– Безобидный? – улыбнулась девушка. – Почему?
– Ну-у-у… Не знаю. Просто вы не похожа на грозную злую начальницу. Особенно когда одеваетесь по-простому. Выглядите как вожатая, поэтому мелкие и не сильно чешутся из-за этого. Просто будьте с ними чуть по строже. А то на шею сядут и всё – кирдык. Вообще потом не докричитесь.
– Хорошо, поняла – кивнула Элина, поджав губы. – У меня вообще… Честно говоря – с детьми я не очень лажу. Как-то упустила этот момент…
– Не любите их?
– Нет-нет, люблю. Я ж и с Макаром возилась, пока он еще мелкий был. Но вот в последнее время как-то разучилась я с ними…дружить. Да и некогда было. И не с кем… Позор…
– В этом деле практика нужна. А вам не до этого. Не переживайте – то ли еще будет – усмехнулась Зоря. – Седьмой отряд! Через пять минут строимся на зарядку!
“Господи, как же страшно” – подумала Элина, вздрагивания от Зориного крика.
А ведь день еще только начинался.
Элина не выпускала телефон из рук не только во время зарядки, но и на протяжении всего завтрака.
Македон Иванович звонил предупредить, что заранее отозвал с выходного еще двух своих охранников, чтобы они могли своевременно досматривать всех, кто приезжает в лагерь к детям. Элина не понимала, зачем он отчитывается перед ней за каждый свой шаг, но тут же вспомнила его собственную фразу – “Везде должен быть порядок!”, после чего лишние вопросы у начальницы отпали.
После разговора с начальником охраны Элина вызвонила ди-джея Илью. Тот сонным голосом сказал, что в течении часа будет готов к транспортировке всего своего “добра” к столовой, чтобы отряды смогли начать репетировать. Разумеется, заблаговременно ему нужен был не только список выступающих, но и музыка к номерам, дабы он сам мог успеть подготовится к концерту и настроить всё свое оборудование под отрядные номера.
Звонила и Катя. Она сообщила, что комнаты во всех корпусах чистые и прошли проверку. Оставалось только сделать так, чтобы до приезда родителей пионеры сохранили эту чистоту нетронутой и не превратили корпуса в средоточие хаоса и беспорядка, где некоторые особо догадливые детишки умудрялись сушить свои трусы у всех на виду прямо на тумбочке у соседа. В этом вопросе ей только и оставалось, что уповать на волю Господа Бога, да и то с некоторыми оговорками.
Ко всему прочему, начальнице нужно было еще позвонить на проходную и напомнить, что ворота для въезда в лагерь нужно открыть ровно в полдень. Да – этот вопрос был обговорен уже не раз, а сама начальница совсем не считала своих подчиненных глупцами и невеждами с короткой памятью. Однако Элина всегда верила в то, что лишняя перестраховка будет не лишней. Такой жизненный принцип она успела понять, принять и окончательно усвоить еще на первых порах своей работы не только в лагере, но и вообще везде, где от тебя требовалась хотя бы малая толика ответственности.
Увы, но, несмотря на все свои установки и запутавшись в узлах утренней суеты, сделать важный для себя звонок Элина всё же позабыла, за что уже успела мысленно себя отругать и теперь старалась как можно скорее исправить свой “просчет”.
– Элина Вадимовна, вы кушать-то будете? – спросила Зоря, которая, в отличии от своей новообретенной напарницы, уплетала манную кашу за обе щеки.
– Что? А, кушать… Наверное… Нет, не успеваю – растерянно ответила начальница и вновь прильнула к телефону: – Ало, да-да, Ефим Ефимыч… И вам доброе утро. Что, простите? Говорите громче, вас не слышно! Да, я как раз по этому поводу звоню. Что? Всё правильно – ровно в полдень открывайте, и не важно, сколько машин будет стоять ждать. Всё как обычно…
– Знаешь, Карин – негромко сказала Зоря, наклоняясь к своей соседке, пока начальница говорила по телефону, – Я тут подумала… Короче – не хочу я быть главной в лагере. Ну на фиг… А то так ведь и телефон к уху может прирасти.
Репетиция шла полным ходом.
Седьмой отряд пел лениво и не очень дружно. Зоря то и дело останавливала концерт, чтобы сделать замечания и угомонить парочку мальчишек, которым всё это действо опротивело особенно сильно. Остальные тоже были не лучше – пионеры то спешили, то отставали, завышали и занижали голос там, где не нужно, а порой и вовсе откровенно перевирали слова, от чего им становилось смешно и вожатой приходилось вновь обрывать песнопение.
Многие из детей уже предвкушали скорый приезд родителей. Это отражалось на их лицах и в поведении, заставляя пионеров думать о чём угодно, но только не об удачном выступлении. У многих из них голова наверняка была забита мыслями о том, что же такого вкусного и интересного привезет им сегодня их родня. Куда уж тут разучивать песню? Им было не до нее… Хотелось только, чтобы она поскорее закончилась и больше не мешала им грезить о желаемом.
Прогон затягивался, а время таяло, как лед на жарком солнце. Иссякало и терпение вожатой, которая уже начинала понимать, что такими темпами они ни к чему хорошему не придут.
– Ребят, соберитесь! – рыкнула Зоря, которая после очередной остановки уже начинала нервничать. – Мы ж ее вчера учили! А сегодня вы уже ни в зуб ногой. Память, как у рыбок, или что? Вам перед родителями своими выступать, не позорьтесь! Собрались. И-и-и…
Пока пионеры, пересиливая себя, мямлили строчки из песни, Элина, которая тоже пребывала на взводе, то и дело выбегала из холла в коридор, чтобы ответить на звонок, позвонить самой, либо оставить голосовое сообщение в их лагерном чате, в котором сейчас, накануне важного события, тоже бушевала насыщенная жизнь.
– Нет, нет, Тихон Валерич, красить уже ничего не надо – говорила в полголоса начальница, отвечая на внеочередной звонок. – Бордюры там и так нормальные, да и в любом случае уже поздно. Родители приедут и обязательно кто-нибудь из детей измажется, как это всегда бывает. Потом начнутся проблемы… А Артур Гекович там не рядом, случайно? А передайте трубочку…
За разговором Элина не заметила, как в коридор вышла Зоря, тихо прикрыв за собой дверь в холл.
– …да, да, тот красный ковер, здоровенный. Посмотрите, его вчера успели почистить? Ой, Зоречка, я щас вернусь, обещаю.
– Моя хорошая, да не изгаляйтесь вы так – тихо сказала вожатая. – У меня-то всё под контролем, а у вас, я смотрю, своих дел хватает. Идите, а то и мы песню не отрепетируем, и лагерь к родительскому дню не подготовится – и будет у нас тогда двойной шухер.
– Да всё нормально, просто такое чувство, что без меня ничего не решается – устало ответила Элина, и почти сразу вновь прильнула к телефону, – Чистый? А, ну да-да, говорила. Вчера еще, точно. Ага. Поняла. Хорошо, хорошо. Всё, спасибо.
Зоря тихо посмеивалась над суетной начальницей, которая, казалось, сейчас провалится под землю не то от стыда, не то от раздражения.
– Теперь я твоя – выдохнула Элина.
– Нет, к сожалению. Да и вряд ли я в вашем вкусе – отшутилась вожатая. – А по поводу подмены – забудьте. Прибегайте, когда разберетесь со своим завалом. А то вы один фиг от телефона не отлипаете. Всё, кыш.
– Извини-и-и, Зоречка. Мне дико стыдно, но всё равно спасибо. Ты умница – поцеловав вожатую в щеку, сказала начальница. – Я побежала. Прости, прости меня. Как разберусь со всем – сразу же к вам вернусь. Обещаю!
Элина покидала Южный корпус с явным ощущением того, что она забыло что-то чрезвычайно важное. Однако, что конкретно она успела забыть, начальница так и не могла припомнить. Пока что всё находилось лишь под ее шатким контролем, а такое положение дел всегда вызывало у начальницы дискомфорт.
Тем временем проклятый телефон уже успел вновь завибрировать в руке.
По своей сути родительский день был лютым кошмаром не только для каждого вожатого, но и вообще для всего лагеря в принципе. Если говорить просто – всё происходящее в этот день было одной большой декорацией, и все, в том числе и сами родители, об этом знали.
Когда детей отправляют в лагерь, то многие почему-то считают, что родители нарочно ссылают своих светлоликих чад подальше от себя любимых, чтобы хоть немного побыть наедине с собой и своими “взрослыми” делами. Иногда это действительно было так. Однако чаще всего многие из этих свободолюбивых взрослых напротив начинают обрывать телефоны вожатых уже на второй день после заезда на смену. Предлоги для этого всегда выбирались разные, но истинным был только один – все они на самом деле переживали за комфорт и счастье своих детей, а сами попросту не находили себе место в жизни без своих дорогих детишек.
