— Господин Джонс, я своим приказом освобождаю вас от должности командующего авангардом, а также от звания вице-адмирала Российской Империи! — каждое слово давалось Птолемею с трудом, словно он выплевывал острые осколки. Ему хотелось разразиться проклятиями, припечатать нахала самыми грязными ругательствами, которые только знал. Но нет, это было бы слишком мелко, недостойно первого министра. Птолемей должен быть выше этого. Он просто избавится от строптивца, вышвырнет его прочь, как надоевшую игрушку. — Вы должны сдать свои знаки отличия и немедленно покинуть расположение союзной эскадры. Вы больше не часть нашего славного воинства. Вы — никто. Убирайтесь с глаз моих…
…Илайя горько усмехнулся, отключил связь, но не стал переживать и лить слезы, а сразу повел свой корабль по направлению к стоящей в стороне от общего построения — 34-ой «резервной» дивизии. В голове американца уже созрел дерзкий план. Он знал, что экипажи 34-ой в ярости от несправедливого решения Птолемея. Что многие из них мечтают о мести. И Джонс собирался обратить это в свою пользу…
Командный состав и экипажи упомянутого подразделения уже были в курсе того, что их дивизия расформирована, более того, их товарищи понесут суровое и незаслуженное наказание по приказу первого министра. Все космоморяки и штурмовые группы данной дивизии, от канонира до каперанга, были шокированы такой несправедливостью и жаждали мщения. В их душах клокотала обида, смешанная с яростью. Как он посмел, этот надменный ублюдок, так с ними обойтись, проливавшими за него кровь? Да за такое и бунт можно поднять, тем более теперь, когда терять уже нечего!
Джонс на «Юте» прибыл к координатам, где в одиночестве располагались корабли 34-ой, собрал старших офицеров у себя и произнес следующее:
— Теперь я такой же изгой, как и вы, — в голосе Илайи звучала неприкрытая горечь. Он обвел взглядом собравшихся в рубке флагмана офицеров, встретился глазами с каждым. В их лицах он видел отражение собственных чувств — гнев, разочарование, жажду справедливости. Это придало ему сил. — Вы храбрые космоморяки и не заслужили такого унижения, как лишение наград и расформирования. Как командующий авангарда и адмирал я до конца пытался защитить вас, ваши жизни, вашу честь, перед первым министром… — Американцу сейчас важно было заручиться безоговорочной поддержкой этих людей. Заставить их поверить, что только он, Илайя Джонс, истинный защитник их интересов. — Однако глупость, эгоизм и мстительность данного человека не имеют границ. Птолемей окончательно слетел с катушек. Он ведет наш флот к гибели, а Империю — к краху. И теперь мы с вами объявлены вне закона лишь за то, что посмели усомниться в его так называемом «гении»!
— Что лично вы намерены предпринять, вице-адмирал? — спросили его офицеры. В их глазах вспыхнул огонек надежды. Именно сейчас они увидели в Джонсе своего единственного заступника, того, кто может вывести их из немилости и вернуть доброе имя. — Мы пойдем за вами, куда бы вы ни повели! Только дайте нам шанс и подскажите, как смыть позор и отомстить за оскорбления!
— То, что я знаю точно, так это то, что в эту трудную минуту мы должны быть вместе, — уверенным голосом ответил Илайя. Он расправил плечи и обвел решительным взглядом притихших офицеров. — Вашему подразделению хватает храбрости, но не хватает командующего… Что ж, он у вас появился… Если вы согласны, то я обещаю вам, что ни один из вас не предстанет перед Военным Трибуналом и не лишится своих наград и званий. Мы по-прежнему будем честно служить Российской Империи и нашему государю-императору… Но точно будем делать это не под руководством этого никчемного первого министра.
Повисла тишина. Офицеры переглядывались, обдумывая услышанное. Наконец, один из них, коренастый седовласый капитан с изрытым шрамами лицом, шагнул вперед. — Мы с вами, адмирал Джонс! — решительно произнес он. — До победного конца! Птолемей еще пожалеет, что связался с 34-ой дивизией!
Остальные дружно загудели, выражая одобрение. Их лица посветлели, а в глазах вспыхнула решимость. Они снова обрели цель, смысл сражаться дальше. Пусть теперь они вне закона — зато с боевым, опытным командиром, который не предаст и не бросит их на произвол судьбы. Вместе они преподадут зарвавшемуся тирану урок, который тот не забудет до конца своих дней!
Илайя улыбнулся, чувствуя, как его охватывает мрачное торжество. Птолемей думал, что избавился от назойливого критика в его лице, но на самом деле лишь обрел смертельного врага…
— Мы согласны, вице-адмирал. Экипажи дивизии пойдут за вами! — голоса офицеров сливались в единый хор, полный решимости и жажды мести. В их глазах пылал огонь праведного гнева, руки сжимались в кулаки, готовые крушить врагов. — Только прикажите, и мы сейчас же атакуем «Агамемнон» этого негодяя Птолемея и разнесем его в клочья! Мы покажем этому трусу и предателю, что значит оскорблять честь доблестных космоморяков! Пусть пожалеет о своем приказе…
Джонс окинул собравшихся внимательным взглядом. Он видел их ярость, их жажду немедленной расправы. И понимал, как заманчиво было бы поддаться этим чувствам, ринуться в бой, невзирая на последствия. Отомстить и поквитаться, но разум подсказывал, что это была бы роковая ошибка. Нельзя было действовать сгоряча, поддаваться эмоциям. Сейчас требовалась холодная голова и трезвый расчет.
— Нет, я не отдам вам такого приказа, — подумав, сказал Джонс. Он видел, как на лицах офицеров отразилось недоумение, как в глазах некоторых промелькнула тень разочарования. Но он знал, что должен быть непреклонен. Ради их и своего блага. — Подобным нападением мы запятнаем нашу честь и настроим против себя большинство адмиралов и офицеров сил Коалиции. Да, Птолемей — мерзавец и трус, он оскорбил нас самым подлым образом. Но если мы нападем на него сейчас, без объявления войны, исподтишка, мы ничем не будем лучше его самого. После подобного нападения мы точно станем преступниками в глазах всех колонистов Империи. Они не будут разбираться, кто прав, кто виноват — они увидят лишь бунт против законной власти, которую в данный момент Птолемей олицетворяет. И тогда нам уже не оправдаться, не отмыться от клейма предателей.
Джонс сделал паузу, обводя притихших офицеров твердым взглядом. Он видел, как на их лицах отражается мучительная работа мысли, как они борются с собой, пытаясь осознать сказанное. И понимал, как непросто им далось принять эту горькую истину.
— Сейчас у нас с вами, джентльмены, статус мучеников и храбрецов, что до последнего сражались и умирали, и которых незаслуженно обидели… — продолжил Джонс, вкладывая в слова всю силу своего красноречия. — Мы — жертвы произвола, и весь флот это знает. Знает и сочувствует нам, пусть и молча, не решаясь пока открыто выступить против Птолемея. Давайте же оставаться в этом статусе и дальше, и тогда вы увидите, как к нам потянутся другие отверженные и униженные этой преступной властью… В наших руках мощнейшее оружие — правда. И мы должны воспользоваться им разумно, в нужный момент. Выждать, собрать силы, а уж потом нанести удар. Удар, который сокрушит Птолемея раз и навсегда!
По рядам офицеров пронесся одобрительный гул. Лица их просветлели, глаза загорелись новым огнем — огнем надежды и предвкушения. Капитаны понимали, что американец прав. Что только хладнокровие и расчет могут привести их к победе. И были готовы последовать за своим новым командиром, куда бы он ни повел.
В итоге вице-адмирал Джонс, как новый командующий 34-ой «резервной» дивизией, приказал ее кораблям сняться с места и немедленно покинуть расположение флота Птолемея. Он понимал, что сейчас главное — оторваться от основных сил, уйти в подпространство прежде, чем первый министр опомнится и попытается их остановить. А дальше — дальше можно будет спокойно обдумать дальнейшие шаги, выработать план действий. Главное — выиграть время…
Первый министр хотел было отдать приказ задержать корабли отступников, но неожиданно понял, что никто в его флоте не захочет этого сделать. Он с ужасом осознал, что остался один. Что все его адмиралы и капитаны если не открыто саботируют его приказы, то уж точно не горят желанием их выполнять. По итогу никто не двинулся с места, никто даже не попытался преградить путь уходящим кораблям. Птолемей был вынужден, скрипя зубами, наблюдать, как крейсеры и линкоры 34-ой исчезают с экранов радаров, уходя в темноту космоса. Унося с собой тех, кто мог бы стать его самой надежной опорой — если бы не его собственная глупость и самонадеянность…
