— Все в порядке. Я взрослая девочка, Эрик. Разобралась бы.

— Нет, Эми! Не в порядке. Ты только представь, что она хотела от нее. Только представь!

— Хватит трепаться уже! Оба! — послышалось из кабинета Мартиши.

Эмили, закатив глаза, показала рукой говорящий рот Мартиши и, посмотрев на изобразившего страх Эрика, приступила к статье.

Его слова о Джоанне, как противная заноза, впивались в полные сомнений мысли Эмили о новом походе в клуб и откровенно смущали.

«Он меня только что шлюхой заочно назвал. Приятно? А так меня будут называть все, абсолютно все, когда узнают, что я там делала. И стоит ли оно того? Стоит ли терять ради карьеры лицо, престиж, уважение, порядочность, в конце-то концов? Ради карьеры, может, и нет, а ради спасения сотен, а может, тысяч девочек, таких же, как Мэй? Готова ли я стерпеть потом все эти осуждающие взгляды коллег ради того, чтобы другие были счастливы? Готова? А-а-а-й! Да почему все так сложно?»

— Эми, ты как?

— А? — Она обернулась к Эрику.

— Ты букву зажала и сидишь так уже минуту, — кивнул тот на клавиатуру.

— Ой. Да я от чая, видимо, это… залипла, — рассмеялась Эмили.

— Нет-нет, подруга. Давай-ка я тебя отвезу домой. Ты сейчас напишешь тут, — встал со стула Эрик.

— Так и статья сама себя не напишет.

— Я напишу. Отвезу и напишу.

— Не успеешь. Но… если напи-и-шешь, — растянулась в улыбке Эмили, — я прям буду благодарна-преблагодарна. Но доеду сама.

— А точно доедешь?

— Так я такси возьму. Бли-и-ин… забыла совсем! — Эмили постучала себя по лбу. — Тут дело такое…

— Да. — Эрик подошел ближе.

— В общем… Не одолжишь мне пару тысяч до понедельника? А? По-о-ожа-а-алуйста, — сделала милое лицо Эмили.

— Да какие проблемы? Тебе всегда, — полез за смартфоном Эрик.

— Спасибо, дружище! — вскочила со стула Эмили и крепко его обняла. — Спасибо!

Это прикосновение, эти объятия, этот запах волос с нотками спелой клубники приятной дрожью и ангельским теплом, учащая пульс, отозвались по всему его телу. «Это мой шанс. Сейчас, когда она вся так светится и сияет. Просто совместный ужин. Чего я так боюсь? А если она решит, что я ее покупаю? Что, если неправильно все поймет и эта, пусть и дружеская, но все же близость… наша с ней близость станет последней? Вдруг я все испорчу, как вчера? Нет… Такой бессонной ночи и страха ее потерять я больше не переживу. Просто не переживу!» — подумал про себя Эрик, наслаждаясь этим уносящим душу в облака мигом.

Диск медного солнца уже устало царапал горизонт и озарял золотистыми лучами усыпанный яркими листьями тротуар. Эмили с улыбкой вышла из здания офиса и, глубоко вдохнув прохладный осенний воздух, невольно засмотрелась на кружащийся в потоках ветра одинокий листочек. Не в состоянии упасть, он то поднимался, то снова опускался вниз, бывало, резко отлетал в сторону от проезжающих на большой скорости машин, а затем вновь, словно в танце, вздымался кверху.

«Нет. Ну не шлюха я. Не шлюха, и точка. Я в браке? Нет. У меня есть парень? Нет. Тогда почему я кому-то что-то должна? У меня что, секса теперь не может быть, что ли? Хотя кого я обманываю? Может быть, и может, но не в таких местах, не с первыми же, черт возьми, встречными в постель прыгать. Постель… Очень смешно. Холодный пол, в лучшем случае стена. Это и есть распутство, кого я обманываю? Я буду обычной шлюхой в глазах других. Только и будут шептаться, что ради повышения я каждому там давала, даже если и не так все будет. Кто мне поверит? Ну спасу я девочек, кто-то вокруг это оценит, кроме них самих? Да никто, это клеймо будет со мной, пока не умру, и всем насрать будет на меня и мои благие цели. Люди помнят только плохое, мне ли не знать? Никогда я в их глазах не стану спасительницей, только шлюхой. Вот она, правда. Вот… Хотя сами все эти образцы порядочности из таких вот клубов и не вылезают. Первыми стоят в очереди. Лицемеры долбаные», — размышляла Эмили, наблюдая за неприкаянным листочком, и снова загрустила, а затем, увидев подъехавшее на вызов такси, расстроенно села в автомобиль.

За окном неторопливо проплывали улочки Манхэттена, витрины роскошных и дорогих бутиков, высокие небоскребы и раздражающие черные горы из мешков с мусором. Мысли об ошибке прошлой ночи еще глубже въедались в голову Эмили и напрочь лишали покоя.

— Мэм, у вас из кармана сейчас выпадет. — Рыжеволосый таксист посмотрел в зеркало заднего вида.

— А? — Эмили обратила внимание на торчащий из кармана пальто конверт. — Ой, спасибо.

«Не помню, чтобы брала его с собой». — Она повертела в руках конверт, а затем неуверенно открыла.

На красиво расписанной вензелями розовой лощеной бумаге было написано большими буквами: «Дресс-код – девяностые», а далее шел список требований.

«Прическа и макияж в стиле девяностых, ноги и бедра полностью открыты, каблук от пятнадцати сантиметров, нижнее белье по усмотрению. За несоблюдение доступ в клуб будет закрыт, — пробежала глазами текст Эмили. — Они там фильм, что ли, снимать собрались? И при всем желании, где я это все достану до воскресенья? Каблуки еще… На платформе-то как цапля хожу, а тут вообще все ноги переломаю, тем более на таких высоких, точно убьюсь. Нет уж…» — подумала она и, заметив за окном кладбище, резко сунула бумагу в карман.

— Остановите здесь, пожалуйста, — внезапно окликнула Эмили водителя такси.

— Это не Бушвик, мэм.

— Я в курсе. — Она передала водителю деньги и быстро вышла из такси.

Гринвудское кладбище в этот день выглядело особенно умиротворенным. Золотистые лучики солнца теплой пеленой накрывали усыпанную красными и оранжевыми листьями почву, а в глубине слышалось оживленное чириканье воробьев и пение птиц. Выйдя из машины, Эмили вновь глубоко вдохнула бодрящий прохладой воздух. «Ты мне сейчас очень-очень нужна, мама», — закрыв на мгновение глаза, подумала она и, растерев на щеке одинокую слезу, уверенно шагнула на тропинку.

Аккуратно ступая ботильонами по хрустящей листве, Эмили шла мимо красивого надгробья с играющими на трубах ангелами, мимо какой-то старинной крипты с жуткими горгульями, мимо белоснежных крестов с сидящими на них голубями, пока наконец не вышла к неброской серой каменной плите. Сев сбоку на колени и убрав с изголовья разноцветную листву, она медленно провела рукой по отдающей холодом надписи:

Сара Джессика Уайт

15.04.1982 - 26.07.2017

— Здравствуй, мама, — произнесла дрожащим голосом Эмили, смахивая рукой текущие ледяные слезы. — Пришла сказать, что запуталась и мне страшно. Хоть я и старше тебя, когда ты впервые там побывала…

Темная комната, освещенная трескучей мигающей лампочкой, была окутана тишиной, через которую издалека пробивался очередной клубный хит девяносто девятого года.

— Мы не так договаривались, — шмыгая носом, пробормотала Сара.

Черноволосая девушка испуганно сидела в углу и прикрывала руками обнаженное тело.

— Да мне насрать, с кем ты там договаривалась, — одеваясь, сказал один из пяти молодых парней — мускулистый блондин с аристократической осанкой. — Но мы все-таки джентльмены, да ведь, парни? — рассмеялся он и швырнул ей в лицо пачку денег. — Тут больше, и на аборт, если че, хватит.

— Не так договаривались, — закрыв лицо руками, плакала Сара.

— А ты чего хотела? — склонился к ней брюнет. — Ты знала, куда идешь. Знала, что это за клуб. Что тут делают, тоже знала.

— Что не так-то? — с искренним удивлением подхватил блондин и, похлопав брюнета по плечу, вышел с компанией из комнаты.

Бунтарское желание независимости от родителей, вдребезги разбитое вместе с сердцем в этом углу, тысячей осколков резало душу семнадцатилетней Сары на мелкие кусочки. Легкий заработок на съемную квартиру превратился в эпохальное землетрясение, разрушающее не только ее дом, но и весь ее образ, как оказалось, беззаботной и счастливой жизни.

«Я думала, там элита. Думала, что у них есть уважение и честь, но там не было ничего, там был ад», — вспоминала Эмили записи в дневнике матери.