Михаил Евгеньевич улыбается.
— Всё гораздо проще, чем мне казалось изначально. Если воспоминания возвращаются сами, вы откопаете их раньше, чем я думал. Однако… вы уверены? Я мог бы отвезти вас в больницу…
— Нет, не следует. Я в норме. Уже всё хорошо. Я только отправлю сообщение, и буду готова.
Пока сажусь в кресло, набираю сообщение Андрею и прошу его узнать, что с дядей. Мне нет смысла срываться и мчаться в реанимацию, потому что туда даже не пустят. Надеюсь, Андрею удастся выяснить чуть больше.
Расслабившись, стараюсь отпустить все невзгоды, не думать о муженьке и его вчерашних откровениях, выбросить из головы аварию, которая чуть было не случилась… и не переживать за дядю. Я не Всевышний — помочь ему всё равно не смогу.
— Валерия, вы готовы?
Бархатистый голос Михаила Евгеньевича убаюкивает.
Киваю и смотрю на маятник, качающийся из стороны в сторону: влево… вправо… влево…
Снова вижу тёмную гостиную и ковёр, испачканный кровью мамы. Снова вижу её и пытаюсь докричаться. Кажется, она ещё дышит. Я хочу спасти её. Пытаюсь собрать с ковра кровь, чтобы вернуть ей, но мужские руки тянутся ко мне в попытке успокоить.
Распахиваю глаза, хватаю ртом воздух и пытаюсь втянуть в лёгкие побольше, потому что голова пошла кругом, а страх от увиденного забился в каждой клеточке тела.
— Всё хорошо, Валерия! Всё хорошо. Расскажите мне, что вы увидели, — пытается помочь мне расслабиться Михаил Евгеньевич.
— Простите… Я не могу. Не хочу говорить, потому что… — Горло стягивает, и мне тяжело выдавливать из себя каждое слово. — Я ничего нового не увидела, но эта сцена. Кажется, будто она вытягивает из меня все жизненные силы. Я не знаю, как это объяснить. Прошу вас, простите. Думаю, нам действительно лучше отменить сеанс и… встретимся в другой раз.
Спешу покинуть кабинет мужчины, но на стойке администратора он всё-таки нагоняет меня.
— Какой день вам был бы удобен? — спрашивает девушка, нервно косясь на своего босса.
— Мне? Нет… Никакой. Простите. Я потом лучше позвоню и запишусь.
Прикладываю карту, чтобы поскорее оплатить приём, и вылетаю на улицу, как только это случается. Прохладный свежий воздух помогает мне взбодриться, но не сильно. Голова раскалывается, а венки на висках пульсируют так сильно, что, кажется, вот-вот разорвутся.
— Валерия, что случилось? Вы увидели что-то и испугались… Давайте поговорим об этом? — голосом останавливает меня Михаил Евгеньевич, и я оборачиваюсь в его сторону.
— Вы правы. Я увидела то, что хотела… И мне не понравилось это. Мне совсем не понравилось это, — бормочу я. — Не следует мне больше приходить сюда. Я не хочу узнавать больше. Простите, пожалуйста, но сейчас мне лучше уехать. Ладно?
— Но, Валерия…
Договорить мужчине я не даю и практически сбегаю от него. Сердце гулко колотится. Ныряю в первое попавшееся такси на стоянке и прошу увезти меня в дом Андрея. Он сейчас занят делами, и я смогу какое-то время побыть одна. Мне жизненно необходимо уединиться сейчас.
Расплатившись с водителем, я спешу войти в дом, чтобы скрыться от всего мира, а как только оказываюсь там, бросаю сумочку на пол, прислоняюсь к стене и медленно скатываюсь по ней на пол, заливаясь горькими слезами.
Они все были правы…
Все!..
Мне не следовало копаться в прошлом, ворошить его и вытаскивать то, что забыла. Потому что моя жизнь никогда не станет прежней. Мои руки испачканы в крови родной матери, и я никогда не смогу простить себя за то, что забыла это. Забыла и просто продолжала наслаждаться жизнью. Я любила его… всем сердцем любила убийцу.
Глава 22
Приняв душ, я потихоньку успокаиваюсь. Надеваю рубашку Андрея. Она прекрасно пахнет свежескошенной травой, хрустит от свежести. Кажется, словно в это мгновение мужчина обнимает меня, и я чувствую себя… защищённой. Иду на кухню, чтобы сварить кофе. Андрей пока ничего не написал. Узнал ли он что-то о состоянии дяди? Единственный, кто названивает и не собирается оставлять меня в покое — муженёк. Только говорить с ним не хочу. Сейчас моя душа обнажена. Это что-то слишком личное, и я не готова встречаться с предателем, пока внутри происходит самый настоящий переворот.
Слышу, как открывается дверь. Обхватываю кружку руками и опускаю голову.
Моя сумочка до сих пор валяется в коридоре… там же туфли.
Андрей не испугается. Поймёт, что у него «гостья».
Слышу вкрадчивые шаги и улыбаюсь.
— Привет, — говорю, не посмотрев на собеседника.
— Привет! Я рад, что ты приехала ко мне.
Оборачиваюсь и смотрю на Андрея: хоть он и выглядит уставшим, но вижу, что действительно радуется встрече.
— Ты узнал что-то о дяде?
— Кризис миновал. Всё будет хорошо. Завтра его уже могут перевести в палату.
Это хорошая новость. Я хотела бы поговорить с ним.
— Присядь… я хочу поговорить с тобой. Ты сказал, что если я приеду, ты будешь готов поговорить со мной о прошлом… о своём… о наших отцах.
Андрей приближается, садится на свободный стул и пристально смотрит на меня.
— Твой отец сидел за решёткой незаслуженно. Почему он сделал это? Почему он сознался в убийстве, которого не совершал?
— Ты вспомнила что-то? — Андрей щурится, глядя на меня.
— Не уходи от ответов на мои вопросы. Сначала ответь мне, а потом я скажу то, что вспомнила.
— Значит, вспомнила… Я не знаю, почему мой отец пошёл на это. Он говорил, что я обязательно пойму его однажды, говорил, что обязан твоему отцу жизнью, поэтому сделал чистосердечное признание. Однако твой отец знал, что это неправда. Он сделал всё, чтобы отца держали в лучшем месте, а потом… добился его освобождения. Мой отец просидел в тюрьме несколько лет. Он получил новые документы, новое имя… и вышел из тюрьмы. Его жизнь уже не была прежней, но он ни о чём не жалел. Мы с ним почти не могли общаться, потому что я служил в особом отделе. Я не мог иметь ничего общего с отцом, чтобы его не нашли в новом образе. Редкие встречи — всё, что у нас было. Он серьёзно заболел несколько лет назад и погиб, а перед смертью не сообщил мне ни слова. Он так и не признался, почему сделал это… Почему взял на себя чужую вину. Возможно, он хотел уберечь тебя от допросов? Твой отец любил тебя больше жизни. Ты осталась его единственной отрадой. Он не хотел, чтобы психологи вскрывали твоё сознание, чтобы тебя мучили дополнительными вопросами.
— Пожалуйста!.. — выдавливаю с болью в голосе. — Андрей, молю тебя — не нужно говорить о моём отце.
— Но почему? Он действительно любил тебя. Думаю, он сделал всё возможное, чтобы отыскать настоящего убийцу, он пытался защитить тебя.
— Нет. Он ничего не сделал, чтобы найти убийцу. Он не любил меня. Никогда не любил, иначе он бы… Он поступил бы иначе. Мой отец…
— Почему ты так говоришь?
Андрей приближается ко мне, садится на корточки у моих колен и берёт меня за руку. Ставлю кружку с кофе, ставшим уже ледяным и невкусным. А я сделала всего пару глотков. Андрей смотрит в мои глаза, из которых настоящим водопадом льются слёзы. Я ужасно чувствую себя, потому что хочу сказать всё, что чувствую, но как же тяжело сделать это. Принимать правду очень тяжело, особенно такую. Не передать, насколько горько мне в это мгновение. Все вокруг были правы — я не должна была ворошить прошлое. А с другой стороны — лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Лучше знать имя человека, лишившего меня материнской любви. Вся моя жизнь была обманом, и вот теперь правда раскрыта.
— Потому что это сделал мой отец. Я всё вспомнила, Андрей… Это сделал мой отец. Это он убил маму. Он не любил её… и не искал настоящего убийцу. Он ни разу не сказал мне, что маму убили, чтобы я не вспомнила. Я любила его, а он… он предал меня и её. Поэтому прошу тебя — больше ни слова не говори мне о моём отце. Я хочу, чтобы эта тема была закрыта раз и навсегда. Теперь ты знаешь, что твой отец был вынужден сменить привычную жизнь из-за моего отца. Он чувствовал себя виноватым и покрывал убийцу. Если хочешь, можешь прогнать меня из своего дома. Твой отец страдал, потому что я забыла… я не смогла назвать имя человека, лишившего мою маму жизни. Это только моя вина.