Мухи лезли в лицо. Виктор зажмурился, когда одна из них ударила ему в глаз.

– Нам не успеть к часовне, – он застонал. – Ни за что не успеть.

Движение отозвалось болью от кончиков пальцев до груди. Виктор непроизвольно захрипел.

– Но что нам тогда делать, господин? – не умолкал Федка. – Что тогда?..

– Ложись!

Земля содрогнулась. В нескольких саженях взлетела взрытая копытами почва. Приблизившийся изумет натянул поводья, понукая вороную лошадь отстать от остальной ватаги. Зверюга, облачённая в железную личину и многослойный кожаный панцирь, вскинулась, задёргала головой.

– Ты ещё жив, вольноотпущенник? – слова на языке Изумха звучали, как грохот падающего камня. Виктор с трудом различал смысл сказанного: говорящий всадник заглатывал слоги. – Я видел, как под тобой споткнулась лошадь. Думал, ты превратился в давленое мясо.

К немыслимому удивлению Виктора, из зарослей всаднику последовал ответ:

– Не обременяй себя тяжкими мыслями о моей кончине, достопочтенный Кухэй, – голос из зарослей можжевельника звучал невесело. – Как видишь, я всё ещё жив и тружусь в поте яиц.

– Забирайся на мою лошадь. Я вывезу тебя отсюда.

– Тысяча благодарностей за твоё беспокойство обо мне, достопочтенный.

В следующее мгновение «вольноотпущенник» стащил всадника с лошади. Послышались звуки борьбы, приглушённый стон.

– Что ты задумал, вольноотпущенник? – раздался сдавленный голос Кухэя.

– Не притворяйся, достопочтенный. Вначале мои лошади, теперь и до меня черёд дошёл, я прав?

– Пусть тебя настигнет жестокость чумы!..

«Вольноотпущенник» вполголоса рассмеялся.

– Я есть воплощение жестокости и чумы, достопочтенный. Неужто ты ещё не понял?

– Сдохни, голодный пёс!..

Договорить Кухэй не успел. Он захрипел, начал захлёбываться. Виктор догадался, что «вольноотпущенник» ранил его в шею.

– Проказа! – выругался «вольноотпущенник» спустя время, когда Кухэй испустил дух. – Сглаз. Будь всё трижды проклято.

Отрывистый шорох, хруст сминаемых веток. Виктор затаил дыхание, вслушиваясь в неровные отступающие шаги. Он глотнул воздуха, опустил лицо в землю. Колючки оцарапали кожу на лбу. Виктор протяжно выдохнул, сгребая пальцами сухую землю.

Федка толкнул его в плечо. Затем ещё раз – настойчивей.

Виктор поднял голову.

Изумет, которого всадник назвал «вольноотпущенником», переместился по воздуху – иного объяснения Виктор подобрать не мог. Теперь от «вольноотпущенника» их разделяли лишь заросли можжевельника. Изумет стоял, прячась в тени, хворо опершись о выставленное в землю копьё с узким наконечником. Доспехи из скреплённых кож его были запятнаны кровью, островерхий шлем сползал на грязное лицо.

Виктор заметил, что по ноге изумета струилась кровь.

«Ранен! Проклятье! Он ранен, но способен был подкрасться столь бесшумно!»

– Оставь, – прохрипел Виктор, мысли его путались, как нитки. – Оставь нас, во имя Миродержца юга! Во имя Неба!

«Вольноотпущенник» поскрёб висок, скосив похожий на железную чашку с кожаной бармицей шлем ещё сильней. Он не сводил мрачного взгляда с Виктора.

Федка вскочил. В руках его блеснуло тонкое лезвие – Виктор узнал свой складной нож.

– Не дам! Убью! – задыхаясь от страха и бешенства, вскричал мальчишка.

Федка неловко заполосовал воздух лезвием. Он выглядел в точности как воробей, решившийся отбиться от кречета.

«Вольноотпущенник» без особого усилия схватил мальчишку за руку. Рычание Федки сорвалось жалостным визгом. Складной нож полетел на землю.

Кожаная бармица, прикрывающая шею изумета, качнулась. Из-под козырька шлема замерцали два пламенеющих уголька глаз.

– Кто-то и с саблей не боец, – изумет сцепил пальцы вокруг горла Федки.

– Нет! – Виктор не мог сдвинуться с места. – Нет, умоляю! Не надо!

Федка плюнул, но слюна разбрызгалась по его подбородку и осталась там, не долетев до лица изумета. Мальчишка зарычал, безобразно оскалился.

Рот изумета растянулся в стылом оскале.

– Потрясающе, – он высказал своё восхищение на языке савенов. – Прелестно скалишь зубы, гнилое семя. Вот только ваш Сеятель Мёртвого Солнца тебе не поможет. Сказать почему? Да потому что ему не разглядеть такое жалкое ничтожество, как ты, во всей этой свистопляске…

– Нет! – Виктор не мог заставить себя пошевелиться, тело одревесневало. – Нет же, пощади! Нет! Не заставляй! Не надо!

Лицо Федки теперь походило на скоморошью маску: брови мальчишки изломились, глаза закатились.

«Я должен сделать! Сделать хоть что-нибудь!» – рука Виктора потянулась вперёд, будто желая дотянуться до изумета и схватить того за шею – в точности, как тот посмел держать задыхающегося Федку.

Карминовый камень на перстне Виктора запульсировал светом.

«Вольноотпущенник» стёр оскал.

– Вот ведь сукин… – изумет выпустил ослабевшего мальчишку, выпрямился, опираясь на копьё.

Федка рухнул на землю, судорожно цепляясь за горло. Моргая глазами и громко откашливаясь.

– Так значит, ты… – изумет осёкся недоговорив. – Ясно. Что же. Дряннее и не придумать.

В глазах «вольноотпущенника» успела вспыхнуть догадка – страх. Страх, что перед ним оказался не просто человек, не просто жалкое ничтожество. Но в следующее мгновение изумет выхватил нескладность движений и дрожь, бьющую Виктора по ногам и вскинутой руке.

Сверкающее плетение, обвивающее предплечье Виктора, жгло его самого.

– Не заставляй, – глотая слёзы взмолился Виктор, удерживая плетение. – Не заставляй меня тебя убивать…

«Вольноотпущенник» медленно перевёл тяжёлый взгляд с плетения на лицо Виктора. Их взгляды впервые встретились.

– Впервые вижу настолько жалкого кудесника.

Изумет вскинул копьё. Красное плетение сорвалось с руки Виктора, обретая собственную разящую волю и тут же растворяясь в воздухе, как змеи в песке.

«Вольноотпущенник» успел пошевелить кожей на лбу, прежде чем порывисто вскинуть голову, как от удара в челюсть. Руки изумета повисли вдоль туловища, выпуская тяжеловесное древко. «Вольноотпущенник» столбом повалился навзничь. Рухнул с тяжёлым грохотом. Тело его содрогнулось в судорогах, руки и ноги задёргались. Через голосовые связки продолжил выходить воздух, извлекая подобие стона.

Но Виктор понял тотчас – вопреки предсмертной пляске «вольноотпущенник» был мёртв. Сосуды в его голове разорвались под силой усиленного перстнем плетения, подобно тонкой паутине под взмахом бритвы.

Виктор пошатнулся, как от удара. Он не сводил с агонизирующего на земле тела взгляда. Но вместо должной радости и терпкой горечи ничтожной победы он чувствовал давящую грудь тяжесть. Трясясь, будто в лихорадке, Виктор сделал шаг. Необходимо было помочь Федке подняться, убираться вместе с ним подальше от этого места.

Стрела вонзилась в левую часть живота Виктора, пронизывая кишечник глубоко внутри. Рана оказалась настолько болезненной, что колени Виктора подогнулись сами собой. Он оказался на земле, в растерянности цепляясь рукой за древко с оперением.

– Только не…

Перед мысленным взором он уже видел всех тех несчастных, раненных стрелами, медленно умирающих в конвульсиях. Просящих избавить их от мучений, взывающих о смерти. Грудь Виктора беспощадно сжало отчаянием.

Брюшная полость его была разорвана. Багряный камень перстня рассыпа́лся в пыль.

Виктор попытался создать ещё одно плетение. Но без кольца он не ведал силы. С каждым слабеющим толчком концентрация его разбивалась на битые осколки, а затем и вовсе мир похолодел, обратив землю и пространство вокруг себя в несдвигаемую глыбу льда.

Теперь Виктор лежал на боку, подогнув ногу, стеная от боли и страха. Он смотрел, не отрывая мутнеющего взгляда, как кровь его просачивается сквозь камни, пропитывает опавшие иглы можжевельника.

Последнее, что Виктор успел разглядеть из сужающегося и исчезающего мира – степного паука, сидящего на предплечье.