– Ну, кому и подвал – родимый дом…

– Рассказывай, давай, твою растак! – толкнул его Самойленко

– Так вот, – продолжил Козодоев, – возвращаюсь я с работы, значит, а в арке меня какой-то мужик чуть не затоптал! Летел, как будто собаки за ним гонятся!

– Что за мужик? – уточнил участковый.

– Ненашенский, явно залетный – никогда его тут раньше не видел. – Бомж пожал плечами.

– Опознать сумеешь? – подключился Самойленко.

Бомж опять пожал плечами:

– Темно в арке было… Но, наверно, смогу.

– Хорошо, – кивнул капитан. – Но все равно собирайся: у нас в обезьяннике покомфортнее будет, чем… – Самойленко огляделся по сторонам. – …чем «дома».

– С превеликим удовольствием, гражданин начальник! – без раздумий согласился бомжара. – Нам собраться – только подпоясаться. А если еще и покормите…

– Ты совсем оборзел, Козодоев? – взмутился участковый.

– Пусть его – накормим, растак…

– Коля, – окликнула капитана Ольшанская, – ты сейчас езжай в отдел,

а я еще в Минздрав по дороге заскочу – насчет квоты на мамину операцию узнаю.

Самойленко согласно кивнул:

– Хорошо, Ольга Васильевна! Может тебя подбросить?

– Не надо, Коля, сама доберусь, – отказалась Ольшанская, направляясь к выходу из подвала.

***

Обстановка в одном из кабинетов министерства блистала роскошью. Возле массивного стола на краешке стульчика, напротив восседающего в дорогом кожаном кресле дородного, круглолицего и краснорожего чиновника, притулилась Ольга Ольшанская. «Бравый» майор полиции, каждый день рискующий жизнью, превратился в мелкого бесправного просителя с плещущейся тоскою в глазах.

– Ольга Васильевна, дорогая, я вам еще раз повторяю – квот нет! – Чиновник до неприличия членораздельно произносил слова, словно разговаривал с маленьким ребенком или невменяемым дауном. – И в этом году их не предвидится!

– Я слышу это который год… – тихо, и едва сдерживая слезы, произнесла Ольга Васильевна. – Неужели ничего нельзя поделать?

– Я бы и рад помочь, но… – Чиновник с показным участием развел руками. – Операция сложная, квот мало, очередь растягивается на годы, если не на десятилетия! Увы!

– Я вас очень прошу…

На столе чиновника зазвонил телефон, он снял трубку и зажал микрофон ладонью:

– Ольга Васильевна, мы вам обязательно сообщим, если что-нибудь изменится. Обещаю! До свидания!

Ольшанская с «потухшим взором» вышла из кабинета.

Дождавшись, когда за её спиной закроется дверь, чиновник поднес трубку к уху:

– Слушаю… А! Пал Палыч? Приветствую, дорогой! Что? Срочно нужна квота? Ну, ты же знаешь… Сколько? Двадцать процентов? Не могу: тридцать и по рукам… Ружу без ножа? Ты же в курсе нашей ситуации… Двадцать пять? Ну… ладно! Только больше на уступки я не пойду, так и знай! До связи!

Ольшанская спускалась по лестнице, когда в её сумочке зазвонил телефон.

– Слушаю… – произнесла она, «ответив» на вызов.

– Ольшанская, где ты бродишь? – донесся из трубки мощный голос полковника Дрота – непосредственного её начальника.

– А в чем дело, Константин Михайлович, я с выезда, труп…

– Да какой, к чертям, труп? – чертыхнулась «трубка». – Тут у нас, можно сказать, международный скандал назревает! Какая-то падла «обнесла» международную выставку! Ропали бесценные музейные экспонаты!

– Но… товарищ полковник… почему я должна заниматься этой ерундой? У нас убийство…

– Бросай все, и пулей ко мне! – Полковник даже и слушать её не стал. – Все, я сказал!

– Так точно, товарищ полковник… – вздохнув, произнесла она, но Дрот уже отключился.

***

Квартира Акробата. За письменным столом в собственной небольшой, но аккуратной квартирке сидел за столом, расположенным у самого окна удачливый вор-форточник Акробат. Худосочное, но жилистое тело вора, могло похвастать крепкими и тренированными сухими мышцами. На столе перед Акробатом лежал шестигранный металлический пенал с открытой крышкой. По граням пенала бежала филигранная гравировка из непонятных символов, выполненная, несомненно, великим мастером своего дела. Сам же Акробат разглядывал развернутый древний свиток с какими-то иероглифами, который в данный момент держал в руках.

А по лестничным пролетам панельной многоэтажки, где проживал вор, перепрыгивая через ступеньки, бежали в «масках и бронниках» вооруженные автоматами ОМОНовцы. Двое из которых были нагружены еще и ручным тараном. За ними, не скрывая лиц, двигались Ольшанская и Самойленко, вооруженные пистолетами.

На одной из площадок подъезда ОМОНовец, бегущий первым, остановился и предупреждающе поднял руку. Остальные бойцы тоже замерли, получив от первого недвусмысленное указание на одну из дверей – «здесь». Они разошлись в стороны, рассредоточившись по площадке и пропустив вперед бойцов с ручным тараном.

Первый омоновец, по всей видимости, командир подразделения, поднял руку со сжатыми в кулак пальцами и неторопливо начал их разгибать: один, два, три…Он взмахнул рукой – «вперед»! Таран впечатался в дверь квартиры, но она устояла, лишь слегка покосилась от удара. Однако, после второго удара, дверь не выдержала и слетела с петель.

Всем лежать! Работает ОМОН! – истошно заорал командир подразделения, первым врываясь внутрь.

После первого удара Акробат вздрогнул и резко свернул свиток «в трубочку», засунул его в пенал и защелкнул его фигурную крышечку. Оставив пенал на столе,

Акробат поднялся из-за стола и, особо не дергаясь, поднял руки…

Ворвавшиеся в комнату ОМОНовцы окружили Акробата, и в этот момент его голова взорвалась кровавыми брызгами, разнесенная на куски тяжелой пулей, выпущенной неизвестным снайпером.

***

Столы в кабинете начальника полиции, составлены, как собственно и в других подобных «заведениях» буквой «Т». «Во главе», под портретами президента и министра внутренних дел, восседал полковник Константин Михайлович Дрот – хозяин кабинета, чрезмерно тучный возрастной мужчина, с мясистым крестьянским лицом и носом картошкой. Перед ним, за столом переговоров, ютился Вениамин Тимофеевич Подорожников – заслуженный историк, профессор-востоковед, седой, нескладный, в очках с толстой оправой.

На раздавшийся стук в дверь, Дрот довольно живо отреагировал, рявкнув:

Да!

От его мощного рыка, пожилой профессор слегка поморщился, но ничего не сказал.

Дверь открылась и в кабинет зашла Ольшанская с металлическим пеналом в руках и остановилась на пороге:

– Разрешите, товарищ полковник?

– Проходи, Ольшанская, – поторопил её Дрот, – не стой столбом! Есть, чем перед профессором похвалиться?

Подорожников заметил в руках Ольшанской древний пенал и нервно приподнялся со стула:

– Неужели вам удалось? Вы нашли?

– Не совсем… – слегка «замялась» Ольга.

Подорожников со вздохом обессилено упал обратно на стул.

– Что значит «не совсем»? – потребовал объяснений Дрот. Его лицо побагровело, и он с силой «хватанул» ладонью по столу. – В центре Москвы, можно сказать, средь бела дня, «выставляют» экспозицию наших китайских товарищей, выносят кучу старого барахла…

– Бесценного, как вы изволили выразиться, барахла! – ввинтил Подорожников. – Некоторые экспонаты – национальное достояние Китая!

– Вот-вот разразится международный скандал, – поддержал профессора Дрот, – а она – «не совсем»! Мне уже шею сто раз намылили! – Дрот хлопнул себя лопатообразной ладонью по воротнику форменной рубашки. – Контроль на самом верху! Хотите, чтобы и Он… – Дрот указал на портрет президента, висящий на стене за его спиной. -

…лично к расследованию подключился? Садись, Ольшанская, докладывай!

Ольшанская присела напротив Подорожникова и положила на стол пенал, который тут же схватил профессор и начал вертеть его в руках.

– С помощью наших осведомителей удалось выйти на исполнителя – вора Пырьева, – начала доклад Ольшанская, – по кличке Акробат.