— Если мы продолжим такими темпами, то мне придётся…

— Что? Ну что тебе придётся?

— Мне придётся пойти против ещё одного принципа. Я никогда не занимался сексом в общественных местах и считал это правилом дурного тона. Хоть стёкла в машине тонированные, но всё-таки… Это неудобно, негигиенично.

— И всё-таки ты готов пойти на это?

— Конечно, готов. Я ведь не железный.

Корчу гримасу, передразнивая мужчину, чмокаю его в кончик носа и выхожу из машины.

Теперь мне самой следует остыть и подготовиться к встрече с дядей. Телефон вновь звонит. Комаров прислал сообщение.

«Заказал столик на троих. Знаю ведь, что вы не решитесь прийти в одиночестве».

Какой знающий!

Ну уже легче.

Не будет задаваться.

Очень надеюсь, что у него для меня хорошие новости.

Хотелось бы поскорее закрыть гештальт с муженьком, потому что мне не по себе заигрывать и целоваться с другим мужчиной, зная, что в паспорте стоит штамп о браке. А не делать этого я уже не могу. Мне даже сейчас хочется вернуться и поцеловать Андрея. Надеюсь, что я не тороплюсь… Не хочу снова обжечься, но то, что творится в сердце — оно сильнее меня.

— Готова поговорить с дядей?

— Вообще-то… нет, но это должно произойти. Если он не знает, что папа сделал с мамой… не говори ему. Ладно? Я не хочу, чтобы он возненавидел своего брата.

— А при чём здесь я? Это твоё дело. Я не собираюсь ничего говорить, но вот сможешь ли промолчать ты сама?

Киваю.

Не хочу расстраивать дядю. Он единственный родной человек, оставшийся у меня. Хоть он отдалился от нас с отцом, а всё равно я помню, как успокаивал меня. Помню и благодарна ему, что не позволил мне закрыться в собственной ракушке. Он был рядом. Большой вопрос — что заставило его исчезнуть из нашей жизни. Правда? Желание защитить меня от неё? Или он не смог смириться с мыслью, что его брат — убийца?

Андрей переплетает пальцы наших рук, и мы входим в больницу. Мужчина даже не спрашивает, куда нам идти и первым делом ведёт меня к лечащему врачу дяди. Герман Валентинович уверяет, что с дядей всё хорошо, но просит быть осторожнее и выбирать, какие разговоры стоит вести, а какие — нет.

— Он поправится? Дядя сможет нормально жить?

— Да, разумеется. У него есть порок сердца, но операцию делать слишком опасно. Если правильно лечиться, то он ещё долго проживёт. И в космос сможете отправить.

Я посмеиваюсь.

В космос отправлять его не хочу.

Мне бы хотелось снова обрести дядю. Хотелось бы, чтобы он отвёл меня к алтарю, когда выйду замуж. Я бы с радостью обручилась. С Димой мы не решились пойти в церковь, и теперь я благодарна Всевышнему, что не совершила самую ужасную ошибку в своей жизни, а вот с Андреем… Наверное, я готова пойти с ним к алтарю.

— Ты о чём-то задумалась. Мы уже можем идти к твоему дяде, — шепчет Андрей, склонившись к моему уху.

— Да. Спасибо, доктор. Спасибо за всё, что вы сделали для дяди и сказали сейчас. Я прослежу, чтобы он лечился и не относился наплевательски к собственному здоровью.

До палаты мы с Андреем идём в молчании. Рядом с дверью он останавливается и берёт меня за руки. Наверное, моё волнение видно, но скрыть его я не могу. Сейчас я посмотрю на дядю совсем другими глазами. Я подозревала, что это он убил маму, а теперь должна извиниться, попросить прощения, что так плохо думала о нём.

— Я буду ждать тебя в коридоре. Думаю, вам с дядей есть о чём поговорить наедине. Но если тебе потребуется поддержка, просто дай знать. Договорились?

— Договорились. Спасибо, что не оставляешь меня.

— Никогда, — шепчет Андрей и нежно целует меня в щёку.

Тихонечко открываю дверь палаты и вхожу. Дядя лежит на кровати. Он медленно поворачивает голову, смотрит на меня, но я не понимаю, какие эмоции испытывает в это мгновение. Он рад моему визиту? Или хочет, чтобы я ушла?

На прикроватной тумбочке стоит букет жёлтых хризантем. Фрукты, вода и всё необходимое — есть. Андрей предупредил, что курьер уже отвёз всё, а ещё он оплатил отдельную палату, чтобы дядю никто не беспокоил. Так приятно, что мужчина заботится обо мне и моих близких.

— Здравствуй, дядя! — говорю негромко и приближаюсь к нему.

Пододвигаю стул ближе к кровати и присаживаюсь.

— Здравствуй, Лера. Ты пришла, потому что вспомнила всё? Или просто беспокоилась о своём нелюдимом дяде?

— И то, и другое. Я не умею врать, поэтому не стану отрицать, что вспомнила, но твоё состояние тоже обеспокоило меня.

Дядя морщится, словно ему больно. Он присаживается, прислонившись к спинке кровати? и покачивает головой.

— Тебе не следовало ворошить прошлое. Ты провела чудесное детство, разве не так?

— Можно ли назвать его чудесным? Я мечтала о том, чего у меня никогда не было, о материнской ласке.

Дядя вздыхает. Он кладёт правую руку на сердце и молчаливо поджимает губы. Замечаю, как дрожит его подбородок, и опасаюсь, как бы не сделать хуже.

— Знаешь, а давай мы не будем сейчас говорить об этом? Позже, когда ты полностью придёшь в себя… а пока я предлагаю просто пообщаться, как дядя с племянницей. Расскажи мне о своём состоянии?..

Дядя отрицательно качает головой.

— Я любил её. Всем сердцем любил твою маму. Она была самым светлым человеком, которого мне когда-либо доводилось встречать. Мне хочется поговорить с тобой о ней. Тем более… когда ты узнаешь всю правду до конца, то, возможно, не захочешь общаться со мной, как племянница с дядей.

Мне приятно слышать тёплые слова о маме. Сердце ноет, а дышать становится сложно из-за подступившего к горлу кома, но я держусь. Что такое может рассказать дядя, чтобы заставить меня бежать от него?

— Папа говорил, что она была светлым ангелом, но сам же отрезал ей крылья.

— Нет! Всё совсем не так, как ты думаешь. Совсем не так. Это случилось не нарочно. Твой отец никогда бы не убил её. Он тоже любил твою маму.

На ресницах дрожат слёзы. Дядя будет оправдывать своего брата? Стискиваю зубы и хочу сказать, что не хочу слышать оправданий, но вместо этого молчу. Я ведь видела всё своими глазами. И если раньше не помнила, то теперь… правда мне известна. Глупо отрицать это.

— Ту пулю, что унесла её жизнь, должен был получить я. Она предназначалась мне, но твоя мама закрыла меня собой.

— Тебе? Н-но… почему?

Я шокировано смотрю на дядю, чувствую, как гулко колотится сердце в груди. Хотелось бы спросить больше, но я теряю дар речи.

Пуля предназначалась ему? Мой отец всё-таки убийца… Он хотел убить своего брата. За что? Почему он был таким кровожадным?

— Да, милая… Пуля предназначалась мне, потому что Стасу стало известно, что его жена изменила ему со старшим братом и хочет уйти от него. Это не он убил твою мать, это сделал я. Я один виноват в том, что ничего не успел сделать. Именно поэтому я несу наказание в течение всей своей жизни. И буду нести его до конца своих дней. Она попросила позаботиться о тебе, но я не сделал даже этого из-за чувства вины и ненависти к самому себе.

— Ты любил её как женщину? — Мне тяжело произносить каждое слово.

Правда смертельно ранит. Никогда бы не подумала, что мама могла изменить отцу. И с кем? С его братом… Но это не оправдывает папу. Я ведь не побежала за пистолетом, застукав мужа на измене. Я решила разобраться с ним другим способом. Кто я такая, чтобы решать, кому жить, а кому умирать? Не я творец жизни, так почему посмела бы отнять её? А отец посмел! Даже если дядя прав, и пуля предназначалась ему, а не маме. Отец не имел права выпускать её.

— Всё так. После твоего рождения мой брат часто пропадал на работе. Она страдала, сходила с ума в одиночестве. Мы проводили много времени вместе, гуляли с тобой… Твоя мама не хотела изменять своему мужу, но всё получилось само по себе. Мы оба не смогли контролировать обуздавшую нас страсть. Глупо было скрывать, что мы полюбили друг друга и уже не представляли себе жизни друг без друга. Я пытался убедить её уйти от Стаса, но из-за тебя она не хотела. Она не желала лишать дочь отца, боялась, что мой брат сам лишит её дочери. Мне следовало быть смелее тогда и поговорить с братом с глазу на глаз. А может, я должен был просто уехать и оставить её в покое? Перестать мучить, ведь невозможность быть вместе уничтожала нас обоих. Мой эгоизм лишил её жизни. Застукав нас вместе в гостиной… твой отец был вне себя от ярости. Он был шокирован и сам не понимал, что делает. Он выстрелил в меня, но твоя мать прикрыла и не позволила пуле пробить моё сердце. Она была ещё жива, и я побежал за телефоном, чтобы вызвать скорую… но когда вернулся, ты кричала, а она… мой ангел больше не дышал. Я готов был убить твоего отца, но сильнее всего — самого себя. Лишь обещание не оставлять тебя в тот момент поддерживало меня. Это было единственное, что я мог сделать для твоей матери. Твой отец ушёл в себя… он много пил, не выходил из кабинета. Как так вышло, что за убийство посадили его друга — я не знаю, да и не вдавался в подробности. С одной стороны мне хотелось разорвать его, а с другой… ты так часто спрашивала об отце, что я не мог причинить ему боль. Я не смел лишить тебя ещё одного родного человека. Когда Стас немного пришёл в себя, вспомнил, что у него есть дочь, я уехал. Решил, что лучше мне не появляться у вас на глазах, не напоминать о себе.