При воспоминании о не злобливом медведе, почему–то полегчало на душе, и я смелее двинулась дальше. Наконец, почти добралась до крыльца.

Растерянно покрутив головой по сторонам и прислушиваясь, поняла, что вокруг тихо. На душе отлегло. Старуха же могла попросту поспешить к кому–то на помощь в той же Бирюковке. Торопилась сильно, вот и не успела предупредить.

Бирюковка была от нас на расстоянии почти в полдня. Деревня, которая была мне родной, но я ее практически не помнила.

С тех пор, как немного повзрослела, удивлялась и просто не понимала, как смогла всего за несколько часов преодолеть этот длинный для меня и сейчас путь? Ведь в девять лет я бежала из Бирюковки от пожара…

В девять! И, кроме него и моей семьи, мне почти ничего не вспоминалось. Странно, но за девять последующих лет в голове моей всплывали только образы родителей и братьев. И еще ужас, который пережила в тот день. Виды деревни, и ее жители почти стерлись из памяти.

Как оказалось, ведьма знала мою деревню, бывала там, но я никогда до этого не видела ее и ничего не слышала о ней. А, может быть, попросту все позабыла. Я, вообще, мало что помню о жизни до пожара. И в Бирюковку тоже ведьма меня никогда не брала, так что, возможности освежить память, у меня не было. А в деревне жили самые обычные люди со своими проблемами. Если что–то случилось, то, наверное, они могли и отыскать ведьму в лесу. К кому–то же она туда ходила.

Дверь тихо скрипнула, когда я отворяла ее. Невольно прислушалась снова, погрузив руку в карман к ножу и сжав крепко рукоять. Было уже довольно темно и совсем тихо. Нервно сглотнув комок, подступивший к горлу, я сдержала слезы. Надо бы лучину зажечь. Идти в потемках до печки не хотелось, поэтому робко нащупала огниво с кресалом, лежащие всегда на лавке в сенях, как раз на такой случай. Пошарив рукой под скамейкой, взяла в руки светец. Короткий удар и сноп искр запалил его, разгоняя мрак. “Так–то лучше,” – вздохнула я с облегчением.

Затем осторожно прошла в кладовую, сняла, развязав, живку, примостила ее на полку и выложила мешочки с чабрецом. Позже займусь ими. Коли уж, старухе непременно развесить защитную траву по избе понадобилось, то разделю ее по кучкам. А лиловые цветочки высушить надо, но сейчас все равно дождь начнется.

“Ясноцвет! – пронзило голову воспоминанием о растении, оставленном на улице. – Надо бы его в избу занести.”

Посветив на стену, где висели широкие полки для сушки трав, я обнаружила, что знахарка уже сложила его на место. Странно…

“Цветы убрать успела, хоть и не просушились они. Будто знала, что дождь пойдет, а ее не будет! – возмутившись, я развела руками. – А предупредить об уходе не утрудила себя!”

Старуха никогда не пропадала так внезапно. Бежана отлучалась из дома, но всегда говорила об этом заранее: “Скорее всего, что–то точно случилось и ей срочно пришлось уйти. Наверняка, так и есть. Я не должна злиться на нее за готовность помочь страждущим.”

Вспомнила свой первый визит к старухе. И нож снова заплясал в руках, а на глазах навернулись слезы. Я узнала это чувство, тоской сжимающее сердце. Страх неизвестности.

“Надо успокоиться и просто подождать несколько дней,” – уговаривала я себя.

Словно подтверждая мои слова, первые капли покрапывающей измороси упали на землю. Я поспешила закрыть ставни. Тем временем на улице уже во всю мощь разошелся проливной дождь или даже, наверное, потоп.

“Утро вечера мудренее”, – подумала я.

К тому же, пока Бежаны нет, у меня оставалось незаконченным одно дело, не дающее мне покоя.

Уснуть мне не удалось. В попытках отвлечь себя от дурных мыслей, я навязала пучков живки и подвесила их в каждом угле хаты под самый потолок, как хотела ведьма. Чабрец решила разложить уже утром, на солнце. Дождь все капал, поэтому спать я отправилась рано. Однако, всю ночь пролежала в раздумьях над тем, куда запропастилась старуха и строила планы для разгадывания тайны, не покидающей моих мыслей на протяжении нескольких лет.

Когда была еще ребенком, однажды забралась на чердак. Попытки полностью изучить место, в котором теперь приходилось жить, привели меня, наконец, к самому таинственному тогда уголку, мной пока не изведанному. Помню, как разинула рот, увидев закуток, освещенный полосой дневного свечения из маленького окошка под самой крышей, даже не окошка, а скорее широкой щели в подкровельной стене.

Практически прямо под ярким просветом оконца стоял большой, видалый виды сундук. Хотя, ему больше подходило бы называться ящиком. Он имел прямоугольную форму, весь сколоченный из неотесанных досок. Казалось, что собирали его наспех – ни красивым, ни аккуратным он ни был и восхищение у меня вызвал лишь секретами, что хранил в себе.

Предвкушая немедленную разгадку, я осторожно подошла к нему и попыталась приподнять массивную крышку. Триумфального открытия не получилось – сундук был заперт на ключ. Погладив шероховатую поверхность, я нащупала замочную скважину и дико расстроилась. Детское любопытство разгорелось еще больше, и я стала продумывать в голове, где взять ключ.

На мой вопрос о ящике Бежана тогда строго отчитала меня за желание пролезть во все щели, в попытках узнать все подробности, утоляя любопытство, и я решила действовать скрытно. Когда ведьма в очередной раз отправилась в деревню, я собрала все ключи в доме, что нашла. В ее комнате я обнаружила несколько тяжелых связок.

Разбирать их времени не было, да и сами кольца, на которых висели отпирающие приспособления, местами были настолько ржавыми, что не разомкнуть. Удивительным было и то, что с каждым годом их становилось все больше.

Я часто спрашивала старуху о ключах, совершенно непонятно откуда вдруг появляющихся, но она либо сердито вздыхала, либо начинала ворчать, что когда-нибудь мой любопытный нос отгрызут во сне крысы, если я не перестану лезть вперед батьки в пекло. Мол, сказано мне, что для каждой тайны есть свое время и нечего торопить то, что мне неизвестно.

Вот и сейчас мне снова пришлось тащить все в куче. Особенно раздражали гигантские и тяжеленные ключи, словно от городских ворот. Такими можно было отбиться при необходимости даже от бродячих псов.

Помню, как однажды такая связка упала из рук и чуть не отбила мне пальцы на ногах. Ну вот, скажите мне, кому понадобилось такие махины объединять с совсем крошечными ключиками, будто от секретной шкатулки со смертью чародея? И главное, зачем?

Изрядно вспотев и перепачкавшись в ржавчине, я все–таки втащила все наверх и принялась подбирать подходящий, как делала уже не раз за девять лет. Не знаю почему, но неизменно проверяла все. Хотя уже знала, что отпереть теми, что приносила не единожды, раньше не выходило, но вдруг? Ключи плавно перетекали из одной стопки в другую, заметно удлиняя тени на полу, но замок оставался неприступным, как и всегда.

“Да как же тебя открыть–то? Проклятый замок!” – вслух злилась я.

“Где же она прячет этот чертов ключ? Надо же ему как–то выделяться, ну или метка какая должна быть. Откуда, вообще, у Бежаны столько ключей? У нее замков–то, от силы пара наберется!” – я с силой отшвырнула последний проверенный ключ. За окном в это время полыхал алеющий закат.

– Столько лет пытаюсь открыть этот окаянный ящик! Уже гору ключей перепробовала и все без толку! Такая возможность – беспрепятственно забраться на чердак, а она выпадает очень редко, и опять – ничего! Что же такое Бежана там прячет? Почему скрывает? Ни разу даже не отшутилась. В ответ на расспросы отвечала только: “Не время тебе. Узнаешь все тогда, когда дОлжно.” И ведь, на сам чердак не пускает! Тоже мне, тайнами себя окружила, как саваном закрыла. Вот вернется, пусть только попробует снова отмолчаться. Больше не позволю! Ну не смерть же там для мира, ей–богу! Зачем скрывать–то? Ладно, когда ребенком была. А сейчас? Ну, Бежана! – я горячо бранила упрямую старуху всю дорогу от чердака до комнаты.