- Когда мы уже пойдем? - Фил ерзает на сиденье.

- А ты-то куда собрался?

- С тобой! Вдруг ты навещаешь своего парня, сразу и познакомимся!

- Я навещаю друга, Гофман! И тебе не надо с ним знакомиться, так что жди меня здесь.

- Я же сказал, что пойду! - смотрит на меня, как упрямый баран, - Пойду за тобой и ничего ты мне не сделаешь. Ты же не устроишь драку прямо в больнице.

- Ладно! - я злобно хмыкаю, - Только не вздумай его жалеть, понял меня? Только посмотри на него хотя бы раз с жалостью и я придушу тебя голыми руками!

- А что с ним? - говорит испуганно.

- С ним все плохо, Фил! Очень плохо! Поэтому не надо ему показывать, что ты это видишь, ясно?

- А почему?

- Потому что никому не нравится, когда на него смотрят, как на испорченную вещь! И это я сейчас не только про него, ты понял?

- Понял… - отвечает тихо.

Мы выходим из машины и идем к больнице. Меня здесь ждут, поэтому на входе нам дают халаты, бахилы и маски. Я протяжно выдыхаю, выпрямляю спину и уверенной походкой двигаюсь на третий этаж. При входе в отделение, опускаю голову, чтобы не видеть эти страшные буквы, а Гофман не опускает, поэтому тут же смотрит на меня испуганно и растеряно. Медсестра на посту говорит, что Серега в триста десятой палате, я верчу головой до тех пор, пока не нахожу нужную белую дверь и мы с Гофманом проходим внутрь.

Господи… Сердце сразу сжимается от испуга. Серега совсем плох, он очень бледный и худой, не дала бы ему больше тридцати килограммов, глазницы запали, от чего его лысая голова выглядит устрашающе. Сухие, синюшные губы превратились в тонкую линию. Он лежит на кровати с приподнятой спинкой и его белые, тонкие руки с яркими венами пристроились поверх клетчатого одеяла.

- Ну привет, хорек! - говорю беззаботно, ставлю пакет с йогуртами на тумбочку, и сажусь на кровать у его ног, Гофман робко опускается на стул.

- Привет, Чума! - Серега говорит хрипло и пытается улыбнуться, - А это что за петушара?

Смотрю на Фила, он в шоке, но молчит.

- Да так, один мой друг.

- А Скворец? - пищит расстроено.

- Улетел Скворец, - влезает Гофман.

- Да сейчас! - Серега злобно на него смотрит, - Он тебе так накостыляет! Скворец самый сильный и самый смелый!

- Ну все, хватит! - я кладу руку на Серегину ногу через одеяло, - Он просто друг…

- Чума! А Жулик где? - глядит на меня взволнованно и жалобно сводит брови, - Ты же обещала, что притащишь его в рюкзаке!

- Да не смогла поймать… сиганул под пол за мышом, как только не звала его! Может быть нашел крысиное гнездо, - я делаю голос уверенным.

- Вот блин! - Серега лупит маленькой ладонью по одеялу, - Пока ты с Жуликом еще приедешь… Вдруг я уже… того…

Хорошо, что на мне сейчас медицинская маска, иначе бы Серега увидел, как сейчас дрогнули мои губы.

- Ну как там наши? - в его глазах появляется тоска.

- Да нормально, что им будет! Вовка руку сломал, Новиков зуб передний коренной выбил, потом вернешься, посмотришь. Зрелище- обхохочешься! Ночью труба рванула, девчонок немного затопило, Скворцов помогает чинить, приедет к тебе на следующей неделе.

- С Жуликом? - спрашивает с надеждой.

- Конечно, с Жуликом, - я шепчу и держусь из последних сил.

- А что вообще говорят, Чума? Сколько мне там осталось? - глядит на меня совсем не детским взглядом. Не должно быть у десятилетнего мальчишки такого взгляда.

- Да говорят, что ты всех еще заколебаешь, хорек! Так что, скоро вернешься и ночью опять сожрешь все Вовкины запасы, а потом за это выхватишь!

- Вот бы до Нового года кони не двинуть… - говорит задумчиво, - Это же так обидно, если прямо накануне… На меня же подарок купят и мандарины.

- Не говори глупости, Серега! - внутри меня трясет, как осиновый лист, но я стараюсь сохранять спокойствие, - Сейчас прокапаешься и приедешь! Скворец горку начал строить! Если снега будет много, опять до второго этажа сделаем!

- Прикольно… вот бы посмотреть…

- Да куда ты денешься, посмотришь, она же до марта простоит.

- Ну ладно тогда, - он опускает голову, а я опускаю глаза.

Нет никакой горки, но Серега об этом не узнает. Директриса говорит ему все хуже и хуже. В палату почти сразу заходит медсестра, говорит, чтобы мы закруглялись, скоро обход. Гофман почти сразу дергает к двери, стоит спиной, пока мы прощаемся. Серега сильно вцепляется ледяными пальцами в мою кисть и я вижу, как ему страшно. Мое сердце гниет и скукоживается, я глажу его по голове и приспускаю маску, чтобы ему улыбнуться. Возможно, это в последний раз, с каждой секундой держать себя в руках становится все сложней, но я не могу с ним так поступить, не могу забрать у него надежду.

Из палаты выхожу совершенно растоптанной. Медленно плетусь за Гофманом, который летит к своей машине, как метеор и собираю губами соленые слезы. Фил не дожидается меня, прыгает на свое сиденье, я же сажусь в машину только спустя пятнадцать секунд. Надеюсь, мне не нужно объяснять почему я сейчас плачу.

- Почему ты не принесла ему Жулика? - у Гофмана вырывается нервный всхлип и я поворачиваю на него голову, его щеки мокрые от слез, а глаза все еще влажные.

- Жулика загрызли собаки! - вскрикиваю так же нервно.

- Бл@ть! - он стучит руками об руль.

Мы молчим, я прожигаю взглядом свои колени и даже не двигаюсь.

- Какой он был? - голос Фила дрожит, - Надо найти похожего кота.

- Рыжий… с белым хвостиком… - я закрываю лицо ладонями и начинаю плакать, тяжело и горько всхлипывая.

В машине очень тревожно и мрачно. Даже когда я немного успокаиваюсь и прошу купить воды, на Гофмане все еще нет лица и больше пошлые шутки он не шутит. Фил застыл в одной позе, он прикусывает нижнюю губу и долго смотрит в сторону, а потом, не поворачиваясь, наощупь ищет мою ладонь и я тяну ее навстречу, наши пальцы переплетаются и он крепко ее сжимает. Сейчас мне впервые хочется, чтобы меня поддержали.

- Я поищу в интернете рыжих котов… Хвостик можно покрасить… Я покажу тебе, выберешь самого похожего…

- Хорошо… - я шепчу и быстро киваю головой.

Фил

- Мам! Мам! - тревожно зову ее, как маленький ребенок и забираюсь вверх по ступеням нашего дома, - Ты здесь?

- Я в спальне… - слышу отдаленный, звонкий голос.

Мать копается в ноутбуке, не отрываясь от дел даже в выходной. Быстрым шагом спешу к ее кровати, сажусь рядом и убираю ноутбук.

- Ну что ты делаешь? - она хмурится, - У меня и так время поджимает.

- Есть серьезный разговор! - я не даю матери забрать его обратно, - У тебя же есть знакомые в благотворительных фондах?

- Ну…

- Есть один мальчик, ему срочно нужно помочь, он умирает, - я говорю очень быстро и нервно, - У него совсем никого нет, понимаешь? Он из приюта. Я не знаю, как его лечат и можно ли вообще что-то сделать…

- Филипп, - она грустно вздыхает.

- Мам! Прямо сейчас надо! - я взволнованно на нее смотрю, - Тетя Таня, Пашкина мамка, постоянно же отправляет кого-то на лечение за границу, позвони ей!

- А что с ним вообще такое? Онкология?

- Да…

- А какая степень?

- Я ничего не знаю, знаю только фамилию, имя и где лежит…

- Ну хорошо, - она кивает, - Вечером позвоню.

- Нет, не вечером! Прямо сейчас звони! Где твой телефон?

- Что за истерика, Филипп? - мать удивленно на меня смотрит, - С каких пор ты так сильно проникся чужими проблемами?

- А за сколько вы купили мою машину? - бормочу еще быстрее.

- Ты продать ее хочешь? Да что там за мальчик? - мама округляет глаза.

- Просто мальчик. Обыкновенный. Маленький.

- Даже с деньгами, к сожалению, не все лечится…

- Маааам! Давай звони! - я ее подгоняю и не слезаю до тех пор, пока она не набирает тетю Таню.

Почему жизнь так несправедлива? Почему жизнь вообще такая? За что это Сереге? А дикарке за что? Зачем я вообще с ней познакомился, раньше жил себе припеваючи и даже не думал, что не всем так же хорошо, как мне. Конечно, я знал, что такое бывает. Но раньше оно было чужое, далекое, а теперь, когда я встречаюсь с человеческим горем лицом к лицу, мне очень сложно держаться.