Посвящается студентам. Вчерашним, сегодняшним и вечным.

— Достаток в средствах, конечно, желателен. Но когда у вас столько миллионов, что… — она заключила фразу жестом отчаяния. — Однообразие, рутина, — продолжала она, — вот что нагоняет тоску. Выезды, обеды, театры, балы, ужины — и на всем позолота бьющего через край богатства. Порою даже хруст льдинки в моем бокале с шампанским способен свести меня с ума.

© О’Генри

Пока ждет автомобиль

Александра

Звонок не знал пощады. Он звенел, звенел и звенел, а голова раскалывалась на части от оглушающей хрипловатой трели. В новых корпусах давным-давно отказались от такой практики, и только в нашем всё осталось, как при царе Горохе! Я сморщилась и потянулась. Тетрадь прилипла к лицу, и часть конспекта наверняка отпечаталась на щеке.

— Ну, ты даёшь, Синичкина! — Ксанка дружески ткнула меня локтем. — Всю пару дрыхла, как отрубленная!

— Смена тяжёлая выдалась, — отозвалась я, зевая, как бегемот. Ещё бы чуть — и вывих челюсти обеспечен. — Конец года, всё горит…

— Угу, — фыркнула подруга и уверенно задала мне нужное направление: прочь из аудитории и прямиком к буфету. — На экзамене Щербакову так и скажешь. Он оценит. Совсем уже ошалела со своей работой!

— Я людей спасаю!

— Лучше себя от завала на сессии спасай! — сердито буркнула Ксанка. — Ты когда в последний раз топку открывала? 1

— Эксперция эст оптима магистра! — многозначительно изрекла я, вскинув указательный палец.

— Намекаешь, что сдала латынь с первого раза? — нахмурилась подруга.

— Намекаю, что практика — лучший наставник во всех делах.

Мы с боем прорвались в столовку сквозь толпу оголодавших студентов и даже каким-то невероятным чудом втиснулись в очередь.

— Нам котлету с макаронами! — перекрывая гвалт, гаркнула Ксанка, едва на горизонте замаячили румяные щёки буфетчицы.

— И две вилки! — прокричала я вдогонку.

— Ты уже решила, что наденешь? — спросила подруга, когда мы, наконец, уселись за любимый столик у окна.

Ясное дело, его уже успели занять, но первокурсники — народ сговорчивый: потеснились.

— На кого? — спросила я, отпиливая от резиновой котлеты свою долю. Сделать это пластмассовой вилкой не так-то легко.

— На снеговика, — загробным голосом изрекла Ксана и сощурилась. — Сань, только не говори, что забыла.

— Что забыла? — уточнила я с набитым ртом.

— Про Новый год. Нас вообще-то Анжелка на вип вечеринку пригласила. Там весь цвет Москвы соберётся, так она сказала. Ну, селебрити там, артисты, блогеры всякие… Будет потрясно! Эй, ты чего?

Котлета встала поперёк горла. Я подняла глаза на подругу и поняла, что меня сейчас задушат. Причём весьма основательно. Так, что потом никакой Щербаков не реанимирует.

Проклятье!

— И когда ты собиралась сказать? — прошипела Ксанка, и ноздри её усыпанного веснушками носика затрепетали. — Когда собиралась сказать, что послала к чёрту все наши планы, ради сраной работы своей?

— Ксан… — примирительно начала я, но не тут-то было.

— Да мы ещё в ноябре условились, что вместе пойдём! А теперь ты меня кидаешь!

— Прости, меня поставили дежурить, как самую молодую.

— А тебя вечно везде ставят! — выпалила подруга. — И ты как тот Герасим, который на всё согласен! Саня! Это ж Новый Год!!!

— Новый год случается с завидной регулярностью, — парировала я и ткнула вилкой её половину котлеты. — Будешь?

— Буду! — Оксана с остервенением запихала в рот весь кусок и сверкнула глазищами. — А у тебя дежурства с завидной регулярностью случаются! Отпросись!

— Не могу, — вздохнула я. — Отказались все. Праздник, как-никак. А у всех семьи. Дети…

— Ну, знаешь! — вскипела Ксана. — Раз на сам НГ кидаешь, тогда пойдёшь на его репетицию!

— Ч-что? Чего? Какую репетицию?

— Генеральную! У Анжелы день рождения через неделю. Она звала, но я сказала, что без тебя не пойду. А теперь пойду. И с тобой! — Оксана сделала страшные глаза и указала на меня вилкой.

— Ксан… Не уверена, что смогу вырваться.

— Слушай, Синичкина, — подруга подалась вперёд, — хорош заливать. У тебя в этот день выходной. Ты его даже в календаре красным обвела, я сама видела!

— Но…

— Хватит! Никаких «но»! Ты обещала мне незабываемый Новый год и в итоге слилась. Так что я имею полное право на моральную компенсацию!

— Ладно, — недовольно буркнула я, вытирая губы салфеткой. — Но только на пару часов.

Ксанка просияла и бросила что-то в ответ, но я не расслышала: звонок оглушил, и река белых халатов хлынула в коридоры старого корпуса — началась третья пара.

1. Топка — топографическая анатомия на сленге студентов-медиков.

Александр

Началась третья пара, а я уже налажал, где можно и нельзя. Курсач мне вернули, сказали — скачал. Ну, я так-то его и скачал. Но титульный лист по-честному сам сделал. Почти. Могли бы уж троечку за мучения нарисовать! Ну, не понимаю я грёбаное ИГП 2, что ж теперь! А ещё английский этот… Лондон, блин, из зе кэпитал оф грейт Британ, чтоб его разворотило!

Нафига вообще ментам английский? Бред!

— Сдал? — густой бас Бориса Геннадьевича вырвал из глубоких раздумий.

Геннадьевич мужик зачётный — подполковник. Наставник мой. Типа куратор. Говорит, у меня к службе в органах предрасположенность особая. Стреляю, мол, метко. Бегаю быстро. Дерусь хорошо: места призовые на соревнованиях беру. Грамоты там всякие, кубки… Ну а то, что в науках не блещу, так это не страшно: самое главное, чтоб хвостов не было.

— Простите, Борис Геннадьевич, — я сокрушённо качнул головой. — Не даётся мне язык пиндосский. Нафиг его вообще учить? Они-то наш не учат!

— Не учат, — согласился шеф. — Но это пока. А тебе надо.

— Зачем?

— На случай шпионажа, — весомо изрёк Геннадьевич и нахмурился. — На чём на этот раз засыпался?

— Не знаю, — честно признался я и вздохнул. — Вроде ответил всё.

— Всё? — шеф глянул с подозрением.

— Ну, да, — кивнул я. — На все вопросы ответил. Не сбился ни разу. А она…

«Она» тем временем вышла из кабинета, и я осёкся, машинально вытягиваясь по стойке смирно.

Англичанка выглядела, как школьница: мелкая, тощая, угловатая, но хватка у неё была бульдожья.

— Добрый день, Ольга Дмитриевна! — пробасил Борис Геннадьевич и кивнул на увесистую стопку документов, которые вредная англичанка прижимала к плоской, что твоя доска, груди. — Помочь?

— Нет, спасибо, обойдусь, — отбрила его вредина, пытаясь попасть ключом в замочную скважину. Выходило не очень: бумаги закрывали обзор и то и дело норовили вывалиться из рук.

— Я всё же помогу, — сказал шеф, принял ношу из рук мелкотравчатой преподши и тут же всучил всю эту кипу мне.

— Спасибо, — буркнула мелкая и поправила на носу гигантские очки.

— Вы уж скажите, Ольга Дмитриевна… — Геннадьевич без прелюдий перешёл в наступление. — Что, наш боец совсем плох?

— Хуже, — англичанка так зыркнула, что мне захотелось немедленно провалиться сквозь землю. Вот умеют они это делать! Наверное, в педах такому взгляду специально обучают, не иначе.

— Вот как? — шеф сморщил лоб. — А мне сказал, что на все вопросы ответил.

— Ответил, — согласилась Ольга Дмитриевна. — Например, на вопрос, любит ли он зиму, ответил: «Я всегда мечтал стать полицейским». То же самое он ответил, когда я спросила, сколько ему лет, и как называется предмет, который он в данную минуту сдаёт.

Теперь уже Геннадьевич глянул на меня так, что захотелось съёжиться. Вот, блин! Если меня сейчас не допустят к практике — всё. Пиши пропало!