– Задержали этого, акробата? – сурово вопросил подчиненную полковник.

– …не совсем… – стушевалась Ольшанская.

Дрот побагровел еще сильнее и схватился «за сердце»:

– Ты издеваешься, Ольшанская? У тебя других слов, что ли, нету?

– Никак нет, есть, товарищ полковник! – отрапортовала Ольга.

Дрот сморщился и закрыл глаза:

– «Нет», «есть», ну вот, как тебя понять, Ольшанская? Так задержали Акробата или нет?

– Задержали.

– Допросили?

– Никак нет, товарищ полковник!

– Так почему тянете, товарищ майор? – вновь вышел из себя полковник.

– Он скончался. Скоропостижно. От девяти граммов свинца в голову…

– Мля… – Дрот, не сдержавшись, выругался, но вовремя прикусил язык, заметив осуждающий взгляд профессора. – ОМОН подстрелил?

– Никак нет! – доложила Ольшанская.

– Сам что ли? – не поверил полковник.

– Снайпер отработал, – просветила начальника Ольшанская.

– Да чего же все так через жопу-то у вас? – Дрот вновь покосился на Подорожникова, который молча крутил пенал, не обращая внимания на препирательства полицейских.

– Снайпер ему в голову попал, товарищ полковник…

– Не ерничай, Ольшанская! – одернул подчиненную Дрот.

– По всей видимости, он мог вывести нас на заказчика, – предположила Ольга.

– Допустим, – произнес Дрот.

Подорожников прекратил крутить в руках пенал и с печальным выражением лица положил его на стол:

А кроме этого пенала? Ничего не нашли…

– Да, – вспомнила Ольшанская, – был еще один древний документ… такой… трубочкой…

Подорожников вновь оживился и зерзал на стуле:

– «Свиток Драхмадутты»? Самый ценный экспонат в экспозиции! Если мы вернем его китайцам – они нам многое простят! Давайте же его скорее!

Подорожников протянул руки к Ольшанской.

– Он здесь, – произнесла она – в этой коробочке.

– Где? В пенале? – оторопел Подорожников.

Ольшанская кивнула.

– Акробат перед смертью засунул его внутрь.

Подорожников, побледнев, взял пенал подрагивающими руками:

– Но он же закрыт!

– Да, Акробат закрыл… И тут же получил пулю в голову.

Подорожников схватил свободной рукой себя за волосы, взлохмачивя и без того растрепанную шевелюру.

– Это ка-тас-тро-фа! – произнес он свистящим шепотом.

– Да в чем дело-то, профессор? – не понял полковник. – Сейчас отдадим этот пенал нашим спецам, и они его аккуратненько вскроют…

Подорожников прижал пенал со свитком к груди:

– Вы не понимаете! Даже не представляете, что это за пенал! Его невозможно вскрыть, не имею ключа!

– Да ладно… – отмахнулся полковник.

– Что ладно? Что? – вскипел Подорожников. – Этот вот самый пенал был создан искусными мастерами тысячелетия назад! При попытке вскрытия пенала без ключа – его содержимое воспламеняется специальной смесью, содержащейся внутри! Секрет смеси до сих пор не разгадан! Впрочем, так же, как и секрет замка!

– Как же тогда его открыли?

– Его нашли открытым в гробнице императора Циня. Но ключа при нем не было!

– Давайте отдадим его китайцам – пусть сами и открывают! – предложила Ольшанская.

– Э-э-э! Постойте отдавать! – не согласился Дрот. – Они там накосячат – свиток сгорит, а с них и взятки-гладки?

Дрот оттянул жесткий воротничок форменной рубашки, пытаясь поглубже вздохнуть.

– Вениамин Тимофеевич, может быть, у вас на примете есть какой-нибудь специалист по древним замкам? – спросила профессора Ольшанская. – Которому вы полностью доверяете?

Подорожников на мгновение задумался:

– Да, действительно, был один специалист… Такое творил с замками… Просто бог замков и запоров! Только я не знаю, где он сейчас. И вообще, жив ли?

– Имя, Фамилия? – «выстрелил» Дрот.

– Мы встречались в Средней Азии, я тогда участвовал в экспедиции по поиску…

– Профессор! – укоризненно произнес полковник. – Оставьте ненужные подробности!

– Ах, да, простите. Если я ничего не путаю, его фамилия Зинчук. Поликарп. В «поле» отзывался на кличку Ключник.

– Ольшанская, информацию по этому Зинчуку мне на стол! Живо! Не волнуйтесь, профессор, если жив этот ваш Ключник – обязательно разыщем!

На все той же парковой лавочке сидел «задумчивый» Лис и вновь кормил семечками из пакетика наглых голубей. Заметив идущего по аллее с прохиндейским выражением лица мордатого и розовощекого прапорщика Наливайко, Лис приветливо махнул ему рукой. Прапорщик подошел к скамейке и, нависнув над щуплым Лисом, грозно поинтересовался:

– Ты, что ль, меня видеть хотел?

– Я, – согласно кивнул Лис.

Наливайко грузно упал на лавочку рядом с Лисом, задев его плечом и заставив немного подвинуться:

– Ну, зачем звал?

– Мне сообщили проверенные люди, что через вас можно кое-что передать…

– Ну… Возможно… Наливайко настороженно огляделся. – Но смотря что, кому и за сколько?

Лис неторопливо достал из-под лавочки небольшой рюкзачок, ловко расстегнул молнию и показал его содержимое прапорщику:

– Это нужно передать Хоботу. И чем быстрее, тем лучше!

От увиденного Наливайко побагровел и «закашлялся»:

– Ты спятил, мужик? Понимаю: марафет там, анаша, бухло… У нас и так шмон за шмоном – ждут какое-то высокое начальство!

– Не хотите услышать ответ на третий вопрос? – не слушая жалоб прапорщика, произнес Лис.

– Какой-такой «третий»? – не понял Наливайко.

– Главный: за сколько?

– И сколько же?

Лис расстегнул внешний карман рюкзака:

– Впечатляет?

– Кхм… Охренеть! – на секунду впал в ступор прапорщик.

– Так мы договорились?

Наливайко молчал, но по его лицу было видно, что он не готов расстаться с рюкзачком.

– Передадите посылку по адресу – и можете уносить ноги! Этой суммы с лихвой хватит на безбедную старость.

– А! Черт с тобой – один раз живем! – решился Наливайко. – Давай свою посылку!

***

СИЗО №…

В небольшой камере, рассчитанной всего лишь на четырех человек «проживал» негласный хозяин тюрьмы – «вор в законе» Хобот, прожженный рецидивист с узким костистым лицом и «вислым» длинным носом (за который, собственно, и получил свою кличку). И хорошо жил – не тужил, со своими авторитетными сокамерниками – Гвоздем, Фунтом и Зямой. Имелся в камере и холодильник, забитый нажористым хавчиком, и телевизор с халявными каналами, и ковры, зарывающие облупленные стены. Даже на параше был установлен чистенький фаянсовый толчок, а не лоток-приемник, как в общих камерах. Не жизнь – малина! Разве, что протекала она за решеткой.

За столом, расположившемся между шконарей, сидели, и вяло перебрасывались в картишки Хобот и Гвоздь. У порога тусовался самый молодой из их компании – Зяма-разводила, вертлявый и «скользкий», словно глиста. Он заглядывал в коридор через небольшую щель между створкой и косяком с помощью «обезьянки» – собраной из кусочка зеркала и зубной щетки. Четвертый сокармерник – Фунт, так же, как и остальные – сиделец «со стажем», примостился на краешке стола, ковыряясь со «стрелой» – приспособлением из толстой лески и тяжелого наконечника.

Где-то в коридоре бухнула дверь и раздались шаги. Фунт быстро сунул «стрелу» за пазуху.

– Спокуха! – успокоил сокамерников Зяма. – Дубак[1]мимо прохилял.

Фунт вынул «стрелу», еще раз внимательно её осмотрел. Добравшись до параши, он пропихнул тяжелый конец стрелы в «очко». Спустил воду из бочка: стрелу понесло потоком воды по стояку. Леска натянулась, и начала стремительно разматываться на катушке. Наконец леска замерла и слегка провисла. По прошествии нескольких секунд леска опять натянулась и начала подергиваться. Фунт в ответку тоже несколько раз дернул за моток.

– Рыбка на крючке! – довольно сообщил он подельникам.

– Гвоздь, всех предупредил, чтобы никто по стояку парашу не гонял? – спросил сокамерника Хобот.