Процесс казался невыносимо долгим, а детей к тому же еще и приходилось регулярно успокаивать, чтобы они не шумели и ничего вокруг не лапали. Седьмой отряд значился в расписании последним, поэтому и закончили они с этими нудными проволочками уже почти к самому ужину.
– Вот Макар, держите. И еще распишитесь в журнале за получение – протянул маленькую аптечку вожатому Яков Максимович, когда закончил с осмотром последнего пионера. – Используйте только в крайних случаях. Самолечением не занимайтесь. Чуть что – сразу ведите к нам, или звоните. В любое время, естественно. Аптечку даем, если вдруг какая-то экстренная ситуация возникнет. Мало ли, да? Но такого у нас и не бывает почти.
– Ладно – без особого интереса пробубнил уставший вожатый, ставя роспись в уже исписанном журнале. Сейчас он был так выжат, что подписал бы вообще что угодно, лишь бы уйти из этого проклятого места.
– Там всё самое необходимое – зачем-то продолжил объяснять Яша своим хрустящим голосом. – Йод, зеленка – это если ранки какие-то небольшие. Бинт для перемотки…надеюсь, что до этого не дойдет. Цитрамон от головных болей, больше одной не давайте. Порошки от спазмов в животе. Уголь активированный для этого же дела, по две таблетки на десять килограмм. Еще тут лейкопластырь, салфетки…
– Я разберусь. Спасибо.
– Хорошо-хорошо. Конечно разберетесь. Если что – инструкции там все есть, прочтете внимательно. Не переживайте, Макар.
– Я и не переживаю.
– Вот и отлично. Так, что там – расписались?
– Да. Вы имя мое знаете? – подозрительно спросил Мак. Узнать имя и фамилию вожатого, конечно же, было не сложно, но Макару с трудом верилось, что врач выяснил всё это специально и заблаговременно. – Катя сказала?
– Нет, не она. Так я же вас помню, голубчик – улыбнулся Яков Максимович, собирая все детские справки в кучу и сортируя их по алфавиту.
У Макара неприятно сжалось в районе желудка. Помнит? Откуда?
– Работали вы у нас. Давненько, правда – словно ответил на незаданный вопрос врач.
– Хорошая у вас память. А я вот вас чё-то не припомню.
Это было не так – лицо врачуги и правда показалось ему знакомым, но Макар обратил на это внимание только сейчас, когда Яков Максимыч своими откровениями заставил вожатого почувствовать себя неуютно.
– Так я в те времена сюда на консультации приезжал и с проверками. Это уж потом меня позвали работать, так сказать – на постоянной основе. По-моему, вас уже тогда здесь не было. А по поводу памяти – что есть, то есть. Не пойму только, дар это, или проклятье. Ведь знаете…
– Хорошего дня. Мне пора – бросил вожатый и поспешил ретироваться из медпункта.
Против Якова Максимовича, с виду безобидного и интеллигентного врача, Мак пока что ничего не имел, но и тратить время на выслушивание его заумных мыслей тоже не собирался. Пока что вожатому было некомфортно лишь от того, что врач до этого уже знал Макара, пусть и мельком. Знакомых из “прошлой жизни” Мак всегда старался обходить стороной в прямом и в переносном смысле, но теперь делать это, пожалуй, стало уже невозможно. Иначе тогда ему вообще не следовало возвращаться в “Ювенту”. Оставалось надеяться только на то, что течение времени смыло своим бурным потоком из лагеря всех, с кем Макар когда-то работал или контактировал здесь несколько лет назад. Всех, кроме, разумеется, самого Якова Максимовича.
День понемногу близился к своему завершению, а живот у вожатого уже начинал завывать от голода. Настало время идти на ужин в столовую, куда уже, видимо, отправился и его отряд.
Дети далеко не сразу запомнили, кто и за каким столом сидит, поэтому они метались по столовой, словно перепуганные кролики, пока их вожатые пытались навести хоть какое-то подобие порядка. Рабочие столовой были недовольны сложившимся хаосом и демонстративно не разносили ужин до тех пор, пока все не рассядутся по своим местам.
К приходу Мака, который по пути еще заносил аптечку из медпункта в Южный корпус, вожатые уже успели навести условный порядок, а ему самому оставалось только подтолкнуть пару особо туго соображающих пионеров к их местам. С горем пополам, спустя какое-то время, вожатые и сами смогли присесть за свои столы в ожидании ужина, который до них всё равно дошел бы еще не скоро. За столиком вожатых из Южного корпуса царила тишина – Валера грыз корку хлеба, Зоря бестолково глядела в окно, а Карина просто хлопала своими большими глазами и не решалась прервать молчание. Макара такой уклад вещей вполне устраивал, но Валера снова решил испортить своему соседу всю идиллию.
– Макар, а ты сегодня в сценке участвуешь? – надавил на больную мозоль лопоухий.
Вожатый нехотя кивнул.
– Круто – с не поддельным восторгом отреагировал на кивок его сосед. – А от нас вот Карина идет. Она здорово танцует, поэтому ее туда с ногами и руками забрали.
– Да ладно, потом и тебя возьмут – смущенно поджала губы Карина. Макар удивился тому, что эти двое вообще могут испускать в сторону друг друга хоть какие-то звуки. И в особенности это удивление касалось самого Валеры, который в присутствии блондинки как будто воды в рот набирал и там же ее и кипятил. – В этом всё и дело – меня взяли только из-за танцев. Зато вот на сцене играть я всегда побаивалась.
– Я тоже – ответил Валера. – Только я вообще на сцене ни разу не был. Не звали просто…
– Скоро всё будет, поверь. Целое лето впереди – мило улыбнулась Карина.
А тем временем ужин всё не несли – официантки разносили порции детям, но делали они это, по скромному мнению Макара, слишком уж медленно и лениво. Вожатый дрыгал ногами, отбивал чечетку и даже подумывал снова сбегать на перекур. Это бесило, но делать было нечего – детей в столовой было слишком много.
– Ребят! – раздался позади них голос Ольги Викторовны, которая ела во вторую смену и должна была появиться здесь только через час. – Все, кто в сценке участвуют, после семи часов идут в клуб репетировать. В восемь уже начинаем. Не опаздывайте, пожалуйста. Всем приятного аппетита!
Большая часть столовой откликнулась на пожелание воспитательницы, но самому Макару, да и остальным вожатым в придачу, ответить было нечего – их стол до сих пор пустовал. Нужно было это прекращать – Мак поднялся с места и уверенно подошел к одной из молодых официанток, снующих по залу с подносом.
– Родная, здравствуй. Сорян, что лезу, но нам уже скоро срываться надо. Да и жрать хотим, как собаки. Можно нам свои тарелки по-быстрому ухватить? Мы их сами заберем, можете не отвлекаться…
– Сначала детям. Вы подождите пока – бросила ему девушка, не обращая на вожатого никакого внимании и продолжив расставлять тарелки на детский стол. – Скоро всё будет.
– Да некогда нам ждать. У нас же тоже работа – уже без малейшего тона доброжелательности наехал Мак. – Просто дай мне тарелки, я сам их отнесу, не гордый. Мы тут щас дольше спорить будем.
Работница смерила наглеца тухлым взглядом, но оно того стоило. Уже через пару минут Макар выставил на стол добытые с боем порций солянки с хлебом – для себя, Зори, Валеры и Карины. Вид у них был удивленный, а вожатые из Восточного корпуса, сидевшие за соседним столиком, решили последовать примеру Макара и тоже отправились самостоятельно добывать себе еду, устав ждать милости от жизни.
– Я не буду есть – вдруг сказала Зоря, которая до этого была словно в трансе. – Подожду снаружи, пригляжу пока за отрядом. Приятного аппетита.
Выглядело всё это странно – напарница Мака, которая до этого почти не затыкалась и болтала без умолку, к вечеру вдруг стала какой-то загруженной. Впрочем, Маку это могло всего лишь показаться, поэтому он решил не отвлекаться от поедания солянки, которая вприкуску с хлебом оказалась весьма терпимой на вкус.
День близился к концу и Макару предстояло преодолеть последний его рубеж – концерт открытия первой смены.
В гримерке толпилось больше народу, чем она могла в себя вместить. Казалось бы – клуб был построен по всем правилам, производя хорошее впечатление как на зрителей, так и на выступающих на сцене “артистов”. Но почему тогда нельзя было сделать гримерку хоть чуточку побольше? Этот вопрос никак не давал Макару покоя, когда они стояли внутри душной и давящей своей теснотой комнатке в ожидании выхода на сцену. Ко всему прочему вожатого еще и начинало подташнивать – как будто без этого его положение было радостным и расчудесным.
