— Маша, ну что ты такое говоришь, — сказала она, стараясь звучать отстранённо. — Мы просто друзья, и ничего больше.

— Поверь мне, я не шучу: я своего брата знаю, как облупленного. Если он на кого-то так смотрит, значит, между ними больше, чем дружба. Помнишь, как он вчера заляпал рубашку эклерами во время разговора с тобой? А как он тупо шутил? — Маша прищурилась, и её глаза заблестели.

Виктория рассмеялась, вспоминая эти моменты, и ответила:

— Маш, он всегда так себя ведёт. Если так тебя послушать, то каждый раз, когда он случайно капает майонезом в столовой, это значит, что он в кого-то влюблён.

Виктория пыталась перевести разговор в шутку, но слова Маши о том, что Добрыня заинтересован в ней, вызывали в ней тёплые чувства и радость.

Двери, обычно закрытые в это время дня, были распахнуты настежь, и изнутри доносилась музыка с бала. Теперь к ней прибавились громкие ссоры и звуки чего-то разбиваемого о пол.

Маша сразу поднялась, на её лице появилось выражение досады.

— Неужели опять? Я только на минуту оставила его без присмотра! — проревела она.

Виктория тоже вскочила, поправляя складки своего светлого платья.

— Что случилось? О ком ты? — спросила она насторожённо.

Маша уже устремилась к дому, бросив через плечо подруге:

— О Добрыне, конечно! О ком мне ещё не переживать? Пусть он и силён, но он моя семья, а значит, я всегда буду за него волноваться. Похоже, он снова что-то придумал. Если он вызвал кого-нибудь на дуэль из числа гостей, я этому не удивлюсь. Хотя, в основном, я знаю, что он готов устроить скандал со всеми. Просто не хочу это пропустить.

Виктория поспешила за Машей, сердце её билось учащённо от волнения. Осторожно держа подол платья, чтобы не споткнуться, она спросила:

— Но почему он это делает? Разве он не понимает, что здесь, в моей стране, такие поступки могут привести к беде? Наши порядки и нравы суровы и опасны.

— Добрыня всегда был упрямым, как осёл, и храбрым до безрассудства, — Маша, оглянувшись, взмахнула рукой.

Вбежав в зал, они застали сцену, достойную театральной постановки. Посреди комнаты стоял знакомый Вике Альфред, сын герцога: высокий, статный молодой человек с холодными серыми глазами и чёрными волосами, откинутыми назад. Его дорогой костюм сидел на нём безупречно, но выражение лица излучало презрение и самодовольство. Рядом с ним стоял Добрыня с пылающим взглядом и сжатыми кулаками по бокам.

Альфред, заметив Викторию, сделал шаг вперёд, расправив плечи.

— Моя прекрасная Виктория, — произнёс он громко. — Сегодня я буду биться насмерть за твою любовь с этим… женихом, которого ты привезла сюда! — он смерил Добрыню взглядом, полным высокомерия. — Я не позволю ему забрать тебя у меня. Ведь я ждал, когда ты закончишь учёбу и вернёшься, чтобы свататься к тебе.

Виктория застыла в растерянности, повернувшись к своей подруге:

— Это очень плохо, Маша. Нужно что-то сделать. Если они начнут дуэль, последствия будут ужасными.

Маша пожала плечами, на её губах играла озорная усмешка, и она смеясь ответила:

— Ну, убивать сына герцога, наверное, не лучшая идея. Согласна! Но, похоже, он сам напрашивается на это.

— Маша, ты не понимаешь, что мелешь, — произнесла Вика. — Альфред — уникум своего времени. Он сильный маг, и поверь, это мягко сказано. Он совсем не слабее Добрыни… Совсем… — Ее слова прервались: сильная слабость охватила её ноги, и она сжала плечо Маши в каменной хватке. Все слова словно растворились в её голове в один миг…

Альфред с юных лет пылал неугасающей страстью к Виктории, дочери маркиза. Их семьи были объединены узами многолетней дружбы, закрепленные тайными соглашениями за закрытыми дверями величественных дворцов.

Наследник герцога, одетый в безупречный костюм с накрахмаленным белым галстуком, выглядел так, словно сейчас собирался позировать для парадного портрета. Он всегда был крайне серьёзен, а в его выражении лица читалось холодное отвращение ко всем окружающим.

Виктория же была полной его противоположностью. Её горделивая осанка и утончённые черты лица вызывали восхищение и зависть многих придворных дам. Правда, маркиза общалась со всеми с дружеской теплотой. Но вместе с этой теплотой проявлялась и холодность по отношению к многочисленным ухажёрам. Она была подобна ядовитой розе с острыми шипами в саду: прекрасна, но недоступна.

Отец Виктории часто размышлял о том, насколько удачно было бы выдать дочь замуж за Альфреда. Ведь эти две могущественные семьи объединились бы, словно два могучих дуба, переплетённых своими корнями. Однако все пылкие письма Альфреда, отправляемые ей в Российскую Империю, оставались безответными или, что ещё хуже, она отвечала холодными фразами.

— Благодарю за письмо, Альфред. Надеюсь, у вас всё хорошо, — писала она, не давая ни малейшего намёка на взаимность.

Альфред сжимал её письма, спрятанные в кармане его пиджака, вымещая свою злость на невинной бумаге.

И вот, на пышном балу, среди золота и роскоши, Альфред узнаёт, что Виктория прибыла в Пруссию в компании какого-то молодого человека. Да не просто молодого человека, а юнца, с которым она мило улыбалась и смеялась, словно они были давними друзьями или, что ещё хуже, чем-то большим.

— Кто этот выскочка? — прорычал Альфред сквозь зубы, наблюдая за ними издалека. Его глаза вспыхнули опасным огнём, а на лице появилась усмешка, напоминающая улыбку хищника перед прыжком.

— Так, значит, она привела сюда какого-то русского медведя, думает, что сможет меня унизить? — размышлял он, делясь своими мыслями с отцом. — Что ж, я покажу ей, что со мной шутки плохи. И что я на самом деле… Я единственный, достойный её руки.

Он решил устранить соперника самым древним, но эффективным способом — вызвать его на дуэль, решив про себя: если соперника нет, то и проблема решена. К тому же дуэли были излюбленным развлечением аристократии, и никто не посмеет обвинить его в нечестности.

Обсудив свой план с отцом, он получил не только одобрение, но и поддержку.

— Сын мой, я всегда знал, что твоя холодная решительность — это наша семейная черта, — сказал герцог, похлопывая его по плечу. — Но помни, не стоит портить отношения с Империей. Эта русская, сестра твоего соперника, может потом пожаловаться на нас. Например, будет утверждать, что мы здесь жестоко и несправедливо убили её брата, а это может привести к ненужной войне. Я займусь тем, чтобы после гибели этого… как его, Добрыни? Чтобы после его смерти её тоже не стало.

— Конечно, отец, — Альфред кивнул, довольный поддержкой отца. — Как говорят философы: «Цель оправдывает средства».

Улыбнувшись отцу, он повернулся к Добрыне, который уже вооружился мечом, любезно предоставленным братом Виктории. Они встали напротив друг друга, а свидетели вокруг замёрли в напряжении.

Альфред нарушил тишину первым:

— Итак, Добрынин, — начал он с ледяной вежливостью. — Думаю, вы понимаете, почему мы здесь.

— Не полностью, — ответил Добрыня, слегка наклонив голову вбок. — Но если вы настаиваете на объяснении, я готов выслушать.

— Ах, какая ирония, — усмехнулся Альфред. — Вы отнимаете у меня то, к чему я стремился всю жизнь, и при этом делаете вид, что ничего не понимаете.

— Если вы имеете в виду Викторию, уверяю вас, мы лишь друзья. Но даже если это не так, разве можно завоевать сердце дамы, убивая её друзей? — Добрыня поднял бровь.

— Война и любовь — это поля, где все средства хороши. Или у вас в Империи иначе? — Альфред холодно засмеялся.

— У нас говорят: «Не рой другому яму, сам в неё попадёшь». Думаю, это универсально, — Добрыня улыбнулся насмешливо, сохраняя полное спокойствие.

Пока они обсуждали свои позиции перед началом дуэли, Виктория нервно теребила надушенный носовой платок в руках и прошептала Маше:

— Видишь, он сказал, что мы друзья. Ты ошибалась!

— А я вижу, что тебя это сильно беспокоит, подруга, — ответила Маша с хитрой улыбкой на лице. — Значит, и ты сама к нему неровно дышишь. Какая же чудесная из вас парочка выйдет.