— Даже хуже, — вздохнула Вика. Её улыбка погасла, голос звучал встревоженно. — Как если смешать оба и добавить землетрясение.
Я хотел пошутить, но заметил движение среди веток. Телохранитель Виктории наводил на нас камеру телефона.
— Кажется, у нас появились фанаты, — кивнул я в сторону шевелящихся кустов. — Наш поцелуй, кстати, весьма некстати, успели запечатлеть на камеру.
— Будут большие неприятности, — Вика тяжело вздохнула.
— Чем могу помочь? — спросил я, чувствуя, как внутри поднимается волна решимости. Я надеялся, что есть способ всё исправить.
— Проблемы будут не у меня, — она сделала шаг ближе, её глаза сверкнули. — А у тебя.
Её губы снова коснулись моих, и на мгновение мир исчез. Вкус её поцелуя был сладким и острым одновременно. Затем, отстранившись, она прошептала:
— Ну что, пора возвращаться?
— Пожалуй, — согласился я, ощущая холод ночи. Сняв свой плащ, я нежно накинул его ей на плечи. — Не хочу, чтобы ты замёрзла.
Вика кивнула, и мы пошли по тропинке вниз с холма. Лунный свет освещал нам путь, играя на траве и создавая иллюзию звёзд под ногами.
— Я подумаю, что можно сделать, — тихо сказала Виктория, нарушая тишину. — Нужно что-то предпринять. Отец явно вернётся домой после таких вестей, и, боюсь, очень скоро.
— Он всегда так реагирует? — спросил я, пытаясь узнать больше о человеке, который, судя по всему, собирался сделать мою жизнь… интереснее.
— Отец не терпит непослушания. А мать… Она не менее страшна в гневе, чем он. Они идеальная пара, если говорить о семейном тоталитаризме. Так что тебе нужно уехать. Я боюсь за тебя.
— Я никогда ни от чего и ни от кого не убегал, — твёрдо ответил я, мотнув головой. — И не собираюсь начинать сейчас.
— Интересно, это смелость или глупость? — вздохнула она, и тревога мелькнула в её глазах.
— Обычно эти два качества идут рука об руку, — усмехнулся я. — Так что, скорее всего, и то, и другое.
Мы продолжили путь, и она всю дорогу рассказывала мне про своих родителей. Оказалось, они были не только влиятельными, но и крайне принципиальными людьми. В голове мелькнула мысль, что я вляпался в ситуацию похуже, чем обсуждение политики на семейном ужине.
Когда мы вернулись к её дому, нас встретили слуги с лицами, словно мы наступили им на любимые тапочки. Мы сделали вид, что ничего не произошло, хотя это было так же бесполезно, как пытаться спрятать слона за тонкой занавеской.
В следующие дни мы старательно скрывали наши встречи, наслаждаясь каждым мгновением. Но мысли о том, что задумал её отец, не давали покоя. Ждать долго не пришлось: день икс настал.
— Он уже здесь, — сообщила Вика, побледнев. — Отец вернулся. Ты всё ещё можешь уехать.
— И пропустить встречу с твоим отцом? Никогда. Я ведь не только глуп, но и любопытен.
— Твоё упрямство когда-нибудь тебя погубит, — она покачала головой.
— Возможно, — согласился я. — Но пока я жив, буду следовать своим принципам.
К нам во всём этом домашнем переполохе, когда слуги носились туда-сюда, готовясь как полагается встретить неожиданно вернувшегося господина, подошла Маша.
— Я слышала, что твой отец уже здесь, — сказала она, сверля меня взглядом. — И знаю, почему он так поспешно вернулся. Вика сияла после вашей прогулки.
— Ну, прогулка была замечательной. Свежий воздух, звёзды, папарацци в кустах, — ухмыльнулся я.
— Ты в большой беде, знаешь ли, — Маша прищурилась.
— Спасибо за предупреждение, — поклонился я. — Всегда ценю твою заботу.
— Я думала помочь тебе в этой щекотливой ситуации, но теперь не уверена. Отец Виктории жутко силён, я сама его немного побаиваюсь.
— Возможно, стоит убрать из комнат все тяжёлые предметы, прежде чем мы встретимся, — заметил я, почесав затылок.
— Ты слишком спокоен, — покачала головой Маша. — Не знаю, безумие это или смелость.
— Вероятно, и то и другое, — повторила Виктория мои недавние слова.
— Не волнуйтесь, — сказал я, обращаясь к обеим. — Я как-нибудь справлюсь. Мне не привыкать разгребать проблемы.
Затем мы направились в гостиную, где камин уютно потрескивал — несмотря на лето, в этих просторных залах царила прохлада. Я налил себе чашку ароматного чая и устроился в мягком кресле, пытаясь привести мысли в порядок.
— Ты правда думаешь, что сможешь уладить всё с моим отцом? — спросила Виктория, присаживаясь рядом и внимательно глядя на меня.
— А почему бы и нет? — пожал я плечами. — В худшем случае меня выгонят пинками и повесят на воротах табличку «Не пускать!»
— А в лучшем? — улыбнулась она.
— В лучшем случае я стану частью семьи и буду присутствовать на всех семейных торжествах, — усмехнулся я.
В этот момент двери гостиной распахнулись, и вошёл её отец. Высокий, с сединой на висках и пронзительными глазами, он выглядел так, будто мог одним взглядом остановить армию. Его присутствие заполнило комнату, и даже камин, казалось, потрескивал тише.
— Ну что, вот и наш смельчак, — произнёс он с сарказмом, меряя меня взглядом, словно рентгеном.
— Добрый вечер, — я встал и попытался изобразить что-то среднее между поклоном и дружеским жестом. — Рад возможности познакомиться лично… пока у меня ещё есть такая возможность.
— Что ж, похвально, что не сбежал при виде меня, — усмехнулся он хищно. — Но это не значит, что разговор будет приятным.
— Папа! — возмутилась Виктория. — Пожалуйста, давай обсудим это спокойно.
Он поднял руку, останавливая её протесты, и твёрдым голосом произнёс:
— Все разговоры мы обсудим позже. А сейчас, молодой человек, прошу проследовать за мной в кабинет.
— Конечно, — кивнул я, бросив последний тоскующий взгляд на недопитый чай.
Мы пошли по длинному коридору, и тишину нарушали только эхо наших шагов и, кажется, мои нервные мысли. Что ж… Посмотрим, что из этого выйдет.
Временем позже
Выхожу я из кабинета — невозмутимый и загадочный. Дубовая дверь за спиной захлопывается с глухим щелчком, и тишина коридора обволакивает меня. У меня всё прошло чудесно: я ведь не первый день живу и знаю, как этот мир устроен. Но Маша и Вика об этом пока не в курсе.
Девушки стоят у парадной лестницы, лица напомнили двух настороженных сов, внезапно ослеплённых дневным светом. Глаза — огромные, полные тревоги и ожидания — устремлены прямо на меня.
— Ну что? — нетерпеливо спросила Маша, поправляя выбившуюся прядь.
— Как всё прошло? — подхватила Вика, скрестив руки на груди. Она старается выглядеть невозмутимой, но я замечаю, как она покусывает нижнюю губу — её неизменная привычка при волнении.
Но я лишь пожал плечами и натянул на лицо лёгкую улыбку.
— Да нормально всё, — ответил с притворной небрежностью. — Поговорили о том о сём. Ничего особенного.
— Ничего особенного? — Маша прищурилась, глядя скептически. — Ты провёл час наедине с самым грозным человеком в округе, и это «ничего особенного»?
— Ну, не час, — поправил я. — Минут сорок пять.
— Очень смешно, — фыркнула Вика.
Понимая, что от расспросов не уйти, я вздохнул и бросил взгляд на мраморные колонны, тянущиеся к потолку, словно стражи этого величественного дома. Портреты предков Вики с неодобрением взирают со стен, и я чувствую себя чужаком в этом доме.
— Да, знаю, — признал я. — Но, честно говоря, всё прошло спокойно. Он просто хотел познакомиться поближе, узнать, что я за человек.
— И что ты ему рассказал? — Маша склонила голову набок, её локоны скользнули по плечам.
— О себе, о планах, — уклончиво ответил я. — Даже философские вопросы обсудили.
— Философские вопросы? — Вика подняла бровь. — Мой отец?
— А почему бы и нет? В глубине души он, возможно, тот ещё мыслитель.
— Ты что-то скрываешь, — Маша прищурилась. — Мы же тебя знаем. Рассказывай всё как есть. И какие нафиг еще философские вопросы с твоей стороны!
Я задумчиво посмотрел в окно, за которым простирались зеленые лужайки и аккуратно подстриженные кусты. Сад казался таким тихим и мирным, что трудно было поверить, что где-то бушуют войны и плетутся интриги. Затем пожал плечами и снова повторил им, что маркиз просто задавал вопросы и ничего более. Кажется, их разочарование можно было потрогать… К счастью, долго находиться в такой напряженной обстановке мне не пришлось.