Пещеры, как известно, играли религиозную роль, начиная с эпохи палеолита. Лабиринты переняли и расширили эту роль; вхождение в пещеру или лабиринт было эквивалентно спуску в Аид, иными словами — ритуальной смерти инициатического типа. Мифология знаменитого лабиринта Миноса темна и фрагментарна, но ее самые драматические эпизоды связаны с инициацией. Первичное значение этого мифо-ритуального сценария, было, возможно, забыто задолго до появления первых письменных документов, свидетельствующих о нем. Миф о Тесее, и особенно о его вхождении в лабиринт и победоносной борьбе с Минотавром, привлечет наше внимание позже (§ 94). Сейчас уместно просто напомнить о ритуальной функции лабиринта в инициатическом, испытании.

Раскопки в Кноссе не выявили следов легендарного создания Дедала. Тем не менее, лабиринт изображен на критских монетах классического периода, упоминаются лабиринты и в связи с другими городами. Что касается этимологии этого слова, то его толковали, как "дом двойного топора" (labrys), иными словами, как обозначение царского дворца в Кноссе. Но ахейским словом для «топора» было pelekys (ср. месопотамское pilakku). Более вероятно, что термин происходит от азиатского labra/laura — «камень», «пещера» — и означает подземный карьер, проложенный руками человека. Так, Ампелусийская пещера близ Гортины и в наши дни называется "лабиринт".[302] Мы хотели бы напомнить, что пещеры издревле играли ритуальную роль. К живучести этой роли мы еще вернемся, ибо она превосходно иллюстрирует преемственность некоторых религиозных идей и инициатических сценариев — от предыстории до современности (§ 42).

В эпоху неолита увеличивается число женских скульптурных фигурок; для них характерны колоколообразные юбки, открытая грудь и руки, воздетые в молитвенном жесте. Чем бы ни были эти фигурки — вотивы или «идолы», но обозначают они религиозное превосходство женщин и, прежде всего, главенство богинь. Позднейшие свидетельства подтверждают и определяют это главенство. Судя по изображениям процессий, дворцовых празднеств и сцен жертвоприношений, женщины принимали большое участие во всех этих действиях.[303] Богини представлены в покрывалах или полуобнаженными, они сжимают ладонями свои груди или воздевают руки в знак благословения.[304] Другие изображения представляют их как Хозяек Диких Зверей (potnia theron). На печати из Кносса изображена Хозяйка Гор, указующая своим скипетром на почитателя, который закрыл глаза.[305] На выгравированных изображениях богиня идет вслед за львом, либо держит оленя или барана, либо стоит между двумя животными и т. д. Как мы увидим, Хозяйка Диких Зверей перейдет в греческую мифологию и религию (ср. § 92).

Культ богинь отправлялся на вершинах гор, равно как и в дворцовых часовнях или частных домах, и везде богини оказывались в центре религиозного действа. Начало средне-минойской культуры (2100–1900 гг. до н. э.) дает нам самые ранние свидетельства о святилищах на высоких местах. Сначала это были только скромные ограды, а позже — небольшие здания. В святилищах Петсофы, на горе Юктас толстый слой пепла скрывал терракотовые фигуры людей и животных. Нильссон считает, что здесь поклонялись богине природы, бросая вотивные фигурки в костры.[306] Более сложными и загадочными были так называемые аграрные, или вегетационные культы. Несмотря на свое «аграрное» происхождение (они отправлялись главным образом в священных оградах), они входили, по крайней мере, символически, и в дворцовые службы. Судя по резным камням, рисункам и рельефам на вазах, эти культы включали пляски, процессии со священными предметами и принесение очистительных жертв.

Деревья играли центральную роль. Иконографические свидетельства показывают различных персонажей, которые трогают листья, поклоняются богине растительности или исполняют ритуальные танцы. Некоторые сцены подчеркивают экстравагантную, если не сказать экстатическую, природу ритуала: обнаженная женщина страстно бьет ствол дерева; служитель культа вырывает дерево с корнем, а его напарник словно бы плачет над могилой.[307] В таких сценах справедливо видят не только драму ежегодной гибели растительности, но также и религиозный опыт, внушенный открытием мистической солидарности между человеком и растением (ср. §§ 12,14).[308]

Как полагает Пикар, "до настоящего времени у нас нет свидетельств существования взрослого бога — мужчины".[309] Богиню иногда сопровождает вооруженный служитель, но его роль не ясна. Тем не менее, некоторые боги растительности были, несомненно, известны, ибо греческие мифы сообщают о характерной для аграрных религий иерогамии, имевшей место на Крите. Перссон попытался на базе иконографических изображений реконструировать ритуальный сценарий периодической смерти и возрождения растительности. Шведский ученый полагал, что он может соотнести различные сцены культа с временами года в аграрном цикле: весна (явление богини природы и сцены поклонения ей); лето (явление бога растительности и т. д.); зима (ритуальный плач, сцены, представляющие уход божеств и т. д.).[310] Некоторые их этих толкований убедительны, но реконструкция сценария в целом — вопрос спорный.

Не вызывает сомнений разве что сам религиозный смысл иконографических материалов и то, что собственно культ строился вокруг «мистерий» жизни, смерти и возрождения, а, следовательно, включал в себя обряды инициации, погребальный плач, оргиастические и экстатические церемонии. Как справедливо подчеркивает Франсис Виан, "было бы ошибкой заключить, на основании скудости иконографического материала, что религия не играла сколько-нибудь заметной роли в царском жилище. На самом деле, сам дворец в целом является священным, ибо он служит местопребыванием божественной владычицы и верховного жреца, выступающего посредником между ней и людьми. Амфитеатры с круговыми ступенями, внутренние дворы, где стоят алтари, даже кладовые — все это имеет религиозное назначение. Трон был объектом поклонения, о чем свидетельствуют окружающие его символические грифоны (в Кноссе и Пилосе); возможно даже, что он и предназначался для ритуальной эпифании богини, а не для суверена".[311]

Функцию дворца как церемониального центра надо непременно подчеркнуть. Священные бои быков, в которых животное не убивали, происходили на площадках, окруженных рядами ступеней, на так называемых дворцовых театральных аренах. Рисунки в Кноссе показывают нам «акробатов» — мужчин и женщин — вольтижирующих через быков. При всем скептицизме Нильссона, религиозное значение «акробатов» не вызывает сомнений: перепрыгнуть через бегущего быка — превосходное инициатическое испытание.[312] Весьма вероятно, что легенда о спутниках Тесея, семи юношах и семи девушках, принесенных в жертву Минотавру, отражает память о таком посвятительном испытании. К сожалению, мы ничего не знаем о мифологии священного быка и его роли в культе Возможно, что специфический критский культовый объект, известный как "святительные рога", представлял собой стилизацию бычьих рогов. Его вездесущность подтверждает вес его религиозной функции: рога должны были освящать помещаемые между ними предметы.

Религиозный смысл и символика некоторых культовых объектов все еще обсуждаются. Двойной топор определенно использовался при жертвоприношениях. Его находят на значительном отдалении от Крита. В Малой Азии, как символ удара молнии, он был эмблемой бога-громовержца. Но еще к эпохе палеолита относится сделанная в Телль-Арпачья (Ирак) находка двойного топора рядом с нагой богиней. На Крите также двойной топор можно видеть в руках женщин — жриц или богинь — или на их головах. Два его заточенных лезвия наводят Эванса на мысль, что это эмблема, символизирующая союз взаимодополняющих мужского и женского принципов.