Церковно-судебный процесс вообще был упорядочен вполне только впоследствии, когда церковь вступила в союз с государством [314]. В этом правиле представлен самый древний и простой судебный процесс, в котором мы находим, тем не менее, в главном, как существовавшие элементы судебного процесса по римскому гражданскому праву, так и те элементы, которые находятся во вполне выработанном церковно-судебном процессе позднейшего времени. Прежде всего, речь идет об обвинении, причем, по этому правилу, представить обвинение против епископа имеет юридическое право человек, вполне заслуживающий доверия (παρά αξίоπίστων άνθρώπων), и конечно, православный (II Всел. 6). По Апостольским постановлениям (II, 37, 46, 49) обвинителем также может быть только человек, достойный доверия, а последнее лежит в самом основании законного и правильного суда. Далее говорится о вызове в суд, причем предписывается совсем другое, нежели то, что имело свою силу в этом отношении. В позднейших правилах упоминается о том, что епископ призывался на собор грамотой подлежащего областного митрополита, и притом только один раз (Антиох. 20; Лаодик. 40); в этом же правиле говорится, что обвиняемый епископ должен призываться до трех раз, если не явится после первого и второго приглашения, и то не посредством грамоты, а через двух епископов, лично отправляемых собором для его приглашения. Подобный способ приглашения обвиняемого епископа в суд употреблялся, по всей вероятности, с целью сохранения достоинства и свободы епископа. Такой же способ вызова на суд мы видим на вселенских соборах — Ефесском и Халкидонском, когда подверглись осуждению Несторий и Диоскор [315]. После всего этого в правиле говорится о решении, которое суд, т. е. епископский собор, произносит независимо от того, что обвиняемый епископ и после третьего приглашения не явился в суд. К подобному решению, произносимому только в присутствии стороны, представившей обвинение, суд побуждается упорством обвиняемого, который, как говорит правило, не должен думать, что уклонение от суда может послужить ему в пользу. Такое решение, по тексту этого правила, является окончательным и в нем не упоминается о каком бы то ни было праве обращаться в другую высшую судебную инстанцию, которой осужденный мог бы представить свое дело и искать иного решения. Из всего сказанного следует заключить, что данное правило предписывает общую норму для всех случаев, а не только на случай так называемого контумационного приговора (за упорство), как это можно было бы предполагать на основании троекратного призывания обвиняемого. Высшие судебные инстанции упоминаются только позднее, на соборах Антиохийском (14 пр.), втором Вселенском (6 пр.) и других, о чем говорится в толкованиях соответствующих правил [316].

Во свидетельство против епископа не приимати еретика: но и верного единаго не довольно. «На устах бо двоих, или триех свидетелей твердо станет всяк глагол» (Мф. 18:16).

(I Всел. 2; II Всел. 6; Карф. 59, 131, 132; Феофила Алекс. 9).

Это правило является дополнением к 74-му Ап. правилу. Как в том говорилось об обвинителе епископа, о вызове последнего на суд и о судебном приговоре, так в этом правиле речь идет о свидетелях в судебном следствии по делу обвиняемого епископа. При этом правило воспрещает еретикам свидетельствовать против епископа по той причине, что еретики, как явные враги православной церкви, и противники веры и церковного учения, не могли бы беспристрастно свидетельствовать о православных служителях церкви. Впрочем, обвинение, при котором исключались свидетельства еретиков, должно было касаться только церковных дел, так как в делах нецерковных, относящихся к области гражданского права, допускалось свидетельствовать на суде против епископов даже и еретикам (II Всел. 6). Помимо еретиков, не имеющих права свидетельствовать против епископа в делах церковных, правило исключает также и свидетельство одного человека. Забота церковной власти достигнуть справедливого и беспристрастного судебного приговора требовала, чтобы суд не основывался на свидетельстве только одного человека, хотя бы он держался самого строгого православия и был достоин наибольшего доверия. Не принималось даже и свидетельство только одного какого-либо епископа, если оно не подтверждалось со стороны другого лица, достойного доверия (Карф. 132). Согласно с новозаветной заповедью (Мф. 18:16; 1 Тим. 5:19), применявшейся уже и в ветхозаветной церкви (Втор. 19:15), церковная власть всегда требовала, чтобы три или, по крайней мере, два свидетеля, делающие одинаковое заявление, присутствовали при произнесении судебного приговора [317]. Об остальных качествах свидетелей, которые могут правильно допускаться на суд, говорится в толковании 131-го Карфагенского правила и в других параллельных правилах.

Яко не подобает епископу, из угождения брату, или сыну, или иному сроднику, поставляти в достоинство епископа, кого хощет. Ибо несть праведно творити наследников епископства, и собственность Божию даяти в дар человеческому пристрастию. Не должно бо церковь Божию под власть наследников поставляти. Аще же кто сие сотворит: поставление да будет недействительно, сам же отлучением наказан да будет.

(Ап. 1, 30; I Всел. 4; VII Всел. 3; Антиох. 19, 23; Карф. 22, 49).

Это правило воспрещает епископу, оставляющему свою епископскую кафедру, поставлять наследником своего достоинства кого-либо из своей родни, и из угодливости людям самовластно дарить своим то, что может дать только Сам Бог. Поступившего таким образом епископа правило подвергает отлучению, т. е. лишению епископской кафедры и воспрещению священнодействия, а самый чин (поставления) объявляет недействительным. Это воспрещение, так же как и причины его, основывается на Св. Писании. Имея перед взором своим высшую цель, Иисус Христос не избирал провозвестников евангелия среди Своих родных, но среди совершенно посторонних людей, ибо Дух Святой поставляет епископов, чтобы они пасли церковь Господа и Бога (Деян. 20:28), и Господь поставляет в церкви на разные служения (1 Кор. 12:5, 28); потому и служения эти не могут быть предметом наследования, переходящего от отца к сыну или к другой какой-либо родне. Правило это считалось в первобытной церкви основной истиной, соблюдавшейся самым строгим образом, и потому в древней истории церкви нет ни одного примера, чтобы сын унаследовал от отца его епископскую кафедру. Так, напр., Григорий Назианзин, помогавший, как пресвитер, своему престарелому отцу-епископу, после его смерти, чтобы отклонить всякую мысль о возможности наследственного служения, соглашался охотнее принять епископство в маленьком городке Сасиме, чем унаследовать кафедру своего отца; впоследствии он принужден был, впрочем, принять епископстве в Назианзе [318]. Так было в IV веке. Но нужно предположить, что уже во время издания этих Апостольских правил испорченность стала проникать в среду епископов, и некоторым из них удавалось передавать родным свои епископские кафедры, т. е. уже в то время существовали зачатки того непотизма, который впоследствии так широко распространился, преимущественно на западе, что и послужило поводом к изданию этого Ап. правила. Строгость наказания, налагаемого правилом на неисполнителей его предписаний, объясняется тем, что таковыми поступками нарушались предписания Св. Писания и нарушалась общая церковная норма, в силу которой епископ поставляется только после избрания его собором епископов (I Всел. 4; Антиох. 19; Карф. 49). Вследствие указанных причин, правило называет такой чин недействительным (άκυρος); но подобный чин должен считаться недействительным и вследствие того, что дело идет о поставлении наследника епископского достоинства в смысле рукоположения (χειροτονία), т. е. призвания на поставляемое лицо благодати Духа Святаго; другими словами, поставить в епископа или, употребляя термин правила, рукоположить (χειροτονεΐν) кого-нибудь в епископа, могут только три или, по крайней мере, два (Ап. 1), но отнюдь не один епископ. В этом правиле епископу воспрещается передавать родственникам в наследство свое епископское достоинство; но епископу воспрещается вообще поставлять (καθιστάν) кого бы то ни было наследником своей кафедры, — что видно из толкования 23-го правила Антиохийского Собора.