Я видел, что мой судия уже не так уверен в себе и не так всемогущ, – на лбу его, вдоль носа, на верхней губе проступили капли пота, пальцы слегка подрагивали.

Еще немного! И я вырвусь… я… И тут понял, что силы мои иссякли – я вычерпал их до дна, сделавшись как пустой кувшин, в котором не осталось ни капли. Вокруг меня пылала раскаленная солнцем пустыня. Невидимая веревка захлестнула мне шею, и я потерял сознание.

С тех пор минуло двенадцать лет. И вот теперь мы сидели в креслах возле камина и вели почти непринужденный разговор – приговоренный и его судья. Этот человек в черном – тот самый палач, что одолел меня в кратком магическом поединке во дворце Короля-капитана Гармы. Я даже вспомнил, как его зовут, – магистр Раниер. Для меня прошедшие годы как будто исчезли, и этот поединок случился вчера. Двенадцать лет! Да, магики живут дольше обычных людей, но не настолько долго, чтобы выкидывать десятилетия в пропасть.

– Ты приговорил меня к пятнадцати годам подземелья за то, что я наказал насильников? Я ведь их даже не убил.

– Ты применил черную магию не в битве и не для самообороны, что запрещено. Второй запрет магии, – напомнил мне палач.

– Ты хочешь сказать, что наказываешь любого магика за превышение власти и причинение вреда?

– Если меня призовут.

Я разглядывал его с интересом – он был магистром из Дивных земель, оттуда, где магия зародилась. И логично было предположить, что овладев почти божественной силой, магики обязаны были придумать, как положить ей предел. Я должен был его ненавидеть, но почему-то не мог. В конце концов, это была его работа – обуздывать вышедших из-под контроля всемогущих и творить над ними суд, а не расправу. По пять лет на каждого изувеченного – если подумать, срок был не так и велик.

За двенадцать лет он почти не изменился – разве что волосы стали реже надо лбом, да еще он похудел, и носил на шее какой-то оберег из серебра с чернью. Оберег был окутан магическим синим туманом и расплывался белым пятном так, что не разглядеть. Потом я вспомнил, что видел этот оберег и при первом нашем знакомстве – только тумана тогда не было. Медальон Ордена, похож на золотую буллу лурсов, изображение которой я видел на картинках.

Но другой. И назначение иное.

– Почему Орден не покарал магистра Брина за то, что он изувечил меня Перстами Судьбы?

– На территории империи Игера, как и в Ниене, Орден палачей не действует. У вас у каждого есть Дом Хранителей, и Великий Хранитель вершит суд.

– Какая радость! А то я боялся, что ты посадишь меня еще лет на десять за то, что я прибил магистра Брина.

– Не надо передергивать, Кенрик Магик, ты убил магистра Брина во время войны на земле Ниена. Ни один палач не стал бы начинать расследование, даже если бы все земли, – он выделил голосом это «все», – признали власть Ордена магиков-палачей. Ты оборонял свой город, своих людей, свой Ниен. В такие дни боевые магики пускают в дело весь арсенал, как черную магию, так и белую, и никто не судит их за это.

– Надо же, у вас есть законы!

Не знаю, почему, но я вознамерился вывеси его из себя. Заставить вспылить, как-то оскорбить меня. Мне хотелось, чтобы он оказался в чем-то не прав. Его спокойный негромкий голос, его полуопущенный взгляд и странная улыбка меня бесили. Как я мечтал быть так же уверенным в себе!

– У нас есть свод законов, и как вы изучаете магию в Доме Хранителей, так мы изучаем законы в нашем доме в Дивных землях.

– И я мог бы ознакомиться с этим сводом законов?

– Жителей Ниена они не касаются.

– Но мы в Гарме.

– Тут ты прав, – удивительно легко согласился Раниер. – Можешь прийти завтра в пять часов после полуночи в Дом с тремя циферблатами, я предоставлю тебе наш список законов.

Надо же, Раниер исчислял время не по Животворному Оку, а по механическому устройству.

– Отлично! А еще мне интересно, что ждет человека, который отдал приказ надругаться над женщиной и устроить из этого потеху у себя в доме. Даже если он правитель этих земель.

– С тех пор прошло двенадцать лет. Король-капитан Гратин больше не правит этими землями. На выборах он проиграл мессиру Фрери, и ныне в Гарме другой Король-капитан.

– Так есть наказание для него?

– Прежний Король-капитан – не магик. Так что тут действуют обычные законы Гармы. Ты можешь обратиться в суд, если пострадавшая тебя уполномочит это сделать.

Суд Гармы! Я очень сильно сомневался, что таковой сможет присудить Гратину хотя бы штраф в пять флоринов, учитывая, что Лара – иностранка.

– Так я волен теперь идти?

– Да, куда пожелаешь. Выкуп внесен поручителем из Ниена. Ты можешь остаться в Гарме, а можешь ее покинуть. Но учти, вернуться в Гарму в течение трех лет тебе разрешается только в сопровождении своего поручителя.

– Так мой поручитель не король Ниена? – вряд ли король стал бы сопровождать в путешествии преступника.

– Нет, не король.

Лара? Я невольно улыбнулся. Это было бы слишком хорошо, если бы оказалось правдой. Но я поверил. Позволил себе поверить на миг в такую возможность.

Я поднялся. С трудом. Ноги пока еще плохо меня держали. На месте этого самого Гратина я бы немедленно вызвал соперника на поединок и прикончил первым ударом, чтобы закрыть вопрос раз и навсегда.

Молчаливый помощник палача принес холщевый мешок с моими вещами. Я вдруг подумал, что так в лекарне родственникам умершего выносят оставшиеся от него вещи и ценности, оставляя холодное голое тело в мертвецкой на льду.

Я стал разбирать свои пожитки. Первым делом вынул из мешка оружие – короткий меч и кинжал с золотой рукоятью. Гадюка, ты снова со мной!

– Позволь! – Раниер, не дожидаясь моего разрешения, взял Гадюку в руки. – Ого, у рукояти магическая связь с владельцем. И еще она почти невесома. Отличная магия у мастера. Такой кинжал легко можно превратить в фантом и заставить убивать на расстоянии. Магику четвертого круга это под силу. Тут есть клеймо на рукояти. Чер-Лис.

– Теперь он мессир Лис, король пожаловал ему титул патриция, – зачем-то уточнил я.

И протянул руку, пытаясь с помощью магической силы выцарапать из пальцев Раниера мой кинжал. Ничего не вышло. Кажется, палач даже не почувствовал моей атаки. Но Гадюку отдал.

Я разобрал остальные вещи. Все было на месте: заговоренная куртка (заговоры еще держались, но ослабли наполовину), кошелек с пятью флоринами, расписка из дома Латура на тысячу флоринов (должны набежать проценты), кольцо наследника Ниена и даже кожаные перчатки – мои пожитки возвращались без единой утраты.

Я успел натянуть на руки кожаные перчатки, когда дверь отворилась. И мне показалось, что в комнату вошла Лара. Только Лара из моей давней юности – до всех бед, войн и смертей. Лара, которой еще не минуло пятнадцати. Девочка-подросток в темном колете и в брючках в обтяжку, в накинутом на плечи подбитом мехом плаще. Вместо нарядной сорочки под камзол она надела темную рубаху из тонкого сукна. Волосы ее были стянуты в тугой узел на затылке и перевиты несколькими кожаными ремешками, чтобы удобнее было прятать под дорожной шляпой. Юная Лара смотрела на меня во все глаза, будто видела впервые. С любопытством и – как мне показалось – с некоторым разочарованием. Оно и понятно – нелепый худой тип в серых тряпках прислужника и в кожаных перчатках, а на ногах нелепые тапки. Девушка улыбнулась. Глаза у нее были не Ларины, совсем нет, зеленоватые, с темной обводкой по радужке. Глаза моего брата Лиама.

– Привет, дядюшка, – сказала Лара, и я понял, что передо мной дочь Лиама и Лары, моя племянница Диана.

Ну да, конечно, она видит меня впервые, как и я – ее. В тот день, когда я покинул Ниен, она мирно спала в своей кроватке под пологом из виссона в замке Ранулда Толстобокого.

– Так это ты стала моим поручителем! – Я был восхищен дерзостью этой девоньки.

Нет, не Лара внесла за меня залог. Боль, не физическая, но почти непереносимая, заставила меня содрогнуться с головы до ног.