– Семидесятник пришел, плесни ему Гиннесса, как обычно.

Мордатый моргнул, всматриваясь в полутемный зал.

– Рано ему еще Гиннесса, иди спроси, может кофе, а то будешь потом платить.

– Ты рожу его видел? Чувака перекосило с похмелья, глаза пустые. Спорим на сотку, у него руки дрожат и он пива возьмет?

Бармен фыркнул, демонстративно подставил чашку под кофемашину и прислонил палец к кнопке.

– Беги, ставлю две сотки, что возьмет американо без молока.

Кирилл любил это место, считался завсегдатаем, здесь он распевался и отдыхал душой. К вокалу тянуло с детства. Пел куплеты на утренниках в саду. В армии отшагивал запевалой, вел роту в горку со строевой, стараясь не сбить дыхание. Обед, завтрак, ужин, туда и обратно, раз-два, левой. Да и где только не пел: на днях рождения, тусовках, походах: под гитару и без; пьяный, трезвый, усталый – голос не подводил и вроде как нравился окружающим.

Баритон сравнивали с Синатрой и Розенбаумом, наперебой рекомендовали развивать певческие навыки. Спустя много лет, когда появились первые приличные деньги, он брал частные уроки у известной оперной дивы, но вот дальше как-то не задалось. Однако поставленный голос остался, и управлять им было в кайф – а в этом клубе особенно, хозяева держали весьма приличную аппаратуру Evolution.

Они захаживали сюда с Катериной. Петь она не умела, но к музыке дышала неровно, влюблена была в шоу «Голос». И слушать его ей нравилось, это читалось в ее глазах. Нет, конечно, он был в курсе песенных тенденций и новинок, но искренне считал репертуар далеких семидесятых более выразительным с точки зрения текста и более мелодичным, если говорить о музыке. Он выходил с микрофоном в руках на невысокий подиум и аккуратно выводил своим баритоном:

Зал подпевал, нетрезвые девицы, подтанцовывая, подбирались к нему поближе, Катерина посылала ему воздушные поцелуи, и он видел в ее глазах ревность, которая ему нравилась.

Сейчас бы он спел, жаль не время.

Человека, с которым он договорился встретиться, все еше не было. Кирилл размышлял, что ему заказать: пива или американо – и не пришел к решению, разглядывал черные диски, развешанные по стенам. Они (диски) напоминали ему коллекцию отца: «Голубые гитары», «Веселые ребята», «Пламя» и «Песняры». Когда отец был не на службе, то ставил на кухне поочередно диск за диском, курил, шевелил губами, подпевая, и тянул пиво. Весной отец открывал окна в сад, яблони в белых цветах несли одуряющий аромат просыпающейся жизни, и мать, если не лежала в больнице, присоединялась к отцу. Такие моменты Кирилл любил больше всего. Сквозь раскрытое окно летела музыка, он, покачиваясь в гамаке, часами слушал хиты того времени; «Не умирай любовь», «Будет над землею снег кружиться белый», «Люди встречаются», «Идет солдат по городу». Каждое слово отпечаталось в памяти.

Да. Он был уверен, Катерина любит его в том числе и за голос. Вот только сорвалась и выгнала за месяц до росписи.

Кирилл заказал кружку пива, и кадыкастый официант заторопился в сторону бара, разливаясь улыбкой. Бармен за стойкой, нашептывая неприличное, с неохотой полез в карман.

Кирилл забил Катерине в WhatsApp несколько сообщений, полных любовных штампов. То, что ответов не поступало, его не тревожило: будет что представить в доказательство его обиженных чувств – вот слова любви и раскаянья, все зафиксировано. Но настроения не прибавилось. Он чувствовал себя вымотанным, точно прошел на марше с десяток-другой километров в полной экипировке с вещмешком и автоматом. Отречение от тела созревшей к свадьбе Катерины напрягало. Нет, наверное, правильнее сказать – бесило.

Энергия была на исходе, и он это чувствовал: голова чугунная, поташнивало и горела кожа в том месте, где он ссадил кулак.

Официант с угодливой улыбкой принес кружку с пенящимся напитком. Кирилл с удовольствием отхлебнул. Голове полегчало. Он смочил в пиве салфетку и приложил к ободранной костяшке: такие пустяки обычно за ночь заживали, как на собаке, а сейчас более суток не затягивается. Непорядок. Это он не сдержался. Нервы, нервы. И ведь далеко не мальчик и знает к чему приводит невоздержанность в алкоголе.

«Эх, Катя, Катенька, Катюша, изводишь меня, дорогуша, выкинула как щенка, не общаешься. Обидно, больно. И все равно лучше тебя в этом городе нет, – он промокнул костяшку сухой салфеткой. – Батарейка ты моя, энерджайзер. Пока только ты умеешь отдавать энергию, сладкую, как сироп. Отдать и восстановиться к утру. После тебя хочется жить, петь и любить. А после этих прошмандовок, – он с отвращением вернулся мыслями в неудачную ночь, – можно лишь преждевременно постареть. Ну, или подхватить триппер».

Блондинка, с которой он познакомился в пятницу в клубе и провел ночь в бестолковом сексе, не принесла вообще никакой энергии. Ощущение, что девица была под кайфом – а от такого рода наркоманок, как показала практика, пользы нет никакой. Пустышки они, в них отсутствует прана. Как он промахнулся с девкой? Вот и оскорбился, вспылил, вспомнилось разом все; чемодан у двери, чувство безнадеги будто потерял что-то родное. Ну и саданул от ярости в стену, растревожил постояльцев в соседнем номере.

С Катей все было иначе. Откуда она восполняла прану, он понятия не имел, но такой феномен встретил впервые и посчитал, что поймал птицу счастья за красочный хвост. И разрыв лишал его главного – неиссякаемого источника энергии. Он не мог позволить себе упустить такой дар. Тем более, что и жила невеста одна. Кирилл облизнул пену с губ и достал сигарету, заступников на горизонте не наблюдалось, родители – пенсия не за горами, даже не в счет. Вся была в его власти, да выскочила. Он зло крутанул колесико зажигалки и прикурил. С бара поднялся официант: курить в заведении не разрешалось. Кирилл махнул и побрел в сторону туалета, разгоняя дым свободной рукой.

«Верну Катерину, – возможно, он был чересчур мягок, надо дожать чуток, аккуратно продавить возникшее сопротивление. – Но без повреждений. Пока».

Он хорошо помнил, что случилось с Олесей, смуглой молдаванкой, привезенной в Москву из Одессы. Кирилл отдыхал там со случайными знакомыми. И на завтраке подошла она, ладная, пышная, сладкая, словно булочка с изюмом – Олеся. Эта девушка, как ему тогда показалось, обладала умением восполнять энергию – настоящий родник. Кирилл тогда чувствовал себя, почти как знаменитый Понсе де Леон, который вдруг нашел источник вечной молодости. В сущности, Кирилл влюбился – так он называл свое состояния эйфории после ритмичного восполнения праны. В Питере на первое время он снял для сладкой «Олеси» приличную квартиру: не любил посторонних в своем жилище, да и присмотреться хотелось.

Проблемы начались спустя полгода. К тому времени Олеся уже перебралась к нему, заняла половину шкафа-купе в спальне и выставила свою фотку на тумбочку. Как-то раз он не удержался и ударил ее. Был неправ, был пьян, да сволочью был, что говорить. Случайно, будто затмение нашло, почудилась в зеркале высокая тварь с длинными до пола руками, с лысой головой и омерзительным рядом клыков. Померещилось, тьфу, тьфу, тьфу.

Утром винил себя за проступок. Словил глюк, как он признался Олесе. Она не выходила из дому пару дней, пока не сошли синяки, он повинился, просил прощенья. Даже пообещал не пить, и она простила. В общем, стали жить душа в душу. Он читал ей стихи, водил на выставки, в рестораны и позволял шопиться по субботам. Наверно и она любила его, хотелось ему так думать. Во всяком случае, трезвого обожала. Он и сам себе нравился: обаятельный, молодой, энергичный.

Кирилл затянулся, выбросил сигарету в унитаз: надо завязывать с куревом, вчера заметил пятна налета на верхних зубах. Может, конечно, и от кофе, но все же… С этой мыслью вернулся за стол. Годзи все еще не было.

А в один из дней Олесе скрутило живот. Он подумал – ну, мало ли что съела, бывает. Вот Но-шпа, еще какие-то препараты. Когда во второй раз в припадке боли молдавская Булочка упала с дивана и не смогла подняться, он вызвал врача. Бригада «скорой» осмотрела и ничего не нашла. Рекомендовали не пить пива, исключить сладкое. Он накупил ворох таблеток и подумал, что обойдется. Но ситуация раздражала. Ему не хватало энергии, а в Булочке Олесе, словно нарушились процессы регенерации праны: она ослабела. Секс ее раздражал, целоваться она не желала, а именно через поцелуи, Кирилл и забирал основной жизненный сок. Слабел в результате и он. К тому времени он привык расплескивать энергию непомерно: на работе – для денег, на фитнесе – для поддержки тела в тонусе; в караоке – страсти надо удовлетворять, иначе какой смысл жить. В общем, тратил больше, чем получал. Олесе становилось все хуже, и дело дошло до госпитализации.