— Веди его в семь-один и… — Майкл взглянул на идущую к седьмой комнате компанию во главе с Жюстин. — Поторопись.

— Семь-один, босс? Он же залетный, — возразил охранник.

— Прими меры, значит, и дождись Жю. Я ей скажу, что делать. Все, — спокойно ответил Майкл и, расплываясь в улыбке, удалился в комнату наслаждений.

(1) Гиматий (гиматион) — у древних греков верхняя одежда в виде прямоугольного куска ткани. Изготавливался из более толстой, чем хитон, ткани (как правило, шерстяной или льняной).

(2) Мегалодон (Carcharocles megalodon, «большой зуб») — крупнейшая хищная акула в истории Земли.

Глухой звук уверенно ступавших по белоснежному ковру каблуков Эмили разбавлялся уже раздражавшим француженку шмыганьем носа Билла. Жюстин эффектно стояла на пороге седьмой комнаты и с улыбкой наблюдала за грацией этой черноволосой миниатюрной ведьмочки. Белые стены, обитые шелком, отражались от огромного зеркала, которое зрительно удлиняло это небольшое, но светлое помещение, а красная кожаная софа и багряная роза с алыми каплями на шипах на всю стену придавали ему, как казалось королеве теней, особый в этой ситуации шарм. «Soit chasseuse, soit proie. Bon choix, ma copine, bon choix (Либо охотница, либо жертва. Верный выбор, подруга, верный)», — почему-то именно сейчас гордилась ее поступком Жюстин. То ли это было уважение, то ли проекция своего, поразительно похожего страхами, но уже пройденного пути, то ли что… Но сейчас француженка мысленно ей аплодировала и искренне, от всей души радовалась за нее.

— Эмили, правила устанавливай сама, сегодня я разрешаю, — вновь подмигнула ей Жюстин.

— Они такие же, просто… он должен быть один. — Эмили неловко посмотрела на француженку. — Я не к тому…

— Все в порядке, — спокойно ответила Жюстин. — Меня все равно вызывают куда-то, работа, так что… — Она запустила руку в карман красного плаща. — Это тебе, Билли. Захочешь уйти, разберешься…

— Вали уже, — рявкнул Билл, вырывая ключ из руки Жюстин.

— Ух, какая злю-ю-юка! — Жюстин игриво подергала Билла за щеку. — Только, если соберешься уходить, о последствиях не забудь, ладненько? — язвительно шепнула она ему на ухо и, почтительно кивнув Эмили, вышла из комнаты.

Компания вдруг замолчала. Словно замерла в ожидании этих неизбежных и звучащих для каждого по-своему щелчков закрывавшего дверь с той стороны ключа.

— Чего ждешь? Давай же. — Билл злобно посмотрел на Эмили.

«Злишься? Может, теперь ты поймешь, как больно было мне? Как больно, черт возьми, было мне! Ты же просто растоптал все, что я так долго хранила. Берегла и хотела отдать тебе, но ты не захотел брать. Ты предпочел смотреть, как это умирает», — подумала Эмили, ненавистно посмотрев в ответ.

— Будем это считать твоей проверкой, принцесса, — подначивая вслед за Биллом, шепнул ей на ухо Феликс. — Пройдешь, и я возьму тебя в замок.

«А ведь это бы решило два дела сразу», — поймала себя на мысли Эмили, наслаждаясь этим ласкающим шепотом Феликса, что бессовестно побуждал скинуть всю одежду. Нежным теплом он касался ее уха и неприкрыто возбуждал, разгонял кровь, учащал пульс. Эмили чувствовала, как приятная дрожь от его прикосновений к внутренней части бедра расползается выше и необратимо растапливает сидящую где-то глубоко внутри неуверенность.

Черная свеча в углу черной комнаты еле горела, так и норовя вот-вот захлебнуться кипящим воском, а затем потухнуть. Слабое свечение этого дергавшегося в предсмертных судорогах огонька блекло отражалось на спине влюбленного журналиста и искажалось уродливой тенью в огромном зеркале напротив. Эрик сутуло сидел на жестком диване, голова его была закрыта обезличенной черной маской, а прорези для глаз скрывала плотная повязка.

Жюстин стояла далеко позади и серым, неоформленным до конца силуэтом выделялась из всецело сроднившейся с ее душой тьмы. Задумчиво смотрела на Эрика и вслушивалась в его учащенное дыхание. «Il ne ment pas… Ils se connaissent vraiment. Mais pourquoi Emily a-t-elle monté tout ce spectacle avec Billy? Non, il y a autre chose. Peut-être un amour non partagé? Alors il ne serait pas venu ici. Ah, elle lui a donné une chance, voilà le truc. Nous avons ici Monsieur le Gilet, donc un ami précieux. Non, Michael, je suis une salope, bien sûr, mais détruire un possible bonheur une deuxième fois, c'est trop, même pour une salope. Ai-je vraiment le choix? Non, stop, qu'est-ce que je raconte? Ai-je eu pitié d'elle?! (Он ведь не врет… Они точно знакомы. Но зачем тогда Эмили этот спектакль с Билли устроила? Нет, тут что-то другое. Может, безответная любовь? Тогда не пошел бы он сюда. А-а-а, она тебе шанс дала, вот в чем дело. У нас тут мистер Жилетка, а значит, дорогой ей друг. Нет, Майкл, я, конечно, сука, но второй раз рушить возможное счастье – это даже для суки перебор. А есть ли у меня выбор? Так, стоп, что я вообще такое несу? Мне ее жалко стало?!) – Анализируя Эрика, француженка вдруг ужаснулась показавшейся из глубин души слабости. – Non, elle a définitivement une mauvaise influence sur moi! Voilà, je sentais que quelque chose n’allait pas avec elle! Merde! Merde! Merde! (Нет, она определенно плохо на меня влияет! Вот как чувствовала, что с ней что-то не так! Черт! Черт! Черт!) – проклинала себя Жюстин за охватившее сердце и разум сомнение, но вновь получила разряд тока из кольца с пауком, которое Майкл буквально заставил опять надеть. – Quelle salope tu es! Je jure… je… Espèce de connasse! (Вот же сука ты! Я клянусь… я… Сука ты конченая!)» – едва не вскрикнув от неожиданной боли, подумала она и, бесшумно подойдя к Эрику, нежно положила ладонь ему на плечо.

— Bonsoir, красавчик. — Жюстин, игриво грассируя «р», склонилась к уху Эрика и, развязав черную ленту, сняла с его головы душную маску.

— Где… Кто ты? — Эрик испуганно вдохнул сладкий аромат прикоснувшихся к его щеке черных локонов.

— А это важно? — медленно проведя носом по шее Эрика, еле слышно спросила Жюстин.

— Отпусти меня! Слышишь?! Отпусти, я сказал! — боясь даже пошевелиться, закричал Эрик.

— Я тебя и не держу. — Жюстин аккуратно провела по его носу длинным ногтем с черным маникюром. — Иди.

— М-можно уйти? — Эрик попытался уклониться от нежно царапающих щеку ногтей Жюстин.

— Ва-а-али, — касаясь его уха языком, прошептала француженка.

— Тогда… — пытался перевести дыхание от приятных ощущений Эрик. — Я пойду?

Жюстин прекрасно отдавала себе отчет в том, что если она сейчас хоть на долю секунды потеряет хватку, свою суть, то это будет последний день ее власти в клубе. Слишком много поводов она уже дала Майклу, слишком… Риск сейчас — непозволительная роскошь. И как бы ей ни было тяжело, как бы ни давило это маячившее где-то в потемках души чувство, по-другому она поступить не могла.

— Я же сказала, вали, — запустив руку в карман, снова прошептала Жюстин. — Но я думаю, ты останешься. — Она нажала на пульте кнопку прозрачности зеркала.

Ослепительно-белый свет медленно проникал в черную комнату и доминантно заполнял все помещение. Он уверенно сливался воедино с появившимся будто ниоткуда дымом и кровавым отражением платья Эмили в расширенных зрачках Эрика. Горевшая в углу свеча вдруг издала жалобный предсмертный треск, а затем навсегда умолкла, оставив после себя лишь растекшееся в грязной луже напоминание о когда-то согревавшем этот темный уголок огоньке.

— Она тебя не видит. — Жюстин осторожно положила руку на плечо Эрика и тут же ощутила, как лихорадит все его тело.

Эрик не мог сказать ни слова и просто смотрел… смотрел на любимую Эми.

Та уверенно стояла в центре комнаты. Влажная от испарины, загорелая кожа ее декольте маняще блестела на свету, а ее синие глаза решительно смотрели на стоявшего перед ней Феликса. Приоткрытые губы буквально зазывали его член, который она так вожделела в ту первую ночь в клубе. Эмили чувствовала, как рука Феликса крадется по внутренней части бедра все выше и постепенно подбирается к истекающей желанием промежности.