Виктор сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Но нервное возбуждение его возрастало, и даже бесовская травка не могла унять дрожи.

В мыслях грянул голос из прошлого. Шутливый тон, лишённый жалости: «Погибни, друже. Погибни за царя своего».

При одном только воспоминании о том роковом дне всё внутри Виктора сжалось и замерло, словно над ним занесли топор.

Смурый монах продолжал свою речь. Голос его помог вернуться Виктору в настоящее.

– О том, что случилось с твоим отцом, царским лекарем Андором Гроссом, мне известно. Слухи разносятся быстро. Позволь мне выразить своё сожаление. Я непременно помолюсь за его душу, когда эта битва закончится.

– Тебя это не касается, – чересчур резко ответил Виктор, потому добавил, смягчив: – Или ты забыл, отче, что есть грехи, которые отмаливать запрещено?

Виктор нагнулся возле следующего раненого, лежащего на ватнике, разостланном поверх соломы. Простой ополченец, крестьянин с переломом ноги в полуобморочном состоянии.

– Кость раздроблена, – упреждая ответ монаха, быстро заговорил Виктор. – Усекать по сустав. Федка, подставь лохань. Сапоги и без того скользят. И будь готов держать отнимаемую часть.

Нет ноги – нет проблемы. Иного средства лечения, кроме усечения, в подобных случаях Виктор изобрести не мог.

«И ведь действительно – мясник…» – подумал он, вытирая от воды складной нож.

Федка побелел как мел. Рука мальчишки, сующая раненому между зубов липовый сучок, затряслись ещё крупнее.

– Будь так добр, если снова вздумаешь рыгать – рыгай в сторону, – Виктор запустил пальцы в отросшие надо лбом волосы, зачесал назад. – Кто унёс инструменты? Я же сказал эти не трогать!

Назар отвернулся, и его резкий гортанный голос прозвучал поверх творящейся вокруг суматохи:

– Пилу и молоток сюда!

Виктор поминутно вспоминал об инструментах отца, в особенности о щипцах с винтовым механизмом. Как бы они ему сейчас пригодились! Но щипцы, как и все прочие вещи, были оставлены в столице и наверняка уже пропали втуне.

«Если только их не забрала Татьяна… моя несчастная сестрица, как же ты справишься одна?»

Виктор дотронулся до единственной вещи, что ещё оставалось при нём – родительского перстня с карминовым камнем.

– Федка, – он поманил к себе мальчишку, стоило монаху отойти в сторону. – Держи-ка.

Виктор передал помощнику скатыш бесовской травки. Один, не решаясь быть чересчур щедрым.

– Признателен, господин лекарь! – Федка слабо воссиял от радости, но тут же осёкся, умолк.

– Спасайтесь! Поражение! – снаружи донёсся оголтелый крик. – Изумха! Они здесь!..

Насельники монастыря один за другим стали покидать вырытую пещеру. Кто-то предпринял попытки вывести раненых, способных держаться на ногах. Виктор же не двигался с места, скорбно глядя на стонущего в беспамятстве ополченца.

Не потеря крови, так гангрена убьёт несчастного. Не гангрена, так люди.

– Бегите! – снаружи не умолкали крики.

– Изуметы растащили арканами повозки! Они прорвались! Прорвались в лагерь!

Обожгло нутро. Виктор согнулся пополам, и его вывернуло на солому. Он вытер предплечьем губы, догадываясь, что не обошлось без влияния бесовской травки. Руки и ноги кололо изнутри.

«Значит, вот он – мой конец?» – Виктор подслеповато уставился на ногу ополченца. – «Пришлось так долго ждать».

– Отступать в катакомбы! – совсем рядом звучал голос Назара. – Живее, помогите остальным!

Кто-то коснулся плеча Виктора, заставляя его вздрогнуть от неожиданности. Он увидел перед собой Федку. Мальчишка вцепился ему в плечо, раззявив рот.

– Г-господин лекарь! – на глазах Федки теплились слёзы. – Нужно уходить!

– Иди, – Виктор едва узнал собственный голос. – Иди, я тебя не держу.

Он устал. Так невыносимо устал.

– Н-но господин! Как же ты?

Виктор моргнул – взгляд расплывался.

– Я же сказал – иди…

Федка какое-то время смотрел на него пристально, с тревожным нетерпением. Затем громко выпалил:

– Тогда я тоже останусь! – голос мальчишки сорвался жалким писком. – Останусь и во что бы то ни стало… стану защищать тебя, господин.

– Не глупи, – Виктор коснулся пальцем щеки и с удивлением заметил, что кожа мокрая от слёз. – Тебе нужно бежать вместе с остальными.

– Почему тогда ты не бежишь, господин? – Федка зло сцепил зубы, стараясь не разреветься. – Разве этих несчастных не убьют вместе с тобой?

Виктор огляделся. Их окружала кровь, пропитавшая солому. Кровь, вытекающая из клочьев плоти. Он уже давно перестал узнавать живых людей в вывернутых кишках, раздроблённых костях и отрубленных конечностях. Для него они были действием, ремеслом.

Обязательством.

– Ты не можешь умереть, господин, – повторил Федка. – В прошлый раз ты спас моего брата. А ведь все уже решили, что он не жилец. Поэтому, если с братом снова что случится… или уже случилось там, в бою. Только ты его спасти сумеешь, господин. Я-то точно знаю.

Виктор хотел было ответить, но не смог. Язык во рту иссох, обратившись в сухую щепку.

– Опомнись, господин лекарь, – в тёмных глазах мальчишки Виктор видел своё мутное отражение. – Ума тебе не занимать, так сам домекни – уходить надобно! В подземном кладбище ходы есть. Я сам слышал. По ним уйти сможем. Ну? Господин лекарь?

Кто-то ещё пытался вывести раненых, тянул искалеченных за плечи, согнувшись телом – волочил. Большинство насельников бежали очертя голову.

Виктор сделал шаг. Второй шаг, третий – неровные закоптелые стены пещеры расступились. Свет, льющийся с неба, рухнувший на голову – ослепил, заставил сделать порывистый вдох.

Дым окутал склон холма под монастырём. Обозные телеги, фургоны и шалаши, объятые пламенем, сминались, рушились, как детские игрушки. Огонь пожирал тюки сена, заготовленные для лошадей. Пылала крыша монастырской бани.

В устроенном при монастыре военном лагере творился хаос. Кочевники, прорвав боевые ограждения, мчались на лошадях сквозь дымовую завесу, вминая бегущих людей копытами в грязь.

Чёрный дым расползался по воздуху, охватывал удушливыми волнами.

– Под часовней! – закричал на бегу Федка. – Кладбище, оно под часовней! Наверх! Вон там!

Виктор вытянул шею, вглядываясь на вершину холма. В свете полуденного солнца мерцал купол церкви. Возможно, единственный путь на спасение. Иначе от кочевников было не скрыться. Вокруг скита лежала плоская выжженная степь.

Опомниться Виктор не успел. Свистящая стрела прорезала воздух и вонзилась, выбивая искры, в кольчугу бегущего рядом с ним ратника. Ратник повалился набок, успел согнуть колено. Застыл, хватаясь одной рукой за древко стрелы, торчащей из груди. Лицо его исказилось в проявлении ужаса.

Свист. Новая стрела угодила ратнику в голову, между челюстью и гортанью.

– Ура-ага! – в буре мчащихся голосов Виктор разобрал слова на языке Изумха. Прежде ему и в голову не могло прийти испытать свои знания на столь губительной практике. – Убивай! Семена, что гниют в земле! Срубай голову Сеятелю! Срубай!

Из общего рёва приблизился конский храп. Морщась от дыма, Виктор увидел, как, вырвавшись из серой завесы, мимо пронёсся вихрь изуметских всадников. Копыта лошадей рванули землю в паре саженей, кидая грязь.

Впереди послышались надсадные крики. Дорогу к монастырю пересекла ватага всадников. Виктор видел чёрные скошенные глаза, мерцающие из-под остроконечных шлемов.

– Назад! – он толкнул Федку в сторону. – Назад!

Осыпь камней оживилась под ногами, когда они стали сбегать по крутому склону. Свист. Толчок. Боль, отдающаяся во всё тело. Даже в корни зубов. Забрызганный кровью Виктор сделал пару заплетающихся шагов. Ноги предательски подогнулись, и он кубарем покатился сквозь острые заросли можжевельника.

В себя Виктор пришёл, лёжа возле выгребной ямы. Рукав захудалой стёганки пропитывался кровью – из него торчала, ощетинившись тёмно-жёлтыми перьями, изуметская стрела.

– Господин! – рядом возник взъерошенный и запыхавшийся Федка. – Пожалуйста, господин, только не умирай! Не умирай!