Я выложил монеты, сколько было затребовано.

– Начнем с Лары, – в тоне Орлиного глаза чувствовалась солидность. – Она появилась в Гарме два месяца назад и сразу вскружила голову Королю-капитану – дерзкая, непокорная, даже агрессивная – он любит таких. Однако торжество ее длилось недолго. Она явно претендовала не на место фаворитки, а на положение законной супруги. Но тут у правителя Гармы составлены были иные планы. В этом году истекает его срок, скоро выборы, и свое положение он планировал усилить выгодной партией – деньги, союзы, любовь толпы – ничего этого дочь неродовитого знаменосца, пускай даже вдова одного из принцев Ниена, дать ему не могла. К тому же шептались о ее сомнительном романе с братом покойного мужа. Нет, такая супруга не для Короля-капитана. Об этом сначала судачили в тавернах, потом заговорили, не стесняясь. Вчера во дворце вечер закончился скандалом, Лара сказала что-то резкое и колкое королю на людях, король Гратин попытался ее ударить, она отбила его удар предплечьем. Физической силой они оказались почти равны. Это было особенно унизительно. Он обозвал ее, она в ярости покинула дворец.

– Как обозвал? – зачем-то уточнил я.

– Шлюхой. И еще бросил вдогонку потом пару слов… Повторить?

– Не надо. – Я и так знал, что мог крикнуть этот жалкий тип: про нашу с Ларой связь и нашего нерожденного ребенка. – А сегодня?

– Сегодня стало известно, что король добивается помолвки с племянницей короля Флореллы. Ей семнадцать, за ней дадут небольшое приданое. Но не это главное. Главное, что Гарма и Флорелла заключат торговый союз. Это даст сотни тысяч серебряных флоринов прибыли нашим торговым домам. Торговый дом Братьев Латуров готов выделить королю беспроцентную ссуду на пять лет в 100 тысяч флоринов.

– Лара знает об этом?

– Точно знает. У нее есть осведомители во дворце. Сегодня вечером на приеме король представит портрет своей юной нареченной.

«Сегодня вечером»… Я подумал, что должен быть во дворце – меня как принца Ниена наверняка пропустят. А нет – я все равно сумею пройти как магик, для которого двери и королевская стража не помеха. Но потом вспомнил холодный взгляд Лары, задернутые занавески лектики и передумал.

Я поднялся.

– Еще два вопроса. Первый: где остановилась Лара?

– В Доме с совами – это небольшой особняк, принадлежащий ее отцу.

– И второй. Во сколько начнется прием?

– В первый ночной час.

«То есть в семь часов вечера», – перевел я время на привычный мне отсчет Механического Мастера.

– Вообще-то за такие ответы тоже надо платить, – Орлиный глаз, как почти все в Гарме, обладал деловой хваткой. – Но буду считать это бонусом за сдвоенный вопрос.

Я вернулся к себе в гостиницу. У меня был неплохой номер на втором этаже, довольно просторный и чистый с двуспальной кроватью, стираными простынями и даже неким подобием балдахина. Я заказал в покой ужин и вино, написал записку и отправил ее с Френом Ларе. Я не думал исхитряться или юлить или очаровывать – написал прямо: «Лара, друг мой и моя любовь, не ходи сегодня во дворец Гармы, приходи сюда в гостиницу «Веселый бродяга», у меня здесь покой на втором этаже. Я сделаю для тебя всё – всё, что смогу. Я не подарю тебе королевство, но ты будешь владеть Элизерой вместе со мной. А Элизера стоит любого королевства. Твой Кенрик». Я не предлагал ей связать наши нити, но намекал на это – как иначе она могла бы заполучить Элизеру, если временным владельцем Лебединого замка после смерти Лиама мог быть только я, Второй наследник?

После ужина я позвал лже-Лиама, обрядил его в пурпурный бархат, соорудил золотую цепь, меч с золотым эфесом и рубином в навершии, накинул на его фантомные плечи фантомный плащ из белого бархата. Даже на башмаки нацепил золотые пряжки с алмазами. Наряжать миракля просто: его драгоценности и бархат так же призрачны, как и он сам. Я придумал ему какое-то лживое имя и титул – взяв за образец длинные труднопроизносимые имена правителей из Дивных земель. О тех эрлах мало что знают в Гарме, и никто не проверит, подлинное это имя или нет. Но человека с рубиновой застежкой на берете и золотой цепью на плечах вряд ли попробуют остановить у входа во дворец. Задание я дал ему простое – наблюдать и следить за Ларой, когда она появится (а я был уверен, что она приедет во дворец, наплевав на мое предостережение), после чего мне все рассказать в подробностях. Миракль может действовать самостоятельно, если закачать в него достаточно энергии. А такой «старый» миракль, каким был мой лже-Лиам, легко может сойти за человека, учитывая, что я загрузил в него свои воспоминания о погибшем брате. Магик, конечно, распознает фантома. Но только сильный магик, а не те неумехи, что будут стоять у входа во дворец.

Как только миракль Лиама ушел, вернулся Френ.

– Лара написала ответ?

Френ скорчил сокрушенную гримасу, покачал головой и протянул мне записку. Мою записку. Запечатанную. Лара ее даже не взяла.

Сколько раз потом я упрекал себя в дурости – надо было самому идти во дворец, а не посылать миракля и не сочинять дурацкие письмишки. Но свои ошибки мы замечаем только, когда их совершим. Иногда на это уходят годы.

Так что вечер я провел в одиночестве, вылакал почти полный кувшин виенского легкого вина и завалился спать.

Раз Лара не хочет меня видеть, так тому и быть!

Миракль-Лиам разбудил меня посреди ночи. После пьянки с собой наедине (если не считать преданного Френа, который ограничился единственным бокалом), я плохо соображал, и попытался вновь зарыться в подушки. Френ, явившийся вслед за мираклем Лиама, вылил на меня кувшин ледяной воды. После чего я пришел в себя и понял, что дело дрянь, раз флегматичный Френ прибег к столь радикальным мерам.

Миракль стал рассказывать о своем визите на праздник. Поначалу все шло хорошо. Фальшивый Лиам без труда проник во дворец и даже мило поболтал с придворными дамами, от которых узнал, что Лара стервь, каких мало, что у нее нет приданого, что за мужем она ничего не наследует и получит в итоге только манор своего отца – но и то после папашиной смерти, а толстый Ранулд еще неизвестно когда отдаст концы. Что в Ниене она крутила какой-то скандальный роман с преступником, и бежала верхом на украденном коне. Я слушал все эти знакомые сплетни уже почти равнодушно. То, что пересказывал Миракль Лиама, было в основном правдой, с приправой из соуса зависти и злобы. Да, Лара была не богата, но вдова Второго наследника могла проложить тропку к прочному союзу Гармы и Ниена.

Тут я понял, что не слушаю моего посланца.

– Там временем, – продолжал свой рассказ миракль, – в большой зал приемов, освещенный сотнями лурсских огней, внесли портрет Лючии, прелестной племянницы Гвидо Седьмого, короля Флореллы. Женишок, Король-капитан Гратин, сдернув с портрета покров из виссона, объявил, что дело слажено, и до свадьбы остается месяц, ну, максимум, два. Придворные аплодировали, кричали «браво» и косились на дверь в столовую, откуда плыли одуряющие запахи и доносилось звяканье расставляемой посуды. Король уже заговорил о торговом союзе с королевством Флорелла, когда в залу ворвалась Лара, одетая в платье из синего бархата…

«Видимо, то самое, рукав которого мелькнул в окне лектики», – отметил я про себя с равнодушием постороннего слушателя

– …сорвала портрет с подставки и принялась топтать. Неведомо, что на нее нашло, поступок был одновременно нелепый и безумный. Нелепый – потому что закрывал дорогу к любому примирению с Королем-капитаном, безумный – потому что выставлял Лару в самом невыгодном свете. Скорее всего, это был приступ яростного отчаяния, когда человек попросту перестает себя контролировать…

Миракль оценивал поступки Лары точно так же, как оценил бы их я, только голос его звучал отстраненно.

– Король приказал гвардейцам увести Лару и успокоить. Ее вывели во двор, облили водой, после чего заперли в арестантской строжке.