Ну откуда же я мог знать, что Олег выйдет не из главных дверей, а с черного хода. А черный ход находился как раз за той грудой картонных коробок. В результате я вдруг почувствовал твердый предмет между лопаток и знакомый до омерзения голос:

— Не дергаться! Будешь делать то, что я скажу! И без шума!

Олег забрал у меня пистолет, потом велел мне прислониться к стене, не опуская рук. Щелкнув на миг фонариком, он осветил мое лицо и изумленно присвистнул:

— Ну ни фига себе! Сам пришел! Вот радость-то!

— Поговорить надо, — заявил я, чувствуя прислоненной к холодной стене задницей, что времени на разговоры у меня осталось немного. Наверное, это и была та самая интуиция, про которую мне рассказывал Шумов. Вовремя она заявила о себе, ничего не скажешь.

— Какие еще разговоры? — скептически отозвался Олег. — Иногда молчание лучше всяких слов...

Он достал из кармана какой-то предмет. В темноте не было видно, но интуиция подсказала мне, что это может быть глушитель.

— Меня нельзя убивать, — поторопился напомнить я. — Еще срок не вышел, который мне Тыква дал. Я должен вернуть мухинские бабки. И алмазы.

— У меня такое предчувствие, что ты их уже не найдешь, — сказал Олег. — И у Тыквы тоже такое предчувствие было. Ведь у тебя же нет с собой того чемодана? Нет. Ну и о чем с тобой разговаривать? Не о чем.

Олег беседовал сам с собой, как будто меня тут и не было. Очень мне не понравилась такая манера ведения беседы.

— Ты же понимаешь, что тебя рано или поздно пришлось бы грохнуть, — пояснил Олег. — Слишком уж ты часто путался под ногами в последнее время. Да и девчонку твою Тыква решил оприходовать. Так что на фига ты ему живой? Ты ему нужен мертвый. Дружок твой, Шумов, не захотел тебя пришить за штуку баксов, ну так а я забесплатно тебе башку прострелю. Потому что никому нельзя безнаказанно бить меня пистолетом по голове.

— На глазах у трудового коллектива, — добавил я.

— Ну вот сам же понимаешь...

— А где труп Мухина?

— Чего? — Олег протянул было руку с пистолетом в мою сторону, но от неожиданности подался вперед, и рука снова опустилась. Вот как бывает полезно владеть искусством светской беседы, уметь развлекать собеседника. И отвлекать его.

— Труп Мухина. Ты хотел помочь мне вытащить его из машины.

— Я хотел его затолкать в машину, — уточнил Олег. — Помочь хотел тебе, ясно? А ты мне по черепу заехал, подонок!

— Ну а где труп-то? Вы же вместе вывалились...

— Вместе... — неохотно подтвердил Олег. — Ну так ты же мне по черепу шарахнул! Я и отключился. А когда пришел в себя, никаких трупов там не было. Оттащили, наверное, в сторону...

— Не в Молодежный парк?

— Вот и еще одна причина вышибить тебе мозги, — заметил Олег. — Откуда ты про Молодежный парк узнал? Нет, Тыква мне только «спасибо» скажет, когда с охоты вернется.

— Не скажет. Потому что у меня тоже есть крутые знакомые. И один такой знакомый, — я не решился называть ДК прямым текстом, потому что Олег наверняка не впечатлялся бы, — забил с Тыквой «стрелку». Тыкве придется отстать от меня. Странно, что ты не в курсе... — заявил я и стал настороженно вслушиваться в темноту: угадал или нет?

Олег хихикнул.

— Если бы ты знал, с какими людьми у Тыквы сегодня «стрелка»...

Кажется, не угадал.

— А что до Молодежного парка — нет, вряд ли. Никто туда не поехал с Пушкинской, я точно помню. Бросили этого Мухина в какой-нибудь канаве. Хотя, знаешь, когда я за него взялся, чтобы запихнуть в машину, мне показалось... А, ладно. Что это тебя так этот покойник волнует?

— Да так... Ключик у него на шее висел. А ключик — от ячейки в камере хранения. А в ячейке — все его чемоданы. С алмазами, с тыквинскими бабками...

— Иди ты! — Олег шагнул ко мне, тараща изумленные глаза. Жадность только что сгубила еще одного человека, который считал себя крутым.

Крутым он оставался, пока я не двинул коленом ему в пах. Теперь он стал всмятку.

В темноте я не мог разглядеть выражения Олегова лица, но предполагаю, что ничего приятного на нем написано в эти секунды не было. Но лицо интересовало меня меньше всего. Больше всего меня интересовали его руки. Точнее — правая рука.

После моего мощного удара обе его руки, в том числе и правая с зажатым в ней пистолетом, инстинктивно метнулись к пораженному месту. Затем Олег спохватился и вскинул ствол, однако меня возле стены уже не было, я был чуть в стороне, готовый к исполнению коронного удара в грызло.

Чего я не учел, так это врожденной проворности Олега, не ушедшей даже после превращения его из человека крутого в человека всмятку. Олег мгновенным движением руки отправил пистолетное дуло вслед за мной, словно это была стрелка компаса, а я — север, и стрелка эта была обречена вечно целиться в меня. То есть это я был обречен.

Я снова дернулся, уходя от прицела, но Олег не ошибся и ткнул мне ствол едва не в самый нос. Перспектива всю ночь плясать вокруг Олега, как вокруг новогодней елочки, мне не улыбалась, поэтому я схватил Олегов пистолет и дернул его что было сил. А Олег в этот миг нажал на курок.

Мы оба вздрогнули, потому что в темноте не было видно пистолетного ствола, направленного черт знает куда, и Олег нажал на спуск скорее от злости, чем из тонкого расчета. А я так испугался этого выстрела, что с утроенной силой дернул пистолет к себе. И получил свое. То есть пистолет.

В принципе, Олег мог не расстраиваться, потому что у него еще был в кармане мухинский ствол. Но у него не было времени, чтобы его достать. Я все же врезал Олегу в грызло, и тот с грохотом повалился прямо в картонные коробки. Там он и остался.

Только тут я с удивлением почувствовал, что кулак мой, которым я врезал Олегу, — какой-то не такой. Что-то там есть лишнее. Я поднес его к лицу, и как-то мне нехорошо стало. Я подошел поближе к коробкам и присмотрелся — никто не шевелится? Нет, никто. Неудивительно — я ведь врезал Олегу тем самым кулаком, в котором у меня был отобранный у Олега пистолет. И, видимо, как-то так само собой получилось, что я не только треснул Олега в челюсть, но еще и...

Короче, был еще такой хлопок, прежде чем Олег упал в коробки. Неудивительно, что теперь там никто не шевелится.

Тут-то я и понял, что это такое, когда интуиция не только стучится назойливым дятлом в голове, но еще и вибрирует в пятках, под коленками, в заднице и еще везде, где только можно. Все во мне было сплошной интуицией, и все сливалось в один беззвучный крик: «Сваливать нужно!»

Уговаривать меня долго не пришлось, и я рванул из темного переулка так быстро, как только мог. И мчался я так с километр, прежде чем сообразил, что можно воспользоваться и другими способами передвижения. Я остановил такси и минут через пятнадцать уже протискивался внутрь «Золотой Антилопы». Фарид был на страже, однако мне он ничего сказать не посмел и даже глядел-то на меня с опаской.

Шумова нигде не было видно, и я подошел к стойке бара, чтобы навести справки у Карабаса. Тот кивнул мне:

— Зайди сюда...

Я не обратил тогда внимания на нездоровый блеск в его глазах, а когда обратил, то было уже поздно: я был за стойкой бара. Карабас стоял лицом ко мне, а в руке у него был зажат здоровенный разделочный нож.

— Ну, сволочь, готовься! — предупредил Карабас.

В таких ситуациях необходимо проявлять выдержку, самообладание и здравый смысл. Оказалось, что запасы всех трех необходимых качеств у меня были исчерпаны. Поэтому я двинул Карабасу в солнечное сплетение, отобрал тесак, а потом уже поинтересовался:

— К чему мне готовиться?

— Сволочь, — прохрипел Карабас, согнувшись в поясе и разглядывая пол. Возможно, он высматривал там тараканов. Все правильно, руководитель предприятия общественного питания обязан следить за санитарной чистотой своего заведения.