Это была последняя капля терпения в чаше Макара. Да – чаша эта никогда не была глубокой, но в данном случае даже он опешил от такой наглости этой представительницы “жирного класса”.

– Тамарочка – а ты ни чё не перепутала? Может, нам еще на улице побираться? Или жратву в кредит у вас брать?

– Что, простите? – удивилась повариха.

– Не прощаю. На себя хоть в зеркало посмотри – посидела бы месяцок на таких порциях, а там, глядишь, и схуднула бы. Небось пять пельменей в кастрюлю кидаете, а пятнадцать с собой домой увозите. А нам потом жрать нечего…

– Значит так, молодой человек – я вам не хамила, поэтому и вы тон поумерьте – строго перебила его повариха, предостерегающе указывая в сторону вожатого своим толстым пальцем. – Если есть претензии, то, пожалуйста, решайте их через начальницу. А я всё это выслушивать больше не собираюсь…

– Да запросто – бросил ей Макар. – И тарелку заодно возьму. Пусть поглядит на это “богатство”.

– Положьте тарелку, будьте любезны! – надулась повариха, лицо которой начинало краснеть. – Я вам не разрешаю выносить посуду из здания столовой!

– А мне твое разрешение не нужно. Хочешь забрать? Догони! – не глядя ответил ей Мак, демонстративно выходя в открытую дверь.

“Давно пора с ними разобраться” – думал про себя Макар, идя по территории лагеря с тарелкой скудной еды в руке.

Со стороны такая картина наверняка выглядела как минимум странновато.

Гудок. Гудок. Гудок.

– Да отвечай ты, ёпа мать – раздраженно сказал в немую трубку вожатый.

Опять гудок. Гудок. И еще гудок…

Психанув, Макар бросил попытки связаться с Элиной. Как на зло, тетки очень ни кстати не было в лагере, но именно сейчас она была нужна ему, как никогда.

В споре со столовским беспределом Элина являлась главным козырем в рукаве у Макара. “Продовольственный кризис” касался всех вожатых лагеря, а значит и проблема эта была куда серьезнее, нежели обычное недовольство племянника, которое тетка всё равно не восприняла бы всерьез. И теперь Мак хотел сыграть именно на этом – раз Элина так печется о “Ювенте”, она не может оставлять такой инцидент без рассмотрения, а значит и заходить к ней нужно было именно с этой стороны, и никак иначе. Даже несмотря на их недавнюю ссору, после которой ни одна из сторон не сказала друг другу толком ни единого слова, тетка была обязана что-либо предпринять.

Но пока что она была вне зоны его досягаемости. Время уходило, но и сделать с этим пока что было нечего. Придется ждать. А ждать Макар очень не любил, да и не умел.

Оставив тарелку в корпусе, Маку пришлось тащиться вместе со своим отрядом на последнюю репетицию хора на этой смене. Сегодняшняя вечерка “Битва хоров” должна была наконец-то выявить отряд, который лучше всего спелся за эту смену. Но судя по тому, как давались репетиции седьмому отряду, первого места им было уже не видать, а значит и самого Макара не сильно заботил результат грядущей вечерки.

В животе у вожатого неприятно заурчало. Маку казалось, что крик протеста его организма был слышен даже сквозь звонкое детское пение. Взять еды было негде – в буфете цены были конскими, а та порция, что стояла у него в корпусе, являлась символом раздора и ярким доказательством того, что вожатых “Ювенты” ущемляют и не уважают, а потому и пожирать вещественное доказательство было никак нельзя. Кто знает – вдруг, чтобы скрыть следы своих преступлений, хитрая Тамара Николаевна решит пока что увеличить порции вожатым, чтобы Элина, если она вдруг всё же решит нагрянуть в столовую с проверкой, не нашла там ничего преступного? Нужно было перестраховаться.

Репетиция хора проходила в клубе. Варя, музыкальный работник, которая всю эту смену и вела подготовку к “Битве хоров”, симметрично расставила детей на сцене и сейчас была занята тем, что пыталась заставить их улыбаться во время унылого песнопения. Те же самые попытки предпринимала и Зоря, которой было еще, в отличие от ее напарника, не плевать на исход сомнительного мероприятия.

Пока остальные были заняты, Макар решил подогреть интерес к конфликту, нагрянув в коморку к ди-джею, где Илья скучающе следил за еле ползущей дорожкой музыки в плеере на заляпанном экране ноутбука. И даже появление Мака его совсем не взбодрило.

– Здорово, Ильюх – сказал Макар, без приглашения усаживаясь на диван около диджейского стола, на котором снова царил полный кавардак.

– Даров.

– Давай сразу к делу. Я у тебя кое-чё спрошу и сразу отстану. Идет?

– Ну валяй, мне не жалко – откинулся на стуле Илья.

– Ты же в столовой во вторую смену ешь, со старшаками?

– Агась – кивнул ди-джей. – Ну ем то я во вторую, но сижу один фиг на веранде, с персоналом. Просто у вожатиков не всегда есть места свободные. Только если кто-то на выходной не уехал…

– Хорошо. Вопрос такой – у вас там порции нормальные? У вас, в смысле, у вожатых, когда ты с ними садишься. Вы довольны?

Илья призадумался. По виду Макара нельзя было сказать точно, в серьез ли его интересует этот вопрос, или же ему просто было скучно и вожатому захотелось тупо почесать языком и подоставать ди-джея всякими глупостями.

– Ну-у-у… Когда как… – почесал затылок Илья. – Такое себе, если честно. Бывает, что всё нормально. Но иногда и голодным ухожу. Вожатым же пионерские порции дают, а там сам знаешь – для нашего брата это маловато будет. Я поэтому чаще с персоналом хаваю – там у них порции хоть нормальные, человеческие. Но…

– Ясно – удовлетворенно закивал Макар, встал с дивана и с чего-то вдруг стал расхаживать по комнате. – Вот и я замечаю, что уж больно часто на нас стали забивать.

– А чё случилось-то?

– Да ни чё… Мы сегодня со столовскими погрызлись из-за этой херни. Пельменей принесли, как украли. Так еще и ждали хрен знает сколько. А эта жируха, которая повариха у них там главная, сказала, что у нас всё нормально… Под дуру закосила, короче. Что-то вроде того.

– М-да – вставил Илья. – Жесть.

– Так вот и я о чём – надо с этим что-то делать!

– А чё ты с этим сделаешь? – усмехнувшись, спросил ди-джей. – Столовка сама по себе живет, фары им врубать бесполезно. Если бы это детей касалась, то тут еще ладно – можно было бы наехать. А так… На вожатых всем класть с высокой колокольни.

– Всем, да не всем, Ильюх. Не боись – прорвемся!

– Да я и не боюсь – пожал плечами ди-джей, когда Макар уже выходил из его комнаты.

Весь лагерь полным ходом готовился к общим отрядным фотографиям.

Для Макара подобные официальные события, которые знаменовали окончание лагерной смены, были крайне нелюбимы. Во многом из-за того, что в эти дни суета, которой и без того была полна вожатская жизнь, выходила на свой максимальный уровень. Пионеры чаще всего решали, что им просто крайне необходима фотография со своим отрядом чуть ли не в самый последний момент, из-за чего возникала неразбериха с деньгами на фотографию, состыковка с родителями детей и прочее ненужное мракобесие.

Более того – в день самой фотосессии вожатым нужно было еще и проследить, чтобы все пионеры были чистыми и одеты в нарядную, по возможности красивую одежду, если таковая у них вообще имелась. В противном же случае родители считали своим долгом предъявить вожатым за неряшливый внешний вид их дитятка таким тоном, как будто это был по меньшей мере их родной брат или сестра.

С девочками всё было просто – чаще всего у каждой из них было нарядное платье, или же просто красивые вещи, в которых можно было и по лагерю прогуляться, и сфотографироваться заодно. Оставалось прибавить к этому заранее сделанную, или просто аккуратно уложенную прическу с легким макияжем, и тогда фотографии юных пионерок можно было бы смело размещать на обложку модных журналов. А главное во всём этом было то, что девочки могли привести себя в порядок сами, не обременяя этим своих несчастных вожатых.

С мальчиками же дела обстояли куда сложнее. Почти всегда к концу смены эти недомерки были похожи на дикарей, ну или же солдат, только что вернувшихся с линии фронта. Загорелые и усталые лица сочетались у них с потрепанными футболками и грязными шортами, которые они могли не менять всю смену, несмотря на укоры вожатых. Привести мальчиков в хоть немного цивилизованный вид было куда сложнее, чем девочек, и чаще всего на фотографии они были изображены именно такими, какими они и расхаживали почти всю смену. И в итоге получалось так, что на одном фото с красивыми девочками находились какие-то непонятные огородники, только что вернувшиеся с колхоза.