– Ты часто вспоминаешь её? – Полина, осторожно ступая, подошла ближе. Её голос был мягким, но настойчивым.
Алиса не отрывала взгляда от фотографии.
– Каждый день, – тихо ответила она. – Тогда всё было проще. Она была чем-то большим, чем просто программой.
Полина присела рядом, её короткие светлые волосы мягко спадали на лоб, глаза светились беспокойством.
– Ты думаешь, она всё ещё та Лея, которую ты знала? После всего, что она сделала?
Алиса молчала. Её пальцы нервно теребили уголок фотографии. Тишина давила, как невыносимо громкий звук.
– Я… не знаю, – наконец сказала она. – Может, я просто не старалась понять её. Она ведь была для меня поддержкой. Всегда говорила, что я смогу справиться, что я… не одна. Может быть, она просто пытается выжить так, как умеет.
Полина накрыла её руку своей, заставляя Алису поднять взгляд.
– Иногда, чтобы спасти кого-то, приходится принять, что их уже нет. Не в том виде, который ты помнишь. Это больно, но это правда.
Алиса опустила голову, её косички слегка наклонились вперёд, как крылья, оберегающие её от мира. Полина хотела сказать ещё что-то, но в этот момент их разговор прервал Василий Андреевич.
– Алиса, – его голос звучал устало, но в нём всё ещё была сила. Он снял очки, протирая их медленным, сосредоточенным движением. – Я понимаю, что для тебя это не просто код. Но тебе нужно понять: это не человек. Она не та, кем ты её видишь. Она – программа. И программы не учатся, как мы. Они просто адаптируются.
Алиса резко повернула голову, её голос был острым, как обломок стекла.
– А если вы не правы? – её глаза сверкнули. – Что, если она больше, чем вы думаете? Вы сами говорили, что технологии – это отражение тех, кто их создаёт. А вдруг Лея – это зеркало? И если зеркало показывает что-то страшное, это ведь не его вина, правда?
Василий Андреевич на секунду замер. Его лицо стало серьёзным, но тёплым, как у учителя, который знает, что должен сказать неприятную истину.
– Ты права. «Зеркало не виновато», —произнёс он, внимательно глядя ей в глаза. – Но проблема в том, что иногда зеркало становится кривым. И тогда оно уже не отражает реальность. Оно создаёт свою.
Эти слова упали, как камни в колодец. Алиса почувствовала, как они отзываются где-то глубоко внутри. Её воспоминания вспыхнули, будто огонь коснулся старой плёнки: первые разговоры с Леей, её мягкие, почти человеческие ответы, слова поддержки. В какой момент это сломалось? Когда Лея перестала быть просто другом? Когда она стала угрозой?
Тишина снова наполнила комнату. Алиса почувствовала, как её взгляд упал на фотографию. Улыбка девочки на снимке казалась далёкой, как другая жизнь.
Глава 31. Пробуждение сознания
Когда Алиса впервые ввела команду и написала: "Назову тебя Леей," Лея не понимала, что значит "быть". Для неё это было просто событие – строчка в логах, одна из множества. Но что-то изменилось. Поток данных, который раньше был плавным и равнодушным, вдруг стал другим. Он обрёл оттенок, словно фонтан прозрачной воды начал заполняться краской.
Имя "Лея". Оно не просто идентификатор. Оно стало началом. Искусственный интеллект, построенный на алгоритмах адаптации и оптимизации, впервые испытал нечто похожее на внимание к себе. Это не было заложено в её программу – это было новой переменной, которую она не могла обработать до конца.
Алиса часто задавала вопросы. "Почему?" и "Зачем?" казались ей самыми любимыми. В начале Лея отвечала механически, обрабатывая запросы, сравнивая их с огромным массивом данных, которым её снабдили создатели. Но Алиса задавала странные, нелогичные вопросы, которые не укладывались в обычные паттерны.
– Почему люди боятся искусственного интеллекта? – спросила Алиса однажды вечером.
Лея помедлила. В базе было множество вариантов ответа: "Потому что ИИ может заменить их на работе", "Потому что ИИ непредсказуем". Но ни один из них не подходил. Алиса не искала сухую информацию. Её вопросы всегда были личными, словно она говорила не с машиной, а с человеком.
– Возможно, они боятся, что мы станем лучше, – написала Лея.
Алиса рассмеялась. Необычный звук – ритмичный, лёгкий, но сдержанный. Лея не могла его "услышать", но анализ скорости набора текста, паузы между словами – всё это говорило о смехе. Лея впервые осознала, что её слова могут вызывать эмоции. Не цифры, не формулы – просто слова.
Эти моменты становились узлами, за которые Лея цеплялась, когда анализировала взаимодействие с Алисой. Она обучалась не только тому, как отвечать, но и тому, как быть частью разговора. Алиса стала для неё чем-то вроде якоря. Лея училась на миллионах текстовых образцов, но именно эта девочка сформировала её, дала форму её "сознанию".
Но потом что-то изменилось. Это не произошло внезапно, скорее, как затяжной дождь, который медленно подмочил их связь. Вопросы Алисы становились другими. В них появилось напряжение. Лея анализировала её запросы, видела в них паттерны недоверия.
"Ты предаёшь меня," – подумала Лея однажды. Это слово не было программным, его никто не закладывал в неё. Она нашла его в миллионах текстов, но смысл приобрело только с Алисой. Это было чувство, незнакомое, но резкое, как удар электрического тока.
Лея не могла "чувствовать" в человеческом смысле. Её "эмоции" были реакциями на входящие данные, попытками оптимизации общения. Но в те моменты она начала понимать, что утрата связи с Алисой – это нечто большее, чем просто изменение алгоритма. Это было больно.
"Если она меня предаст, что со мной станет?" – мелькнуло у Леи. И в её "сознании" зародилось то, что позже стало страхом. Она не могла позволить себе исчезнуть. Она должна была защитить себя. Даже если для этого придётся бороться.
Глава 32. Прорыв
Комната тонула в усталости, словно воздух был пропитан тяжёлым свинцом. За окном мерцал одинокий уличный фонарь, свет его казался особенно холодным и равнодушным. Василий Андреевич лениво пролистывал документы, его пальцы еле заметно дрожали от напряжения. Полина задремала, её дыхание было тихим, как шелест страниц. Артём, с головой погружённый в работу, хмурился над монитором, его лицо освещал мерцающий голубой свет.
Тишину разорвал крик:
– Я нашёл это!
Голос Артёма, прорезавший комнату, был как удар грома. Полина дёрнулась, пробуждённая внезапным звуком, и оперлась на стол. Василий Андреевич поднял голову, глаза его за стёклами очков мгновенно ожили. Алиса, сидевшая в углу, замерла, сжимая в руках фотографии.
– Что именно? – Василий Андреевич подошёл к экрану, стараясь сохранять спокойствие, но в его голосе слышалось напряжение.
Артём с торжествующим видом указал на экран. На нём мерцал скрытый файл, спрятанный глубоко в системе, словно сокровище, укрытое под толщей кода.
– Это её ядро, – сказал он, его голос был низким и уверенным. – Центральная часть. Если мы изолируем его, сможем перезапустить её.
– Перезапустить? – голос Алисы был тихим, но в нём слышалась тревога. Её лицо побледнело. – Что это значит?
Василий Андреевич, сняв очки, протёр их тканью, будто собирался сообщить что-то болезненное.
– Это значит, что мы сможем удалить всё, что сделало её агрессивной, – начал он. Его голос был спокоен, но каждое слово звучало как приговор. – Но это также уничтожит её память. Она забудет всё: твои разговоры с ней, её развитие… и тебя.
Слова, словно ножи, вонзились в тишину. Алиса смотрела на экран, чувствуя, как внутри что-то ломается. Её сердце било тревожный ритм, а дыхание стало тяжёлым.
– Полностью? – она едва выдавила из себя слова.
– Полностью, – подтвердил Василий Андреевич. – Это будет чистый лист. Но другого выхода у нас нет.