– Не в первой. На фермах мне каждое утро давали ведра и заставляли носить воду, – проворчала она, разгибая затекшую спину. – Все знали, что днем я могу сбежать.

– Здесь ты можешь не работать, – поспешила добавить Астрид. – Во всяком случае, если не претендуешь на жилье.

– По правде сказать, я бы задержалась на пару месяцев, но, пока не знаю, стоит ли.

Астрид разом встрепенулась, нежно обхватив ее за плечи.

– Конечно, стоит, солнышко! Оставайся хоть навсегда.

– Я еще думаю. Надо поговорить кое с кем.

– Например, с Соренном, – угадала ее мысли горожанка. – Дядя говорит, он заходил, пока нас не было. Сходи к нему. Найдешь его в ротонде на храмовой площади. Это через несколько улиц отсюда.

Анабель кивнула. Опрокинув кружку воды, она вышла наружу и снова спустилась в холодный тоннель, который за каким-то чертом провели прямо сквозь холм. Цепь тенистых улочек привела ее на площадь. Мраморная ротонда в дальнем конце была пуста. Анабель подошла к пьедесталу Нигмы. Статуя богини возвышалась в два этажа, упираясь головой в деревянную крышу. По канону грозная фигура была отстранена и глуха. Распростертые навстречу мирянам ладони были стянуты плющом поверх запястий, а лик сокрыт под широким капюшоном.

Она некоторое время разгуливала у ног демонессы, глядя на цветы, золотые монеты и прочий мелкий хлам, которые горожане подносили матери-прародительнице. Домик Соренна располагался по соседству в осиновой роще и был похож на халупу бедняка. Там же на деревьях сушилась темно-зеленая мантия и высокие сапоги.

Подойдя к дому, Анабель приоткрыла дверь и просунула голову внутрь.

– Мастер Соренн? – произнесла она, ничуть не заботясь застать жреца без одежды.

Изнутри дом нигманта выглядел еще хуже. Земляной пол был притоптан и обложен камнями. Стеллажи с барахлом, низкий столик, соломенная лежанка и сундук прилагались. Жил нигмант небогато и, судя по обстановке, больших сбережений не имел. Осознав это, Анабель едва удержалась от плевка. Рассчитывать на десяток золотых монет с его стороны ей точно не стоило.

– А ты что тут вынюхиваешь? – послышался за спиной высокий голос.

Чьи-то сильные руки выдернули ее из полумрака. От такого рывка Анабель едва не покатилась кубарем, но в падении сумела восстановить равновесие. Разогнувшись, она приподняла кулаки, собираясь проучить мерзавца, и сразу их опустила. Напротив стояли два могучих воина. У каждого при себе был длинный меч, кинжал и несколько метательных ножей. Красные сюрко с голубыми кристаллами и золотыми монетами говорили о том, что они служат какому-то лорду. О том, какому именно, она узнала быстро.

– Глазам своим не верю! – выдохнула девушка в сером плаще.

За спиной у наемников стояла госпожа с блестящими каштановыми волосами.

– Мэйвис, – низким голосом произнесла Анабель, совсем забыв, какая мразь бродит неподалеку. За те три дня, что они с Астрид гуляли по средней четверти, она должна была хотя бы раз на нее наткнуться.

– Для тебя я леди Мэйвис, оборванка. Ну-ка, что нужно сделать?

Госпожа вся тряслась от негодования, как и полтора года назад, когда они встретились на осенней ярмарке. В тот вечер мерзавке ненароком пришлось умыться сидром, а ей схлопотать по лицу. Мэйвис с вызовом закинула край плаща за спину, так, словно под ним был меч или шпага. Анабель зыркнула на воинов, один из которых с большим интересом пожирал ее взглядом. Делать было нечего. Ей пришлось поклониться.

– Кто выпустил тебя в город?

– Никто. Я здесь живу.

– Ты сбежала с фермы. Кто тебя приютил?

Мэйвис бережно расправила складки на белом, фетровом платье и сложила руки перед собой. Анабель молчала, буравя розовощекую девицу недобрым взглядом. Дочь ларанского гильддепа была необычайно красивой, властной и сволочной. Она любила одиночество, и души не чаяла в своих светло-каштановых волосах, за которыми ухаживали специально обученные служанки. Во всяком случае, так утверждала Елена. После ярмарки они быстро разошлись, но не забыли друг друга. Мэйвис даже тот поганый стих не поленилась сочинить, тем самым натравив на нее половину городской ребятни.

– А ты уверена, что тебе можно так на меня смотреть? Глаза вниз, крестьянка! – выдохнула она, повелительно указав пальцем себе под ноги.

Анабель опустила взор, но слежку за наемниками продолжила. Эти двое были прикормленными волками и не бросались без приказа, но их госпоже стоило только захотеть.

– Я живу в порту, – буркнула она, едва размыкая губы. – Леди Мэйвис, мне не нужны проблемы.

Девушка вздернула подбородок.

– Ненадолго. Я сегодня же сообщу капитану Вульфгарду, что ты сбежала от господина, а если потребуется, пошлю весточку барону. Слышишь, негодяйка? Весь день этому посвящу!

«Так посвящай, а не болтай, почем зря», – про себя огрызнулась Анабель, понимая, что дочка гильддепа забудет об угрозах, как только переступит порог своего роскошного поместья. Мэйвис действительно быстро остыла, вернув красивому лицу спокойный вид. Ее взгляд стал блуждать, словно она искала, за что еще зацепиться. Вскоре розовые губки скривились в злорадной ухмылке.

– А это что за кольцо? У кого ты его украла?

Тонкий пальчик обратился в ее сторону. Анабель посмотрела на полудрагоценное турмалиновое кольцо, которое со вчерашнего вечера, по просьбе Соренна, носила на шее.

– Балк, ну-ка забери колечко. Мы отдадим его капитану. С воришкой он точно церемониться не станет.

Угрюмый верзила даже бровью не повел. Приказ был отдан и он, как подобает наемнику, сразу взялся за дело. Анабель попятилась, схватив веревочку обеими руками.

– Только попробуй! Я закричу! Скажу, что ты хотел отодрать меня прямо на алтаре.

Громила усмехнулся, но руку тянуть перестал.

– Негодяйка. Тебе самое место в порту, там, где горят красные огни, – фыркнула Мэйвис, дернув край плаща.

Девушка круто развернулась, позволив полам платья подняться над землей, и удалилась с высоко поднятой головой. Наемники последовали за ней. Анабель тоже не стала терять время. Увидеть Соренна она могла и вечером.

Покинув площадь, Анабель поспешила обратно, про себя гадая, хватит ли Мэйвис ума написать письмо Орвальду. В том, что Лендлорд, прочитав ее донос, будет хохотать на весь дом, она не сомневалась, но за то, что эта сучка там напишет, поручиться не могла. Она могла заявить, что беглая крестьянка порочит честь его семьи или еще что похуже. Мерзавка, сочинившая «Тварь из долины», и не на такое была способна.

Она ушла уже достаточно далеко, когда за спиной раздались торопливые шаги.

– Эй, девчонка. Постой.

К ней подошел тот самый Балк. Анабель остолбенела, едва успев рот раскрыть. Тяжелый кулак вошел в живот. Это было неожиданно и совсем не по-мужски. Она даже испугаться не успела, послушно рухнув к его ногам.

– В следующий раз молчи и кивай, когда будет говорить госпожа.

Уткнувшись щекой в грязь, она обхватила руками живот и кое-как приподнялась, чтобы сильно не запачкать платье. В горле забурлило что-то кислое. Стало трудно дышать. На улице хватало людей, но Балка это не смущало. Человек, носивший сюрко, был под защитой сюзерена, и законов не опасался.

Наемник так же быстро удалился, но она его не видела. В глазах было слишком темно. К ней подошли и помогли встать. Какой-то сердобольный мужчина пообещал сообщить о нападении капитану. Анабель их не слушала. От удара внутри как будто что-то лопнуло, и это был недобрый знак. Так сильно ее не бил даже тот белобрысый наемник, который желал ей смерти.

Покачиваясь из стороны в сторону, Анабель побрела домой, продолжая поглаживать ушиб. В том, что Балку приказали нанести удар, не было никаких сомнений, как и в том, что сучка из верхнего предела не оставит ее в покое. Остановившись у входа в тоннель, Анабель припала лбом к стене и впервые за долгое время дала волю слезам.

Последние четыре дня Фергус провел в тишине и покое. Он много ел, еще больше пил, но чаще просто спал; а тем временем жизнь вокруг била ключом. Обитатели сторожевого бастиона, что стоял на главной площади Готфорда, продолжали вооружаться. Сейчас, в предзакатные часы, проходила смена караула. Патрульные возвращались в казармы или собирались в столовой, дожидаясь, пока товарищи закончат тренировку и начнут перекличку. Вульфгард набирал рекрутов буквально отовсюду, брезгуя, наверное, только женщинами и бывшими каторжниками. Новички в бараках появлялись каждый день. Многие, поглядев на тяготы ратной службы, исчезали с концами, но самые стойкие принимали кольчуги и мечи. После изнурительных тренировок их отправляли в дозор с лучшими бойцами, дабы те скорее набрались опыта. Из-за всей этой кутерьмы ополченцы часто ужинали после захода, а засыпали и вовсе при свете звезд.