– Я вас внимательно слушаю…

– Вытащите меня отсюда, – неожиданно заявил Зинчук.

– Что? – Ольшанская решила, что ей это послышалось.

– Мне нужно выйти на свободу! – повторил Ключник.

– Да вы с ума сошли, Зинчук! – воскликнула ошарашенная Ольшанская. – Как вы себе это представляете?

– Это ваши проблемы. Если нет, зовите охрану – я устал!

– Но… я… Это невозможно… – устало выдохнула Ольга.

– Открыть ваш пенал – тоже невозможно! – продолжал торговаться Зинчук. – Но я возьмусь. Дело за вами, Ольга Васильевна!

– Ваше освобождение займет много времени! А его у нас нет!

– Я подожду, – произнес Поликарп. – Но помните – вы мне обещали!

– Договорились, Зинчук! – Ольшанская, наконец, решилась.

Ключник, весело скалясь, подмигнул Ольге – типа: «на боись – все будет нормуль»:

– Я вам сообщу адресок, где хранятся мои инструменты. Без, боюсь, них пенал не открыть.

***

На столе – большой винтажный саквояж из потертой кожи. Ключник положил на него руки и почти «любовно» провел пальцами по грубой, местами шелушащейся коже.

– Я собирал их целую вечность! – Щелкнув замками, он распахнул саквояж. – Что-то делал сам, что-то с помощью великих… да-да, великих мастеров!

Из чрева саквояжа он начал доставать и выкладывать на стол разнообразные инструменты: никелированные тиски, большую лупу, сумку-скатку с инструментом. В течение короткого промежутка времени весь стол оказался завален странными приспособлениями, которые не выглядели новыми – ими давно и успешно пользовались.

Зинчук залез в один из кармашков саквояжа и вынул из него небольшой медальон, выполненный в форме сердечка. Не вынимая его из саквояжа, он открыл крышечку медальона. Внутри – старая, пожелтевшая от времени фотография. На ней изображена женщина – один в один Ольга Ольшанская в наряде начала 19 века. Даже родная мать, наверное, не отличила бы их. Каин бросил мимолетный взгляд на фотографию, а затем – на Ольгу. После чего закрыл медальон и вложил его обратно в кармашек саквояжа.

– Ольга Васильевна, – обратился он к Ольшанской, – что-то вы не слишком весело выглядите.

– Не вижу повода для веселья, – буркнула Ольга, погруженная в собственные мысли.

– Не сомневайтесь, если Ключник взялся что-либо открыть… Репутация, знаете ли, дорогого стоит!

– Скажите, Зинчук, а где вы учились? – неожиданно спросила Ольшанская.

– Эх, Ольга Васильевна, знали бы вы, у каких людей мне довелось учиться… – Ключник, прикрутив тиски к столу, принялся устанавливать рядом большую лупу на ножке. Установив лупу, он развязал тесемки большой сумки скатки и развернул её. В многочисленных кармашках скатки обнаружился большой набор пинцетов разных калибров, отмычки, крючки неизвестных назначений и прочая подобная «мелочь». -

Когда-нибудь, на досуге, я, возможно, поведаю вам о них.

Зинчук достал из саквояжа специальное приспособление – налобную лупу с подсветкой, и надел его на голову. Затем он бережно взял в руки китайский раритет и закрепил его в тисках с мягкими губками.

– Посмотрим… Ключник включил подсветку в налобной лупе и погрузился в изучение пенала. Время от времени он переворачивал его в тисках и всесторонне изучал. В ход пошла большая лупа. Рассмотрев, как следует, пенал, Зинчук вынул из скатки какие-то необычные крючечки-проволочки, которыми начал осторожно ковыряться в фигурном замке.

Ольшанская тихо сидела рядом, стараясь даже не дышать, чтобы ненароком не помешать Ключнику. Если свиток погибнет, ей этого не простят! Наконец Поликарп оторвался от пенала и выключил свет в лупе.

– Не получилось? – расстроено выдохнула Ольшанская.

– Тот, кто придумал этот замок – настоящий гений! – с белой завистью в голосе произнес Ключник.

Он достал из саквояжа стопку бумаг, чертежные инструменты и начал набрасывать на них нечто вроде механической схемы замка. Ключник крутил схему и так, и этак, он даже высунул наружу кончик языка от усердия.

– А как дела с остальным похищенным хабаром[13]? Вы так ничего кроме этого пенала и не нашли?

– Не нашли: нет ни свидетелей, ни подозреваемых!

– Как так? – удивленно приподнял брови Ключник.

– Был один фигурант, – пояснила Ольшанская, – но его убили. Снайпер. Прямо в момент задержания.

[1] Дубак, ветухай, пупкарь – тюремный надзиратель (тюремн. жаргон).

[2] Конь – груз, то есть самодельная посылка запрещённых вещей и предметов, который заключённые передают друг другу по дороге (верёвка для налаживания дороги).

[3] Малява, Малявка , мулька- письмо (записка), нелегально передаваемая заключёнными из тюрьмы на волю либо из камеры в камеру в пределах комплекса тюремных зданий, как правило, путём отправки по дороге (тюремн. жаргон).

[4] Сходка, сходняк – 1) сборише преступников; 2) собрание воров (тюремн. жаргон).

[5] Раскачать – обсудить поведение вора на сходке (тюремн. жаргон).

[6] Сделать начисто – убить (тюремн. жаргон)..

[7] Прогон – 1. ультимативное и обязательное к исполнению указание авторитетных заключённых, как правило, изложенное в маляве и прогонямое для доведения информации до адресатов по камерам с использованием дорог, кабур и прочих хитроумных зековских приспособлений; 2. также гон – речь, возможно не правдивая или бессмысленная (тюремн. жаргон).

[8] Хозяин – начальник СИЗО или зоны (тюремн. жаргон).

[9]Апельсин – человек, присвоивший себе положение авторитетного вора в уголовном мире, однако сам не прошедший лично всех типичных процедур и испытаний, характерных для биографии действительного классического кандидата в авторитетные воры (не сидел в тюрьмах и ИТК по определённым статьям Уголовного кодекса, чужд интересам и чаяниям заключённых и т. п.) (тюремн. жаргон).

[10] Тюремные касты (или «масти») – группы заключённых, занимающие различное положение в неформальной иерархии, складывающейся в местах лишения свободы. В зависимости от принадлежности к той или иной касте заключённый имеет различные права и обязанности (тюремный жаргон).

[11] Отрицалово – арестант, вставший на путь бескомпромиссной борьбы с тюремной администрацией и мусорами.

[12] Козлы, суки, красные – заключённые, открыто сотрудничающие с администрацией, занимающие какую-либо административную должность (завхоза, коменданта и т. д.) (тюремный жаргон).

[13]Хабара – доля украденного, взятка (тюремный жаргон).

На территории следственного изолятора царила нездоровая суета: по окруженному стенами и колючей проволокой двору бегали, как заполошные надзиратели, свободные от своих вахт гавкали собаки, срочно угонялись в гараж «воронки» и автозаки. Между ними сновал, перекрикивая галдеж сотрудников и лай собак, матеря всех «на чем свет стоит», низкорослый коренастый мужчина с громовым голосом, кривыми ногами и выдающимся пузом, на которое запросто можно было поставить пивную кружку – хозяин тюрьмы, полковник Угодин.

– А ну, в шеренгу становись! – рявкнул он громовым голосом. Его и без того красное лицо, побагровело еще больше. – Комиссия на подходе, мля!

Надзиратели кое-как выстроились в кривую шеренгу и замерли, «преданно» поедая взглядом» начальство.

– Подравнялись! – скомандовал полковник, оценив кривизну строя. – И смотрите у меня! – погрозил он подчиненным пудовым кулаком.

Откатные ворота отъехали в сторону, пропуская на охраняемую территорию представительский кортеж из нескольких дорогущих заграничных автомобилей.

– Смирно! – гавкнул полковник, бросаясь встречать высоких гостей.

Автомобили остановились и низ них вылезли члены комиссии: «суровый» ФСИНовский генерал с насупленными бровями, полпред президента «по правам человека» – крепкий мужчина в возрасте и члены международного совета «по тем же правам»: толстый, под стать хозяину тюрьмы финн, сухощавый англичанин и их переводчица – высокая длинноногая деваха. За спиной полпереда «выросло» двое рослых охранников, с топорщившимися под мышками пиджаками.