног.
Ничего, она потерпит.
Госпожа Дин опустилась на колени, все так же улыбаясь, налила из небольшого кувшина вина и с почтением, держа ее двумя руками у самых бровей, подала мужчине.
Тот чашу принял, но пить не стал, просто молча разглядывал сидящую перед ним женщину.
Не без любопытства, но весьма отстранено, как наевшийся вдосталь человек разглядывает богатые рыночные ряды. Потом оценил аромат вина, смочил им губы и оставил еще полную чашу в сторону.
— Раздевайся, — сказал он, даже не глядя на госпожу Дин.
— Что? — нет, она, не ждала от него восхищения или душевного тепла, но подобное равнодушие задевало.
— Раздевайся, — спокойно повторил он. — Хочу посмотреть, стоят ли твои услуги подобной — немаленькой — платы, — и он легко прижал ладонь к груди.
Этот жест помог ей снова взять себя в руки.
Какая разница, как он относится к ней, главное — получить желаемое.
Она кивнула, улыбнулась, опустила глаза, развязала пояс и, посматривая на него украдкой, обнажила плечи и грудь.
Гэн рассматривал ее прямо, совершенно не стесняясь, будто перед ним не женщина, а восковая кукла, только и без того почти черные глаза стали совершенно непроницаемыми.
— Вам нравится, господин? — игриво спросила она.
Вместо ответа он похлопал ладонью по бедру. И этот жест вызвал в памяти ворох новых воспоминаний: сколько их было, подзывающих ее так же самодовольно. Одним больше, одним меньше — какая сейчас разница?
Она тут же придвинулась к нему, скользя руками по бедрам вверх, манко провела кончиком языка по верхней губке. Проворные пальцы ее развязали темно-серый пояс и скользнули под верхним слоем одежды по его телу. Она даже почувствовала острый угол таблички под своей ладонью. И ей потребовалась вся сила воли, чтобы не впиться в нее пальцами…
«Не сейчас, потом, когда он совсем потеряет голову…»
Жесткая рука требовательно легла ей на плечо и заставила опуститься вниз.
«Как предсказуемо, — усмехнулась она про себя, — все они такие. Все хотят лишь одного».
Она прикусила губку и послала мужчине томный взгляд, ответом на который стала лишь слегка приподнятая бровь.
Она снова огладила его бедра, ощущая, что ее старания не проходят даром: как бы надменно не вел себя этот человек, он всего лишь мужчина и не может оставаться равнодушным к женским чарам.
Она изобразила нетерпеливый стон и, должно быть, увлеклась, потому что холодное «Довольно», прозвучавшее вдруг, оказалось для нее полной неожиданностью: она так и стояла на коленях перед ним, растеряно улыбаясь и убеждая себя, что ей послышалось.
— Довольно, — повторил он спокойно, и в этом голосе ей почудилась насмешка. — У вас нет ничего, что могло бы меня заинтересовать.
Она вздрогнула, словно от удара хлыстом: «Что? Как это?» Щеки тут же запылали от обиды и негодования.
— Зачем же вы сами?.. — спросила она, вскакивая на ноги и пытаясь закутаться поглубже в плотный шелк.
— Хотел понять, как далеко вы готовы зайти, — просветил ее этот высокомерный мерзвец едва ли не с улыбкой. — И выяснил это.
— Вы… вы… — подбородок ее задрожал. — Бессердечный, жестокий человек.
— Вам бы следовало меня благодарить, — он встал, запахнул полы одежды и подошел ближе, возвышаясь над ней грозной тенью — она замерла, не в силах даже слово вымолвить от подобного заявления. — Я мог использовать вас так, как посчитал бы нужным — и выставить вон с пустыми руками. Подумайте об этом.
Он отвернулся и пошел дальше.
— На ваше счастье я равнодушен к жасмину. Но у него множество поклонников. Так что вы сможете снова попытать счастья, но не здесь.
Кровь бросилась ей в лицо, обида и злость захлестнули, и мысль об убийстве внезапно показалась такой притягательной. Вынуть острую шпильку из прически, вонзить негодяю прямо в горло, сорвать с шеи заветную табличку — и получить долгожданную свободу…
«А когда твое злодеяние обнаружится, ты уже будешь далеко отсюда», — нашептывал внутренний голос.
И, возможно, снова был прав. Только в этот раз она не стала его слушать. Не потому, что устыдилась своих мыслей, просто заметила, как Гэн краем глаза наблюдает за ней, будто за зверьком в клетке — и едва не зарычала от собственного бессилия.