Старуха кивнула мне на стул, что был у окна, и я послушно присела. Она открыла дверцу у комода внизу и достала оттуда глиняную миску с салфеткой наверху и поставила ее на стол передо мной, рядом расположила стакан, налила туда молока и села напротив, выжидающе посмотрев на меня.

После того, как я опустошила емкость с белым элексиром, дающим силы, как называла его мама, женщина сняла салфетку с миски, на которой так аппетитно лежали пышные оладьи. От них исходил просто умопомрачительный аромат. В моем животе заурчало, как по команде.

– Мыть руки перед едой тебя не учили? Как, впрочем, и вытирать ноги у порога? – с укором обратилась ко мне старуха.

Я испуганно замерла, так и не откусив, взятый в рот оладушек.

– Да ты ешь, ешь. Не переживай, завтра все отмоешь. Если ходить сможешь… Миланья говорила тебе обо мне? – строго спросила женщина, а я чуть не подавилась, глядя на нее изумленно.

– Вы знаете мою маму? – воскликнула я.

– Знаю. И отца твоего знаю. Я ждала тебя раньше. Ей следовало послушаться меня сразу. Тогда было бы легче. Всем нам. Но любовь матери иногда не хочет принимать неизбежное, Годана, – печально проговорила старуха. – Так, что случилось? Какая беда привела тебя сюда под самый рассвет?

– У нас дома был пожар. Мама… Моя семья осталась там, а мама велела мне бежать. Сказала, что он нашел нас и, что тропинка в лесу приведет меня туда, куда нужно. Я… – начала было тараторить.

– Значит, все-таки не смогли утаиться… Я все знаю, – оборвала меня хозяйка на полуслове, не дав договорить. – Я все знаю о тебе, Годана. Ты должна была прийти сюда раньше. Жаль только, что повод такой выдался – пожар. Не случился бы он, послушай она меня.

Старуха замолчала и поправила пряди волос, выбившиеся из платка. Затем она взглянула на меня, словно раздумывая. Я не осмелилась что– либо спросить.

– Ты должна была появиться здесь раньше, как я уже сказала. Ты поймешь это потом, – спокойным, но уверенным голосом все же продолжила бабка и снова умолкла. И, после непродолжительной паузы, добавила. – А, может быть, я сама расскажу тебе что-нибудь. Если смогу… Сейчас же, скажу только, что зовут меня Бежана. Я знахарка. Травница, если хочешь. Лечу, то есть…

Я хотела ей ответить, но не знала, что сказать. Расспросить подробнее, кто она? Сейчас для меня это было не столь важно, как то, почему же должна была появиться здесь раньше? Откуда она меня знает? Кто нашел мою маму? И почему родители не пошли со мной? Мама точно успела бы, но она вернулась в горящую хату к отцу и братьям. Спросить, почему? Вряд ли старуха скажет, даже если и знает ответ.

Я проглотила последний кусочек оладушка и принялась за следующий. Впервые видела Бежану и никогда не слышала от матери или отца об этой женщине, даже ее имени.

“Но мама же сказала, куда мне бежать. Она–то ее точно знала. И была уверена, что меня здесь ждут. Тогда, почему мне ничего не рассказала?” – ничего не могла взять в толк я.

Осознавала лишь, что смертельно устала и глаза начинали слипаться, несмотря на ноющие стопы. Сил на разговоры точно не осталось. Но, почему–то взгляд старухи вселял уверенность, что все уже почти закончилось и завтра будет завтра.

Я молча дожевала нехитрый, но вкусный ужин и встала. Бежана смотрела на меня с тоской в глазах, которую я не понимала.

– Спасибо, – робко проговорила старухе.

– Идем, я поставлю тебе примочки на ноги. В кровать я тебя в таком виде точно не пущу. И спать. Утро вечера мудренее. Все завтра… Все разговоры будут завтра, – вставая, проговорила женщина.

Ночной пожар и беготня дали о себе знать. Спала я, видимо, крепко и без сновидений. А когда открыла глаза, то не сразу поняла, где находилась.

Дикий испуг сменился тяжелым бременем тоски и печали. Сцена вчерашней трагедии снова встала перед глазами пеленой слез. Последние слова мамы о том, что мы еще увидимся придали сил и смелости.

Я огляделась и поняла, что время уже к обеду потому, что комнату заливал яркий солнечный свет. Зелень чащобы и синева неба были как в сказках. Запах луговых цветов наполнял все вокруг безумно приятным ароматом, смешанным с запахом листвы и сырости леса.

Присев на кровати, я посмотрела в окно. Того и гляди, из кустов выйдет добрый волшебник и скажет, что все произошедшее вчера было сном и пора просыпаться. Мое зареванное лицо невольно расползлось в улыбке.

Свет был таким теплым и дружелюбным, что захотелось улыбнуться еще шире. От окна на всю комнату расходились радостные солнечные лучи.

Решив, что лежать больше не имеет смысла, я свесила ноги с кровати и прислушалась. Нахождения старухи в доме не ощущалось.

“Неужели, еще спит? На вряд ли,” – размышляла я, пытаясь сильнее напрячь слух.

Но никаких звуков вокруг меня и, вообще, в доме, кроме бойкого щебетания птиц за окном, не было.

Набравшись смелости, я встала на ноги и тут же снова плюхнулась на кровать: вчерашний путь в темноте по камням и кореньям оставил глубокие следы и, не смотря на примочки, все еще давал о себе знать. Кое–как, где на цыпочках, где на пятках, я вышла из комнаты.

Снова навострила уши в надежде уловить присутствие хозяйки, но в доме, по–прежнему, было тихо. Ковыляя и прихрамывая, я настороженно обошла весь дом. Заглянула даже в кладовку – никого, только на полочках по всем стенам стояло множество разномастных склянок и бутылок с разным по цвету содержимым – от маринованных грибов до заспиртованных пиявок и змей, да еще множество различных полотняных мешочков. Побоявшись рассмотреть что-нибудь поближе, я выскочила оттуда стрелой и аккуратно закрыла за собой дверь.

“Где же она?” – расстроенно подумала я, медленно направляясь на кухню.

На кухонном столе обнаружила ту же миску с салфеткой и стакан с молоком.

“Это для меня? Почему эта старуха не подняла меня с рассветом? Кто она, вообще, такая?” – вихрем кружились вопросы в голове.

Желудок прервал этот безудержный поток мыслей недовольным урчанием, будто дрессированная собачка на команду «голос». От миски шел просто волшебный аромат.

Немного поразмыслив, и, все–таки решив, что угощение предназначалось мне, я села за стол и первым делом сделала несколько глотков из стакана. Затем сняла салфетку. В миске лежало три вареных яйца и ломоть хлеба. Поискав глазами соль, обнаружила солонку на буфете, но она оказалась пуста.

“От кого же защищалась солью бабка Бежана, если она сама знахарка и травница? В сказках Мира все ворожеи знали тайны растений, земли и воды, ведали тайную силу слов. Их заговоры разрушали даже самые злые чары проклятых колдунов и безумных чародеев. Или это она ее прятала?” – растерянно размышляла я.

Как бы то ни было, собирать соль с пола я не решилась, да и поход с кухни до горницы и обратно, был сущей пыткой. Так что, я решила есть, что любезно предложили.

Позавтракав, встала в поисках места, где можно помыть посуду за собой. Вчера я так устала, что не обратила внимания, где и как старуха мыла ее ночью. Ни рукомойника, ни клюкала в избушке не было. Только помойное ведро одиноко стояло в углу. Покрутив головой вокруг, я не обнаружила ничего подходящего поблизости. Делать было нечего, и я отставила миску со скорлупой от яиц на краю стола. Аккуратно подвинула к утвари глиняный стакан и вышла из кухни.

В доме все также никого, кроме меня не было. Ржаной хлеб и яйца наполнили желудок приятной тяжестью. Семья наша не жила впроголодь, но и не пировала, так что мне никогда не доставалось больше одного яйца, а тут целых три!

“Странно только, почему петухи не разбудили на заре? Они у нее вообще есть? Наш Андрон под деревни поднимал, когда горланил с забора. А тут и изгороди–то нет. Где ж бабка животину держит? Наверное, помощь нужна,” – подумалось мне.

Стало жутко неудобно перед, приютившей меня, женщиной. Я решила выйти на улицу, чтобы отыскать хозяйку жилища: “Мало ли работы по дому? Выгонит еще, не дай бог, приняв за лентяйку.”