– Это мы щас так называем вожатых, которые с самого открытия здесь работали. Первый состав, перваки, как-то так… Я про тебя вчера как услышала, так и не поверила сначала, что ты аж шесть лет назад вожатил, еще при Бессарабе. А потом на фотку на стене глянула – там как раз перваки засняты и подпись была, с датой первой смены, открытия лагеря и всякое такое, не суть… Вот на ней я тебя и нашла. Ты изменился, повзрослел…

– Первак… Это же круто! Я так рад, что мы вместе будем работать – восхитился Валера. – Не могу поверить, что ты здесь с самого открытия. “Ювенте” почти десять лет!

– Ага, мне тоже сложно представить, если честно – подтвердила Карина, которая уже наверняка накануне успела обсудить эту тему с Зорей. – Когда лагерь открывался, я еще мелкая была. А ты уже тогда тут работал. Обалдеть. Получается, что ты теперь единственный, кто еще в строю остался…

– Ни хера тут классного нет – остудил их пыл Макар, начиная поедать третий бутерброд. – Работал и работал. Зря только время потерял.

– Да ладно тебе – ты из всех нас тут самый опытный, каждого можешь уделать – продолжила портить утро Маку его напарница. – Тогда же здесь всё по-другому было… Расскажешь потом?

– А мовна мне не жабивать бафку вопосами ш утва пованьше? – спросил Мак с набитым ртом.

Его собеседники затихли и больше вопросов перваку никто задавать не стал. Да и не до этого было – завтрак на долго не затянулся. Оля стала подгонять народ и напоминать всем о том, что времени до заезда осталось не много.

– Давайте сворачиваться потихоньку – закончив завтракать, сказала Зоря. – Мы с Кариной щас пойдем в вожатскую, возьмем пока всю инфу и объявления для родителей, а вы вытаскивайте столы из корпуса, да и сразу к лавкам их ставьте. Скоро детей уже запустят…

– Поняли – выслужился Валера, зачем-то ответив и за своего соседа.

Макар не разделял его рабочего настроя, но деваться было некуда – нужно было начинать работу.

Но как же всё-таки хотелось спать…

Стол упрямо не хотел влезать в дверной проем, умудряясь зацепиться то за порог, то за дверные косяки. Валера, который помогал Маку в этом неблагодарном деле, тоже ничуть не способствовал достижению цели – руки у него были слабые и он то и дело опускал стол, чтобы сделать передышку. С большим трудом, но им всё же удалось выволочить две парты из корпуса и расставить их у лавок, куда к тому времени уже подтянулись Карина и Зоря со всеми нужными для приема детей атрибутами.

По своей сути день заезда был самым худшим днем на каждой смене. Суета, неразбериха, боль, отчаяние и снова суета – вот главные составляющие всего этого безобразия. В этот день вожатым, старшему воспитателю и начальнику лагеря предстояло решать огромное множество возникающих проблем и отвечать на многочисленные, и, как правило, глупые вопросы родителей. Кому-то из них не нравились кровати, кому-то корпуса, а некоторым вообще всё и сразу. Еще ни разу на памяти Мака не было такого, чтобы день заезда проходил мирно и без нареканий.

Зоря как можно скорее принялась украшать их стол принесенными из вожатской атрибутами – табличкой с номером отряда, бейджами с именами вожатых, который Мак категорически отказался на себя цеплять, цветастой скатертью, а также объявлениями, несшими в себе ценную информацию, которую, как правило, родители умело игнорировали.

В идеале в лагере ребенку не рекомендовался сотовый телефон, что одновременно было и здорово, и тупо. Здорово, потому что если телефона нет, то и пропасть он никуда не мог. А тупо это было из-за того, что пионер в таком случае мог контактировать со своими родителями только через вожатого, что было идиотизмом уже наивысшей степени. Особенно сильно это бесит, когда вожатый носится и покрывается мылом, готовясь к вечернему мероприятию, а малолетнему сопляку вдруг втюхивает в голову “быстренько” позвонить родичам и выложить им всю подноготную лагеря и своей тяжелой жизни, параллельно еще и разнывшись. Отчасти поэтому руководство лагеря, чтобы снять с себя тяжкий груз ответственности, придумало хорошее правило: “Администрация лагеря не несет ответственности за сохранность ценных вещей”. Коротко, просто и ясно. Тем не менее, пропажа оных никогда не останавливала родителей вызывать полицию и требовать от лагеря немедленно разобраться в ситуации. В таком случае на ум приходило только одно слово – идиоты. Во всяком случае сам Макар всегда вспоминал именно это ругательство при возникновении подобных ситуаций.

Пока Зоря обустраивала их приемный стол, мимо Южного корпуса уже стали проходить первые новоприбывшие пионеры. Ребята это были постарше, а потому явно не могли пополнить ряды седьмого или восьмого отряда. Пионеры тащились со всевозможными чемоданами, сумками, рюкзаками и пакетами, а лагерь, до недавних пор представлявший из себя тихое место, стал наполняться шумом детских и не очень голосов. Вещей у детей было столько, что могло показаться, будто они заезжают сюда до конца следующего лета, но уж никак не на двадцать один день. Почти каждого из них сопровождали суетливые родители, которые бегло осматривали территорию лагеря в поисках изъянов или угрозы жизни для своих чад. Однако были и такие, кто вполне себе спокойно и уверенно направлялись к своему корпусу – в таких Мак сразу угадывал бывалых пионеров, “старичков”, которые явно приезжали в “Ювенту” уже не впервые.

Макар, который в городе почти никогда не контактировал с подростками и не обращал на них никакого внимания, только если не сталкивался с ними в автобусах, был удивлен, насколько же взросло многие из них выглядят. Девушки, которым на вид можно было смело выписывать по шестнадцать лет, на деле оказывались тринадцатилетними девочками, которые своему истинному возрасту не соответствовали ни морально, ни физически. С парнями было чуть проще, ибо редко кто из них внешне сильно отличался от своих лет, разве что усы начинали проклевываться у них раньше срока. Но даже среди них встречались особи, подобные откормленным стероидами машинам, размеры которых заставляли вожатых их опасаться.

Глядя на всё происходящее, Макар не мог поверить, что это происходит с ним на самом деле, взаправду. Опять. Снова. Вместо того, чтобы оставить часть этой жизни далеко позади, Мак вновь переживает то, что уже казалось ему пройденным этапом. Заезд, постельное белье, вожатые, планерка, нашествие детей, за которым последуют знакомства и ссоры, оры и крики, дневные и вечерние мероприятия, утомляющие дни и бессонные ночи. И если до этого момента ему еще могло показаться, что всё происходящее с ним – это сплошной сюр и просто затянувшийся страшный сон, то теперь сомнений не было никаких – да, он снова здесь, он снова в “Ювенте”. Да – рядом другие люди, а обстоятельства его приезда в этот раз были иными. Но всё же – он опять оказался именно там, куда поклялся не возвращаться. Там, куда и возвращаться-то было больно. Странно было идти работать вожатым в таком возрасте, понимая, что это твой единственный шанс не сдохнуть с голоду. Однако еще страннее было сидеть здесь за приемным столом, постепенно осознавая, что всё это происходит наяву, а не в твоей голове.

Как жаль, что это был не хмельной сон, заплывший в его голову с очередного бодуна. В этот раз пробуждения, пожалуй, можно было не ждать.

Пока Макар скучно и уныло осознавал свое печальное положение, разглядывая проходящий мимо такой же скучный поток пионеров, у Валеры и Карины, что сидели напротив, в отряде уже намечалось первое пополнение. Поставив галочку напротив имени и фамилии маленькой девочки, Карина рассказала родителям о сути объявлений, расклеенных по всему столу, а также приняла от них медицинскую справку, после чего сказала, в какой комнате будет жить юная пионерка. Валера вызвался помочь оттащить в комнату чемодан новоприбывшей девочки, что было с его стороны явным промахом. Мак еле сдержал смешок, когда увидел, как доходяга с трудом поднимает тяжелую ношу, и, краснея, тащит чемодан в корпус.

– Здравствуйте, мы к вам – к столу подошел мужчина средних лет, где как раз просиживали штаны Макар и Зоря. У него из-за спины робко выглядывал мальчишка с копной рыжих волос на голове.