Когда стемнело, я надел кожаный колет, на который наложил защитные заклятия, как когда-то на куртку Френа, взял меч и кинжал – свою любимую Гадюку – и кликнул с собой лже-Лиама.

В таверне «Старый боец» собралось человек двадцать гвардейцев, но это меня не смущало. Прежде чем войти, я снял перчатки и заткнул за пояс. Поднял руку в призывном жесте, собирая энергию. Ощутимый холод вокруг меня заставил выходящих из таверны зябко поежиться. Несколько морганий я настраивал руки: магическая сила, текущая по серебряной проволоке, всегда приходила с запозданием. Сила прежняя, скорость – иная. Наконец черные жала высунулись из пальцев, удлинились, стали походить на змей, потом сплелись в единый жгут, свернулись, и я зажал их в правой ладони, в левой держа обнаженный кинжал.

Войдя, я двинулся меж столами. Таверна была полна, все столики заняты. Гости орали наперебой, чокались, звали служанок, те едва успевали наполнять кружки. Я обошел пару столов и остановился. Передо мной был Саин – рыжеволосый, губастый, с нагловатой улыбкой до ушей.

– Здравствуй, Саин, как поживаешь. – Мой голос звучал почти приветливо.

– Хорошо поживаю, отлично даже… – хохотнул тот. – А ты кто?

– Кенрик Магик, принц Ниена.

В следующий миг черный жгут вылетел из моей ладони и хлестнул Саина по рукам, срезав все пальцы: на левой руке до основания, а на правой – вместе с частью ладони. Брызнула струями кровь, пальцы раскатились по столу, будто кто-то рассыпал блюдо с сосисками и пролил вино. Гвардеец разинул рот в беззвучно крике – это я запечатал безмолвием его рот. Кажется, немногие поняли, что происходит. Говор в таверне не стих, служанки по-прежнему сновали взад и вперед, хозяин за стойкой о чем-то спорил с немолодым гвардейцем в изношенной грязной крутке и таких же драных штанах.

– Проклятие! – Сидевший рядом с Саином гвардеец вскочил и выдернул из ножен меч.

Его выпад я парировал кинжалом, а черной плетью захватил горло и слегка придушил, потом сдернул жгут. Парень схватился за горло, задыхаясь, на коже остался след, как от ожога. Я не стал его добивать – он был не из преступной троицы, хотя наверняка мерзавец. Я оттолкнул его к стене и очутился рядом с Жилем. Тут я не стал мелочиться и срезал ему уже не только пальцы, но и руки – по локти. Двое его товарищей вскочили, один схватился за кинжал, рассудив, что в этой драке короткий клинок сподручнее.

– Не подходить! – заорал я. Потому добавил тише: – Мне нужен третий. И это не вы двое. Потом я уйду. Будете мешать – умрете.

И тут я понял, что кто-то нанес мне в спину магический удар. Колет с заговоренным покрытием спас мне жизнь, но я ощутил, как холодом окатило шею и лопатки. Я оглянулся и увидел, как распадается Лиам – миракль, в которого я день за днем закачивал свою энергию, принял на себя основную часть удара. Его распылило белым туманом – но в воздухе еще висел абрис его тела, и капли мнимой крови разлетались во все стороны, вспыхивали синими огоньками и гасли. Магик, что пытался меня остановить, вновь вскинул руку, собирая энергию, я ощутил, как вокруг леденеет воздух, но я не дал ему возможности ударить – хлестнул своей плетью первым – наискось через грудь и руки, вспарывая одежду и плоть. Удар не убил его, но изувечил, он рухнул на пол, спешно пытаясь закрыть ладонями рану от правого плеча до левого бока, не в силах встать, нелепо суча ногами. Но он не успел перенастроить ладони на лекарский манер, и лишь разрывал глубже и глубже собственное тело. Обычная ошибка новичка.

Жерар, сообразивший наконец, что происходит, кинулся к двери. Он был пьян, но еще крепко стоял на ногах. Я не стал его преследовать, обратил жгуты в острейший клинок и срезал ему ноги по самые колени. Пока он корчился на полу, я подошел к нему, пинком перевернул обрубок тела и сжег гениталии, потом – сжег лицо. Ни губ, ни носа, ни глаз, ничего не осталось, – глаза вытекли. После чего спалил последки черной магии, что остались от моей расправы. Собутыльники троих «героев» сидели, не шевелясь, стремительно трезвея. В таверне повисла мертвая тишина. Лишь кто-то громко икал, не в силах справиться с желудком.

– Я закончил! – объявил, глядя на корчащегося на полу и хрипящего от боли Жерара.

Парень оказался крепким – другой бы на его месте потерял сознание или попросту издох. А этот еще шевелился.

Потом я вернулся к магику. Это был совсем молодой парень, еще не мастер, скорее, подмастерье. Он научился собирать огромные заряды энергии и швырять их наподобие копья. Но и только. Даже рану на себе он закрыть не сумел и лишь разворотил до самых ребер. Я перенастроил ладони с черной магии на лечебную, и одним движением затянул ему порез на груди. Хотя лекарь из меня так себе, но поверхностные раны я неплохо умел заживлять. Потрясенный, мальчишка не смог встать – так и остался лежать в луже собственной крови и мочи. Я переступил через него и направился к себе в гостиницу. Я не сомневался, что Король-капитан Гармы завтра потребует меня к себе. А также я был уверен, что именно этот венценосный мерзавец лично приказал своим псам надругаться над Ларой. И наверняка он будет все отрицать. Расправиться с ним с помощью магии я не мог. То есть мог, но понимал, что это смертельно осложнит отношения между Гармой и Ниеном. Одно дело – обрезать руки, ноги или яйца гвардейцам, а другое дело – Королю-капитану, которого жители Гармы, прошедшие ценз, выбирают раз в четыре года. Я был уверен, что скандал может даже понравиться жителям Гармы и дать Гратину лишние голоса, но может и обнулить его шансы. Это как пойдет.

Этим вечером я потерял Лиама в третий раз. В первый раз он чуть не умер после ссоры с Эдуардом в трактире Виена, но я вернул ему жизнь, отдав часть своих сил. Потом его убили в Златограде по приказу императора Игера и магистра Брина, и я так до сих пор и не узнал, кто нанес Лиаму смертельный удар мечом. И вот теперь распался созданный мною миракль. Мой фантом поначалу мало походил на настоящего Лиама, но я старался сохранить в нем все, то помнил о любимом братишке, которого считал своей тенью и близнецом, своей лучшей половиной. Теперь не осталось даже призрака, только память о том, что вымышленный Лиам – снова – спас мне жизнь.

Я сидел за столом в нижней зале гостиницы, передо мной стоял кувшин с самым крепким виенским вином, я пил бокал за бокалом, но не пьянел.

На рассвете, пробудившись и с трудом разлепив глаза, я увидел в своей комнате незнакомого толстяка в огромном, сползающем набок берете, украшенном ворохом страусовых перьев. Алый бархатный колет был ему явно мал – несколько позолоченных пуговиц на животе пришлось расстегнуть, и наружу торчала не только белоснежная батистовая рубашка, но из-под рубашки выглядывал живот, похожий на солидный арбуз, поросший черным волосом. Поначалу я решил, что этот человек намерен вселиться в нашу с Френом каморку, поскольку мы должны были через час-другой съехать, а расчетливый хозяин не желал, чтобы комнатушка пустовала. Потом я увидел позолоченный посох в правой руке гостя и понял, что это какой-то служитель из королевского дворца Гармы. Ага, Король-капитан все же хочет со мной говорить. Я был уверен, что Король меня не тронет – по той же самой причине, по какой я не мог уничтожить его.

– Генрик Магик, Король-капитан Гармы Гратин повелевает тебе следовать во дворец по важному делу, – сообщил толстяк хорошо поставленным баритоном.

– Вообще-то, милейший, я собирался в полдень покинуть Гарму, – сказал я, понимая, что уже никуда сегодня не еду.

– Король-капитан Гратин отдал приказ не выпускать вас за городские ворота без его всемилостивейшего разрешения, – тут же обрадовал меня посланец двора.

– А кто ты такой вообще? Ты даже не представился.

Мой дерзкий тон и обращение «на ты» явно смутили посланца. Но при всем при том он сообразил, что нарушил этикет и посему как можно торжественнее провозгласил: