Команда корабля резко сорвалась с мест и исчезла во внутренних помещениях. Все, кроме робота и врача. Она медленно и показательно спустила ноги с подлокотника кресла, неспешно потянулась, грациозно выгибая спину, поднялась, и, виляя бёдрами, подошла ко мне. Параллельно с этим рука её скользнула под полу халатика, к подвязке, и вынырнула обратно с одноразовым инъектором в руках.

Врач подошла ко мне вплотную и взглянула в глаза. Сейчас, когда она оказалась так близко, я смог разглядеть, что радужка в глазах у неё не круглая, как у всех, а в форме четырёхлистного клевера, да ещё и красная. Помимо этого, по её губам, и по верхней, и по нижней, будто продолжая линию носа, тянулась толстая красная линия, ярко выделяющаяся на фоне бледных, почти белых, губ. Словно кто-то окунул палец в кровь, а потом провёл им точно по средней линии обеих губ.

Что-то зашевелилось в моей памяти, что-то связанное с подобной внешностью, которую я уже где-то видел, или читал о ней, или…

Додумать я не успел — врач поднесла к моей руке иглу инъектора и я едва успел сдержаться, потому как рука на автомате дёрнулась на перехват.

Пиявка заметила движение и усмехнулась:

— Что ты такой дёрганый? Я не больно. Как гобарик укусит.

— Все вы так говорите, — усмехнулся я, заставляя себя опустить руку. — А потом вены насквозь прокалываете так, что гематомы две недели сходят.

— А я не буду колоть в вену, — невинно ответила Пиявка и коротким движением, без замаха, вкатила инъектор мне в плечо. — Я буду колоть куда придётся.

Инъектор щёлкнул, впрыскивая в кровь какое-то зелье производства Пиявки, но я ничего не почувствовал — наверное, ещё действовали предыдущие стимуляторы.

— Двадцать девять, — Пиявка развернулась к капитану, помахивая пустым инъектором. — Я умница?

— Сгинь! — коротко бросил капитан и перевёл взгляд на меня. — Идём. Жи.

Робот коротко звякнул-брякнул, подтверждая, что он всё слышит и готов двигаться.

Капитан вышел из рубки первым, он будто вёл меня по коридорам корабля, хотя на самом деле я сам мог ему провести экскурсию по его кораблю и даже показать парочку мест, о существовании которых он, скорее всего, даже не подозревал.

Пройдя два поворота и три переборки, мы добрались до главного шлюза. Капитан открыл гермодверь, и мы принялись вытаскивать оттуда всё, что не хотелось бы, чтобы унесло в космос, когда мы будем производить взрывную декомпрессию, имитируя неполадки на борту.

А лежало там много чего… Там в шкафах стояло несколько скафандров для команды, там лежали какие-то ящики с армейскими маркировками, там стояла кадка с пустотной пальмой, что-то ещё…

Но главное — там лежал мой собственный скафандр, хорошо заметный благодаря яркому цвету. И на нем даже оставалось моё оборудование, что не могло не радовать. Всё же не зря я потратил в своё время часы на подгонку и крепёж снаряжения, если даже после столкновения с кораблём не потерял его.

Завидев скафандр, я отказался работать грузчиком и принялся цеплять на себя оборудование, нужное для миссии. Прямо поверх рабочей одежды, отпинав скафандр за гермодверь. Батарею на пояс сзади, маневровые двигатели по бокам от батареи (пользоваться ими я не собирался — слишком заметно, — но они просто не отсоединялись от неё, по крайней мере, не отсоединялись быстро), резак под правую руку, захват, совмещённый с метателем тросов под левую, магнитные мины на всякий случай на пояс. Все это вместе весило прилично, поэтому, немного подумав, я отсоединил раздатчик мин и окликнул робота:

— Эй… Как там… Жи, да? Возьми это и убери куда-нибудь, откуда потом это будет несложно достать.

То ли варево Мокрицы начало действовать, то ли я привык уже к тому, что рядом со мной находится двухметровая разумная машина весом в полтонны, но никаких опасений у меня он больше не вызывал. Я даже не боялся того, что робот как-то неправильно поймёт мои слова, воспримет их как агрессию, как указание какое-то… У роботов нет чувств и такая вещь как эмоции им неведома, искусственный интеллект воспринимает то, ЧТО ты сказал, а не додумывает сам себе, КАК ты это сказал.

Поэтому Жи донёс до места ящик, который был в этот момент в его манипуляторах, а потом вернулся и взял у меня раздатчик мин. Взял характерным для робота движением — дёрганым и резким, так что я даже покачнулся и вынужден был опереться рукой о его стальной корпус.

— Упс, пошатывает что-то, — пробормотал я, снова принимая вертикальное положение. — Наверное, навесил на себя слишком много.

— При разгерметизации шлюза система искусственной гравитации в нем так же будет отключена, — ровным голосом ответил мне Жи. — Поэтому вес не будет иметь значения.

— Действительно, как я мог забыть?.. — усмехнулся я, подтягивая на себе последние ремешки.

Вернулись Кори и Джакс, каждый с тем, за чем их послали. Большой баллон дыхательной смеси, которой мне хватит минут на тридцать, никак не меньше (я проверил заправку) с полнолицевой маской и даже не фольга — а целая фольгированная накидка, вроде той, что используют при тушении пожаров в отсеках! Собственно, не удивлюсь, если она именно из пожарного ящика её и достала. Это вообще отлично, потому что если бы пришлось обходиться просто комком теплоизолирующей фольги, то пришлось бы в конечной точке маршрута её рвать, приводя к нулю давление.

— Гениально! — коротко высказался капитан, осматривая накидку. — Скидывай все.

Пришлось скидывать снаряжение на пол, надевать накидку с капюшоном (Кори и Джакс параллельно заматывали рукава и штанины скотчем) и снова натягивать снаряжение поверх.

Наконец через пять минут всё было готово и Джаки с Кори вышли из шлюзового отсека, оставив там нас троих.

— Жи, остаёшься тут. Разгерметизируешь отсек, через пять минут по обшивке добираешься до кормового люка. Там тебя будут ждать.

— Принято, — звякнул робот. — Человек, ты готов?

— Человек, человек… — вздохнул капитан. — Как тебя зовут хоть, врекер?

— Пока что не сильно важно, — покачал я головой. — Вот если через час мы всё ещё будем живы, тогда и познакомимся.

— Разумно, — капитан кивнул и вышел из шлюза. — Удачи.

Пока лязгали запоры на внутренней гермодвери, я подошёл к внешней и посмотрел через иллюминатор наружу. Корабль Администрации висел прямо идеально напротив. И захочешь — не промахнёшься.

А я и не хотел.

— Человек, ты готов? — снова спросил робот, стоящий возле щитка аварийной разгерметизации.

Я, помня как выламывает гермодвери отсеков при этой процедуре, отошёл подальше от внешней двери, встал ровно посередине шлюза, чтобы быть максимально далеко от всего, что мы могли забыть вынести, и кивнул:

— Готов.

И робот ударил по кнопке, защищённой двойным стеклом, разбивая его вдребезги.

Я много раз переживал взрывную декомпрессию, ведь далеко не всегда на кораблях, на которые наши кураторы тыкали пальцами, были рады нас видеть. Можно даже сказать: там никогда не были рады нам. Поэтому практически всегда проникновение сопровождалось наклеиванием взрывчатки и приличным взрывом. И, как следствие, взрывной декомпрессией, которая выносила из корпуса всё, что не привязано и не прикручено.

Я настолько часто переживал взрывную декомпрессию, что уже позже, в рядах «Линкс», ни разу не допустил её при распиле очередного корабля. Каждый раз, когда моя рука с резаком поднималась, чтобы сделать разрез, в голове срабатывала тревожная лампочка, велящая проверить давление в смежном отсеке. Очень полезный навык для врекера! Особенно если учесть, сколько моих коллег закончило свой путь в печи.

Но я ни разу не переживал взрывную декомпрессию изнутри…

Поэтому, когда робот грохнул по кнопке, разбивая защитное стекло, и сработали пиропатроны, вырывая из креплений гермодвери, я мог лишь гадать, что меня ждёт.

А ждало меня не самое приятное ощущение. Меня будто положили в огромную рогатку и выстрелили мной в черноту космоса!