– Сколько раз тебе повторять? Василек для ясноцвета хуже, чем лиса в курятнике! Весь сбор сгниет и плесенью изойдет. Чем потом хворь коленную лечить? А? – Бежана была крайне недовольна, а это означало только одно – попадет мне знатно.

Надо было срочно исправлять сложившуюся ситуацию и сглаживать настрой бабки. Норов у нее был вспыльчивый, но отходчивый.

За пару прыжков я пересекла лужайку и уставилась на женщину невинным взглядом своих черных глаз.

– Ну, Бежана! Сама ж учила – жизнь важнее… А там волчонок в овраге плакал. Мать выла на весь лес! Невезучая она – достается ей не раз уже! Неужели, ты не слышала? – возмутилась я, нарочито надув губы. – Я помогла ему – распутала лапку от корней старой липы. И он вернулся в семью. А цветы до заката поправлю, солнце еще высоко. Ясноцвет и повторно собрать можно, если чего, а вот малышу помощь моя срочно потребовалась.

– Ничего просто так не бывает – всему есть толкование. А тебе лишь бы от учения увильнуть. Стоит случиться чему, так мчишь, как на пожар… – недовольно пробурчала знахарка.

Стоило только ей упомянуть о пожаре, как меня, будто молния сразила. И снова я мысленно оказалась там, в том наполненном дымом и жаром коридоре. На мгновение задумалась о том, где моя семья? Удалось ли потушить пламя? Смогли ли они выбраться живыми? Или я сирота уже девять лет? Стало так тоскливо, что слеза покатилась по щеке почти мгновенно, даже не успела ее смахнуть.

Понимала, что вряд ли кому–то удалось спастись. Ведь, тогда бы они пришли за мной. Мама же знала, где я.

“А если спаслись братья? Они–то не знали ничего. Может, они ищут меня? Ну, хоть кто–то же должен был выжить! Хоть кто–то…” – всхлипнула я носом.

Тьфу ты! Ну, чего нюни–то распустила? Могла б предупредить, я, мол, в лес. Зверю помощь нужна. Я ж тоже не железная, – старуха нежно погладила меня по голове. – Ну прости, я не хотела тебя до слез забранить.

– Я… Ты, как про пожар сказала, так, словно меня вновь в тот коридор закинула, – пожаловалась я знахарке. – Ну, не могли же все сгинуть? Если мама меня спасла, то и братья сумели бы выбраться. Они гораздо ловчее будут.

“Если бы я только могла настоять на своем тогда и подождать их. Мы бы все вместе к Бежане пришли…” – я чувствовала себя виноватой за то, что сумела спастись.

– Не думай сейчас об этом. Ты была важнее. Тебя сохранить нужно было. Иногда выбор суров, прими это как данность. А сейчас тебе знания нужны. И силы, – Бежана, как и всегда, умела распознать мою боль, будто читала мысли.

“Или, именно этим она и занималась?” – я подозрительно взглянула на старуху.

– Как ты это делаешь? Почему никогда не отвечаешь на эти вопросы прямо? Знахарке не под силу читать мысли людей. Если только она не ведьма. Бежана, ну ты же ведьма! – умоляюще застонала я.

– Смотря, кого ты считаешь ведьмой, – улыбнулась женщина. – Бабку с волшебной палочкой? Раз, два и чудеса? Больные выздоровели, бедные обогатились, несчастные стали счастливыми. Так? – чуть не засмеялась Бежана. – Ведьма, та кто ведает. Знания – вот ее волшебная палочка! Ну и способности должны быть. Как без них? Не бежать безногому скорее ветра, даже если он выучит, как быстрее ногами переставлять. Ног–то нет. Но, имея ноги, без знаний и усердия, бегуном не стать.

– Значит, ты – ведьма! Я с детства тебя допытываюсь, а ты все отшучиваешься. И Семен тоже ведьмак. Не может человек в его возрасте так крепко выглядеть и с лесом дружить, если нет в нем этой самой силы! Да я даже точно не знаю, сколько ему лет! Он сам–то знает? Тоже всегда только смешки да дразнилки в ответ! И ты никогда про года свои не говоришь – на мой век хватит, на мой век хватит… – проговорила я угрюмо, сердясь на скрытность обоих.

– Потому, что ты не слушаешь! А если и слушаешь, не разумеешь. Повтори, что я тебе только что сказала?

– Потому, что ты не слу… – ехидно залепетала было я, но Бежана прервала меня.

– До этого, Годана! Про ноги речь велась! – бабка явно не шутила. Ее серьезные лицо, покрытое сеткой морщин, выражало недовольство мною.

– Ну… Знания о беге без ног бесполезны, а ноги без знаний прыть не обретут.

– Именно!

– Только вот, ко мне–то это как относится? – вопросила я с негодованием.

– Я – ведьма! В любом возрасте. И ты, Годана, тоже ведьма! Есть у нас с тобой ноги, да бегать ты еще не способна! Твои, считай, еще не окрепли, или даже вовсе не выросли. Дар в тебе открыться должен. Но свою силу ты можешь почувствовать только сама. Ни я, и никто не способен тебе рассказать о том, какая ты. И кто ты. Сила твоя сама найдет выход. И знания тоже придут. Я лишь научила тебя лечить, понимать травку, знать ее. Но сила твоя – не только в этом, – ласково сказала ведьма и погладила меня по макушке.

– А Семен? – напомнила я старухе.

– А Семен не ведьмак. Куда ему! – со смешком подмигнула мне бабка. – Но свою силу имеет и он. Большую силу! Ты узнаешь потом все сама. Не могу я тебе о том поведать. Нельзя. Не моя тайна. Да и, меньше знаешь – спишь крепче!

– А ты и свои не раскрываешь… – проворчала я, искоса смотря на Бежану.

– Годана! – погрозила она мне пальцем.

Я виновато улыбнулась, а знахарка, шумно вздохнув, пожала плечами и вернулась к цветам, бережно отделяя каждый бутон. Потом повернула ко мне голову и задумалась.

Я не стала допытываться, какие мысли витали сейчас у нее в голове. Да, и бесполезно это было, не ответила бы. И упрашивать без толку.

“Ну почему у меня не выходит понимать, о чем думает она? Старуха всегда знает о моих размышлениях, а я не могу! Надо же, и я ведьма…” – с благоговением вспомнила я слова знахарки.

Хотя, если честно, это знание, скорее, ошарашило, чем обрадовало. Если это правда, тогда и сказки про злых колдунов не выдумка.

– Упрямая ты девица, Годана, – роптала бабка в полголоса. – Даром, что хоть грамоту освоила шустро и с удовольствием. Принуждать не понадобилось. Не то, точно хворостиной бы всякий раз охаживала…

Тут Бежана повернула голову к лесу и прислушалась. Потом резко повернулась ко мне и сказала строго.

– Годана, сходи за чабрецом на дальнюю прогалину. Сейчас же!

– Но, у тебя в кладовой два мешочка еще есть! Завтра схожу. Я хотела обед готовить, – начала было перечить.

– Живой мне нужен! Давай, негодная девка! Лень губит людей… – тоном, не требующим возражения, сказала она и неодобрительно покачала головой.

– Ладно. Иду я, иду уже… – пробубнила я обиженно и неохотно поплелась за мешочками.

– Чего медлишь? Бегом на поляну! – знахарка явно нервничала и это меня насторожило. – Ну?

– За свертками я… – ответила ей недовольно.

– У меня есть. Не ходи в избу. На прогалину спеши, – протянула мне ведьма несколько полотняных кульков. – Да смотри, наполни поплотнее, мне много требуется. И живки нарежь, в углах по дому пучки развесить надобно. Да поторапливайся! Дорога-то неблизкая же.

– Куда тебе столько? – опешила я от такого знатного количества.

– Нужен, значит, – угрюмо проворчала Бежана, поглядывая в сторону леса.

– Еще и живку в избе решила примостить. Ее и в кладовой хватает…

– Годана! Что я сказала? Пошевеливайся!

Я обреченно вздохнула, беря мешочки в руки и кладя их в карман, проверила наличие ножа и поплелась за чабрецом с живкой. А бабка ни с того ни с сего смела весь ясноцвет в кучу и стала раскладывать его заново.

Пробираясь к дальней полянке, я всю дорогу про себя отчитывала старуху: “С чего бы это ей вдруг срочно понадобилась богородская трава? Да еще и живку непременно сейчас развесить вздумала! Завтра с утра сходила бы и набрала. Раз очень нужно. Так нет же! Именно сейчас подавай!”

Летний лес приветливо нашептывал песни легким ветерком в зеленых листьях верхушек деревьев. Слышались у большого ручья гоготания диких гусей, что ставили на крыло новое поколение. В кронах могучих елей копошились вездесущие белки, в траве мелькали полосками спины бурундуков. Издалека доносилось клокотание цапли на болоте, охотящейся за лягушками.