– А что дальше? – спросил я.

Как ни странно, я даже испытал удовлетворение от этого обливания водой дерзкой красавицы: прочти она записку, беды бы не случилось.

– Из существенного ничего. Я вернулся во дворец, обед уже начался, в столовой поднимали тосты за будущую супругу короля, – продолжил свой рассказ лже-Лиам. – Я перехватил какого-то слугу, выходящего из столовой с пустым подносом, потом прошелся вдоль десятка слуг, ожидавших на лестнице своего захода к пирующим, уставил поднос тарелками и бокалами, и отнес все перечисленное в сторожку. Дверь была заперта, но в двери имелась щель для подачи пищи, и я протиснул в нее поднос. Лара взяла подношение и даже поблагодарила.

– Как? – на миг я окрылился.

– Она сказала: «Спасибо, Лиам».

На несколько морганий я онемел. Она не могла не знать, что это миракль. Созданный мною миракль.

– Что было дальше?

– Я ушел. Мне трудно изображать поглощение пищи на пиру. И пожалуйста, верните мне мой прежний наряд, меня раздражают эти нелепые пряжки и цепь, и берет… в общем, все эти тряпки и драгоценности не мои.

– Это еще не всё, – вдруг сказал Френ. – В гостинице прислуга шепталась… – Он умолк, потупившись.

Я вернул мираклю его скромную дорожную куртку с брюками и поношенные сапоги. После чего глотнул из кувшина – исключительно для бодрости, создал огромную лупоглазую сову и отправил фантома во дворец. Сова облетела двор, и ее глазами я быстро отыскал арестантскую сторожку. Дверь в нее была распахнута, и внутри никого не было. На полу валялся поднос, о котором говорил миракль, подле – разбитые бокалы, тарелка с недоеденным мясным рулетом. Мне это не понравилось. Очень. Противно заныло в груди, будто сова сумела ковырнуть меня своим когтем.

Меня стало трясти. Сова металась. Пронеслась от дворца до перекрестка, свернула, задев призрачным крылом чей-то балкончик и горшки с цветами. «Дом с совой», принадлежавший Ранулду Толстобокому, возвышался над остальными, потому как был в пять этажей, что редкость для Гармы, да еще с мансардой. На фасаде его нашли убежище десятки бронзовых сов: одни – огромные, с рожками и выпученными глазами и кривыми хищными клювами, другие – крошечные птенцы, что выглядывали из ниш, как из настоящих гнезд. Все эти статуи, маски и барельефы когда-то украшали святилище Богини мудрости Домирья, ныне разрушенное, оттуда бронзовые совята переселились на фасад особняка богатого негоцианта. Дом этот достался в качестве приданого за матерью Лары. Моя сова-миракль уселась на карниз, как будто стала одним из его украшений. В доме царила суета, прислуга носилась по этажам. На втором окно было приоткрыто, и призрачный шпион влетел внутрь. Комната оказалась спальней Лары. Освещена она была двумя маленькими фонарями. Лара лежала на кровати поверх одеяла, свернувшись калачиком, накрывшись толстой пушистой шалью. Волосы ее были распущены, волной разметались по подушкам.

– Ларочка, девочка, чаечик с настойкой… – склонилась к лежащей упитанная служанка в платье из темной тафты и белом слишком маленьком чепце на макушке.

Лара лениво выпростала руку из-под шали и выбила чашку из рук женщины. Глазами совы я разглядел красные следы у нее на запястье, как будто недавно кто-то очень сильно сдавил ей руку. Фантом мой облетел комнату и уселся на резную макушку дубового шкафа. Отсюда я видел лицо лежащей – белое, будто восковое, с закрытыми глазами и совершенно неподвижное. Нижняя губа сильно опухла. Такое бывает, когда бьют по лицу. Моя тревога усилилась. Я понимал, что там, в сторожке, случилось что-то мерзкое, но еще не позволял себе догадаться.

Женщина в темном выпрямилась, уперла руки в бока и объявила:

– Да плюнь ты на этого придурка тонконогого! Не стоит он твоих слез. Пусть кого хошь в жены берет! Судьба еще макнет его мордой в нужник, вот увидишь!

– Ненавижу, – выдавила сквозь зубы Лара. – Чтоб он сдох! Чтоб они все сдохли! – И она издала тоскливый отчаянный стон, как от нестерпимой боли.

Наблюдать за нею больше я не мог – если она заметит сову-фантом, то сразу поймет, что я за нею шпионю и разобижу еще больше. Я узнал то, что хотел: она дома и в безопасности. Так что я распылил сову, и она рассеялась сизым туманом.

А я в таверне зарылся в подушки и заснул.

Я не позволил себе догадаться, что на самом деле случилось.

Разбудил меня Френ. Рано разбудил – рассветные лучи еще только бледнили небо. Я спросил кофе, и Френ сразу протянул мне чашку черного, жаркого, очень сладкого, только что заваренного напитка из зерен, выращенных в Дивных землях.

– Плохие новости, мессир… – С некоторых пор он перестал называть меня «ваша милость» и стал называть «мессир».

«Ваша милость» – это обращение к принцам крови. А «мессир» – обычный патриций. Хотя форма уважительная. Если честно, мне было все равно, как он меня называет. «Мессир» – даже лучше, меньше привлекает внимания посторонних. Беглецу внимание ни к чему.

– Ну, что еще? – я сморщился, потому что обжег язык и губы.

– Гадкие сплетни, мессир.

– Лара? Я знаю, ее заперли во дворце в арестантской. Но сейчас она дома.

– Хуже, мессир.

Я и сам знал, что всё плохо. Ощущение беды наползало грозовой тучей. Сердце трепыхнулось и забилось яростно, как перед дракой. Я отставил пустую чашку, спешно оделся и сбежал вниз. На доме, соседствующим с гостиницей, имелась «доска» новостей. Ночью она была заново оштукатурена. И с утра на ней появилось уже несколько надписей.

«Скандал во дворце. Отвергнутая фаворитка».

«Сватовство короля».

«Унижение фаворитки».

«Гвардейцы дают урок покорности фаворитке».

В последней новости было что-то гадостно-уклончивое, как в словах Френа.

– Говорят, ее друг за другом десять гвардейцев оприходовали, – хохотнул у меня за спиной женский голос.

Развязный шепелявый говор, я даже уловил запах перегара, хотя женщина стояла довольно далеко. Я обернулся. Их было двое – краснощекая пышка в меховой накидке и широкой синей юбке с воланами и оборками – мода воистину гармская, и рядом с нею востроносая, уже начинающая седеть особа в черно-коричневом платье с глухим воротником. Обе сладко улыбались, представляя в подробностях происшедшее с Ларой.

Я бегом взлетел на второй этаж к себе. Теперь уже голубь-фантом помчался к дому Лары. Картина всеобщей суеты – ворота распахнуты, во дворе – карета, слуги спешно грузят вещи. Лара, закутанная все в ту же серую шаль чуть ли не с головой, сидела в карете, дожидаясь, когда привяжут ремнями сундуки.

– Их было трое, – шепнула дородная рыжая тетка в темном платье другой служанке, веснушчатой девчонке лет пятнадцати, что укладывала платья в последний сундук. – Госпожа сказала, что мерзавца зовут Жерар. А двое других ее держали.

– Ужас какой! – притворно ахнула конопатая.

Но глазки у нее так и блестели.

Не смневаюсь, что новости эти она разнесет по городу за мелкую монету, как только карета отбудет, продавая подробности каждому встречному сплетнику, а тот уже перепродаст их за золото и серебро.

– Госпожу привезли в наемной карете, – продолжала рыжая, – а наша лектика и носильщики так и простояли до утра подле дворца. Вот только что пришли. Перепуганные, не знают, что и говорить. То есть им приказали молчать…

На этом голубь-соглядатай окончил свое существование.

Несколько минут я сидел, не двигаясь. Тягостные догадки и подозрения, которые мучили меня с утра, отлились наконец в реальную форму унижения и позора.

Я поднялся. Мне казалось, что действую не я – некто другой, захваченный мутным плотным потоком энергии, исполняет задуманный другим план.

Первым делом я создал миракля-гвардейца и направил его в казармы, а потом в таверну, где эти бравые защитники Гармы обычно напивались и обжирались. Потом распылил мнимого гвардейца и создал служанку в таверне, потом распылил и ее. К закату я знал всю историю в самых гадостных подробностях.

Итак, после того как миракль-Лиам принес Ларе поднос с едой и удалился, один из гвардейцев зашел в арестантскую и попытался овладеть Ларой. Не преуспел – получил подносом по голове и вылетел за дверь. Выход оказался свободен, Лара выскочила во двор и кинулась бежать. Тогда побитый насильник кликнул двоих товарищей, втроем они сладили с одной женщиной, настигли ее во дворе, здесь двое ее держали, а третий, Жерар, тот самый, получивший подносом, надругался над отвергнутой фавориткой. При этом кто-то из гостей выходил или выглядывал во двор с галереи второго этажа, видел, что там творится, слышал крики Лары, но все эти жалкие суслики делали вид, что ничего не слышат и не видят. Пока капитан стражи не объявился во дворе и не прогнал насильников, затем вызвал наемную карету и отправил Лару домой. Примерно так выглядел в итоге рассказ о ночных событиях. Имена насильников я тоже установил – Жерар, Жиль, Саин.