Карл Карлович натянуто улыбнулся, надеясь, что собеседник примет его предложение. Ему нужно было любой ценой оторваться от тихоокеанцев и добраться до Суража прежде, чем Шереметев перейдет от слов к делу. Однако граф, похоже, не собирался облегчать ему задачу.
— К моему глубокому сожалению, я не могу пропустить тебя к «Суражу», — печально ответил на это адмирал Шереметев, сбрасывая маску дружелюбия. Его лицо стало жестким, непреклонным. — У меня приказ первого министра задержать твои корабли, арестовать тебя и изъять то, что тебе не принадлежит…
Последние слова прозвучали зловеще, повисли в эфире, как приговор. В рубке флагмана балтийцев воцарилась гробовая тишина. Офицеры переглянулись, в их глазах читалась растерянность. Неужели Шереметев тоже знает о завещании?
Юзефович почувствовал, как к горлу подкатил комок. Вот оно, начинается. Схватка, которой он так долго пытался избежать. Но отступать некуда. Он заставил себя рассмеяться, вложив в этот смех всю свою браваду и напускную уверенность.
— Вот это да! — самоуверенно воскликнул Карл Карлович, глядя на Шереметева с насмешливым прищуром. — С какого времени ты стал послушно исполнять приказы, приходящие из столицы? Помню, раньше ты вел себя куда более самостоятельно, преследуя лишь свои личные интересы. Видимо, времена изменились⁈
Юзефович картинно развел руками, будто удивляясь неожиданной покладистости старого противника. В его голосе зазвучали ехидные нотки:
— Да и вообще, кто сейчас для тебя является премьер-министром — Юлиан Шепотьев, которого назначил диктатор Самсонов, или Птолемей Граус, который в данное время контролирует Новую Москву-3? Уж не решил ли ты, что Граус вскоре победит в этой гражданской войне?
Лицо Шереметева потемнело. Его щеки пошли красными пятнами гнева. Упоминание Юзефовичем политической неразберихи в Российской Империи и сомнительного статуса Птолемея задело графа за живое.
— Не пытайся играть со мной, Карлуша, — процедил Шереметев сквозь зубы, назвав Юзефовича так, как называл его в Академии. — И тем более не пытайся принизить вес моей семьи, я этого не потерплю… Как адмирал и командующий я служу, прежде всего, Российской Империи… Честно служу, надо отметить, а кто в данный момент является премьер-министром этого государства — не так важно. Я верен стране, а не конкретным личностям.
Последняя фраза прозвучала с нажимом, веско, словно граф вкладывал в нее какой-то особый смысл. Карл Карлович почувствовал раздражение. Честно служит, как же! Можно подумать, клан Шереметевых когда-то думал об интересах Империи, а не о своей выгоде. Он не сдержал язвительной усмешки:
— Забавно слышать подобные речи, — хмыкнул Юзефович. — Никогда бы не подумал, зная тебя и твоих многочисленных родственничков, сыновей и племянников, которых ты, пользуясь случаем, распихал на все командные должности в своем же космофлоте, что вы честно служите Империи.
Пуля попала в цель. Шереметев дернулся, словно от пощечины, но Карл Карлович не дал ему возможности ответить. Он вскинул руку в примирительном жесте и произнес миролюбиво:
— Ну да ладно, оставим ненужные колкости на потом, пусть дела каждого останутся на совести каждого. Итак, тебе был отдан приказ меня задержать?
Юзефович старался увести разговор от опасной темы, заставить Шереметева переключиться на формальную сторону вопроса. Возможно, удастся потянуть время, запутать графлота, поставить под сомнение правомерность действий Птолемея. Главное — не дать ему возможности действовать решительно. Но Глеб Александрович, похоже, устал от словесной дуэли. Его глаза сузились, губы сжались в тонкую линию.
— Я уже это сказал, — процедил граф Шереметев, явно теряя терпение из-за усмешек своего оппонента. — И повторяю еще раз, не касайся моей семьи! Довольно болтовни. Сдавайся, или я открою огонь.
Последняя фраза прозвучала как ультиматум. В голосе Шереметева звенела сталь. Его лицо являло собой маску непреклонности и решимости. Юзефович стиснул зубы. Похоже, переговоры зашли в тупик. Как ни хитри, а столкновения не избежать.
— И каким же образом ты собираешься это сделать? Я имею в виду — остановить меня, — издевательски спросил Карл Карлович, скрестив руки на груди и глядя на Шереметева с вызовом. В его глазах плясали озорные искорки, губы кривились в насмешливой ухмылке. Он явно не воспринимал угрозы графа всерьез. — Неужели, при помощи этих двух жалких дивизий, стоящих за твоим флагманским кораблем?
Юзефович небрежным жестом указал на тактическую карту, где светились отметки кораблей «тихоокеанцев». Да, сил у Шереметева было явно недостаточно, чтобы тягаться с его грозной балтийской эскадрой. И граф, судя по всему, прекрасно это понимал. Шереметев поморщился. Самоуверенность Юзефовича раздражала его до глубины души. Как же хотелось стереть эту ухмылку с лица старого недруга, поставить его на место.
— Мне не хотелось бы конфронтации между нами, господин Юзефович, — ответил ему Глеб Александрович, стараясь говорить спокойно и рассудительно. В его голосе звучали примирительные нотки, словно он обращался к капризному ребенку. — Но пойми правильно, я не могу проигнорировать приказ первого министра. Как адмирал, я обязан следовать субординации и подчиняться вышестоящему руководству, кем бы оно ни было в данный момент. Уверен, ты и сам поступил бы так же на моем месте.
Шереметев смотрел на Юзефовича пристально, пытаясь уловить малейшие изменения в выражении его лица. Карл Карлович лишь рассмеялся в ответ — громко, издевательски, будто услышал невероятно смешную шутку.
— Ты не желаешь конфронтации только потому, что в данный момент у тебя меньше боевых вымпелов, чем у меня, а твои экипажи в отличие от моих еще ни разу за начало кампании против «янки» не участвовали в настоящих сражениях? — насмешливо произнес Карл Карлович, сверля Шереметева взглядом. — Признайся, что я прав.
Он картинно развел руками, словно предлагая графу сдаться и покаяться в собственной нерешительности. На его лице читалось откровенное превосходство, уверенность в неоспоримости своих доводов. Шереметев почувствовал, как внутри него закипает ярость. Но граф вовремя взял себя в руки. Нельзя показывать слабость, нельзя идти на поводу у эмоций. Сейчас важна холодная голова и трезвый расчет. И потому он лишь слегка поклонился, скрывая истинные чувства за маской почтительности.
— Оба этих аргумента весьма весомы, — ответил Глеб Александрович, пряча свои истинные эмоции и планы от взора своего оппонента, смотрящего на него через экран. Его голос звучал ровно, почти безразлично, словно речь шла о чем-то малозначительном. — Не стану отрицать, что численный перевес сейчас на вашей стороне, адмирал. Как и боевой опыт, полученный в сражениях с американцами. Однако не спешите недооценивать тихоокеанцев…
— Тогда, может быть, и не нужно так ревностно стараться исполнять столь глупые приказы Птолемея Грауса? — продолжал Юзефович, чувствуя, что продавливает Шереметева. Он подался вперед, пристально глядя на собеседника, словно стараясь загипнотизировать его своей волей. — Мне лично нечего с тобой делить, все, что я хочу — это прыгнуть сквозь звездную систему и оказаться в расположении своего космофлота. Скажу более того, я сделаю это в любом случае, хочешь ты этого или нет. Думаю, что ты прекрасно это понимаешь…
Последние слова прозвучали тихо, почти ласково, но в них явственно слышалась угроза. Юзефович давал понять, что не остановится ни перед чем в достижении своей цели. И если Шереметев встанет у него на пути — что ж, тем хуже для Шереметева.
Повисла напряженная пауза. Два адмирала буравили друг друга взглядами через экраны, словно пытаясь прочесть мысли противника. В воздухе потрескивало электричеством, казалось, еще немного — и вспыхнет настоящая битва. Офицеры на мостике затаили дыхание, ожидая, чем закончится этот поединок воль.
И наконец граф Шереметев дрогнул. Плечи его поникли, на лице проступила усталость и обреченность. Он понял, а вернее сделал вид, что проиграл эту партию.
