Балы и приемы Халиф так и не полюбил. Он с удовольствием обменял бы толпу и пышные застолья на посиделки за книгами или езду верхом. Единственной радостью во время таких вечеров была мать, которая появлялась с небольшим опозданием (на ее взгляд, это было очень эффектным приемом) и мгновенно затмевала всех женщин. Самые дорогие наряды, самые изысканные прически, лучшие украшения, великолепные манеры. Она выглядела потомственной аристократкой, выросшей в благородной семье. Никто бы не увидел в ней ни деревенскую девочку, ни шлюху, которой она являлась на самом деле. Мать умела пускать пыль в глаза. Для этого у нее было все, начиная от красоты и заканчивая острым умом. Она одинаково хорошо притворялась и кокеткой, и наивной дурочкой, и умудренной опытом дамой. Когда Ливию было лет пятнадцать, он думал, что влюблен в нее, и пространно описывал свои чувства на страницах дневника. Даже сочинял стихи, но не помнил, кому они посвящались, матери или Руне. Перечитывая старые записи, он понимал, что в шансе на здоровую психику боги ему отказали. Если есть в двух мирах большее извращение, чем влюбиться в собственную сестру, то это влюбленность в мать.

– По-моему, еды здесь столько, что хватит на целый Треверберг, – сказала Сильвия.

Она держала Ливия под локоть, до сих пор не притронулась к шампанскому и вела себя вполне пристойно (если не принимать в расчет вопросы «когда мы останемся вдвоем»). На спутнице хозяина дома было длинное платье из черного бархата с высоким разрезом на бедре, плечи покрывал сверкающий газовый шарф. За последние несколько дней Халиф уже несколько раз задавался вопросом: как от нее отделаться, провернув это максимально естественно? Пока что идея «сделать так, чтобы ее соблазнил Законник» лидировала. Но через пару-тройку ночей она вернется, и придется выкручиваться по-новой. Проще спланировать и осуществить операцию по транспортировке сотни килограммов кокаина через несколько границ, чем отшить назойливую женщину.

– Надеюсь, народу будет чуть меньше, – отозвался Ливий.

– Ты выглядишь напряженным. – Сильвия прижалась к его боку и заглянула в глаза. – Все в порядке? У тебя был тяжелый день?

– Нет, но предстоит ответственный вечер.

– Это всего лишь новоселье! – беззаботно рассмеялась она. – Говоришь таким тоном, будто мы организовали королевский прием! Но если называть королевскими особами некоторых представителей криминального мира…

– Добрый вечер! – жизнерадостно поприветствовал знакомый голос.

Халиф обернулся и увидел Рихарда в сопровождении Саиды Голдстоун. Они прошествовали по выложенной старинным булыжником дорожке так, будто позировали перед объективами фотографов. Рихард сиял, как начищенная монета из храмового серебра. Саида в элегантном платье из кроваво-красного шелка надела туфли на каблуке и почти сравнялась с ним в росте. Волосы она собрала в высокую прическу, открыв шею. Ливий посмотрел на бриллиантовое колье, поблескивавшее в свете газовых фонарей, а потом поймал взгляд светло-карих глаз женщины. Не черные и не янтарные, нечто среднее. Он обратил на это внимание еще вчера. В ее лице сквозило что-то восточное, но черты были европейскими. Халиф понял, что пауза слишком затянулась, и наклонился к руке Саиды для поцелуя – чуть поспешнее, чем того требовал этикет. И мимоходом отметил, что она хотела снять перчатку из нежно-розового кружева, но передумала.

– Саида Голдстоун, моя подруга, – представил Рихард. – Дорогая, это Ливиан Хиббинс, управляющий Рамона. Наш добрый друг.

– Счастлив познакомиться с вами, миледи. Вы очаровательны. Впрочем, чего я ожидал? Иной подруги у Рихарда просто не может быть.

Одарив Ливия светской улыбкой, в которой ему почудился холодок, Саида кивнула.

– Взаимно, мистер Хиббинс. Благодарю за то, что пригласили. – Она поцеловала Сильвию в щеку и посмотрела на Рихарда. – А где же Рамон, дорогой?

– Понятия не имею. – Он глянул на часы. – До сих пор возится со своей конторой.

– Ты, наверное, уже видел дом. Хочу взглянуть на него поближе. Еще никогда не бывала в особняках. Музей Уильяма Тревера – не в счет. – Саида повернулась к Ливию. – Вы не могли бы устроить мне экскурсию, мистер Хиббинс?

– С радостью. Милая, ты пойдешь с нами? – спросил Халиф у Сильвии.

Та радостно захлопала в ладоши.

– Конечно! Я до сих пор не успела все рассмотреть. Рихард, ты должен к нам присоединиться. Большая часть комнат выглядит совсем иначе. А библиотека изменилась до неузнаваемости!

– Будет лучше, если ты останешься здесь и поприветствуешь гостей, – сказала Саида неожиданно решительным тоном и добавила чуть мягче: – Ты не против, дорогой? Кое-кто может прийти раньше, а хозяина нет на месте.

Рихард примирительно поднял руки.

– Положитесь на меня, гостей я принимать умею. Но сохранность запасов еды и шампанского не гарантирую. Уж очень аппетитно все тут выглядит.

Ливий провел женщин по первому этажу – гостиная, кухня, столовая и зала для танцев, которую планировалось разделить на музыкальную комнату и кабинет – показал внутренний двор с уютной беседкой и бассейном (последний еще предстояло почистить и отремонтировать), и жестом предложил поняться по широкой лестнице. Для Треверберга особняк был небольшим, по словам приятеля Рамона, торговавшего недвижимостью, самым миниатюрным в старой половине: два этажа против обычных трех. Второй этаж делился на две части: крыло для гостей и личные комнаты хозяина, временный кабинет, спальня, ванная и библиотека. Сильвия вертела головой, восхищаясь классическим стилем интерьера, и сыпала вопросами. Саида, шедшая чуть позади, не произнесла ни звука. Заговорила она только в тот момент, когда они переступили порог библиотеки.

– Ничего себе. Это ваши книги, мистер Хиббинс – или вы получили их в наследство от прежнего хозяина особняка?

– Только мои, миледи. Увы, большую часть своей библиотеки я оставил в прежнем доме.

Она медленно ходила между книжных полок, изучая корешки.

– Вы знаете несколько языков?

– Да, но читаю, в основном, на английском, арабском и итальянском.

– И на немецком. У вас есть Ницше в оригинале.

– Верно. Подарок близкого друга. Эта книга мне очень дорога.

На лице Сильвии было написано недовольство. Она любила быть в центре внимания и не понимала, что интересного можно найти в книгах.

– Двух вещей жаждет настоящий мужчина: опасности и игры. И поэтому он ищет женщину, как самую опасную игрушку, – процитировала Саида по памяти.

– Кто я, чтобы спорить с Ницше? – слабо улыбнулся Халиф.

– У вас здесь целая сокровищница… и даже томик стихов Маяковского. Где вы выучили русский?

В любой другой ситуации Ливий сказал бы правду – в тюрьме – но сейчас откровенничать не хотелось.

– Я много путешествовал. Бывал, в том числе, и в СССР.

Саида бросила на него насмешливый взгляд.

– Почему-то меня не удивляет, что вы любите стихи Маяковского. О. – Она перевела взгляд на портреты, висевшие над письменным столом в другой части комнаты, и приблизилась для того, чтобы рассмотреть их повнимательнее. – Это ваши родственники?

– Родители.

– О, – повторила Саида, вглядываясь в изображения. – Вы копия своей матери! Даже улыбаетесь, как она. Кто рисовал эти полотна?

– Анигар, младший брат Ливия, – воспользовавшись моментом, включилась в беседу Сильвия. – Он очень талантливый художник, правда?

– Талантливый? Да он гений! Он живет в Треверберге, мистер Хиббинс? Выставляется в одной из наших галерей? Я хочу портрет его кисти!

Халиф покачал головой.

– Увы, миледи. Он живет не в Треверберге и в наших галереях не выставляется.

– Вы просто обязаны нас познакомить, даже если он поселился на другом конце света.

Можно ли назвать тюрьму, в которой братец отбывает очередное пожизненное, концом света? Наверное, да. Что бы там ни было, у него полно времени для рисования. Анигар впервые взял в руки карандаш, когда ему исполнилось три года, и с тех пор с ним не расставался. С углем и красками он работал с таким же мастерством.