— На выход!

Растерянный взгляд, отмашка Изуэ (можно подумать её позволение тут хоть кому-то требуется), поднимается, идёт. Все провожают взглядами. Это хорошо, это душевного спокойствия не добавляет, а я смотрю, прищурив глаза, словно на ползущее мерзкое насекомое.

— Ко мне в кабинет, — цежу сквозь зубы, голову вверх, уничижительный взгляд на пробирающееся через аудиторию убоище с крашеными волосами, и иду вперёд. За спиной шаркающие шажки. Иди, иди, ломай голову, в чём твоя провинность. Когда дойдёшь до моего кабинета, только сговорчивей будешь!

Вхожу, сажусь за свой стол. Осанку держу такую, что в Кленовом дворце на королевском приёме не стыдно появиться. Да и стол я себе оторвала мировой. Когда закупки мебели три года назад оформляла, уж постаралась, вписала стол от Картленов. Попечительский совет среди всего прочего подписал и стол. Так что уже три года у меня стол в кабинете даже лучше, чем у самой ректорессы. Чернильный прибор — подарок позапрошлого выпуска и бумаги разложены так, чтобы у всякого, кто зайдёт в мой кабинет мгновенно создавалось впечатление, что они отрывают от важного дела жутко занятого человека, меня то есть. Сажусь. Сволочь стоит, с ноги на ногу переминается. Интересно, почему я только теперь заметила, каблуки на туфлях?

— Сесть можно? — спрашивает. И ни поклона, ни вежливого приветствия, будто мы на равных.

— Постоишь, — бросаю.

— Дело-то в чём? — бровь выгибает со значением. Только меня, дорогуша, этим не проймёшь.

— В чём дело, стану говорить я. Надеюсь, ты в курсе последних событий в институте? — главное с такими сразу взять инициативу в свои руки и показать, кто здесь главный.

— Вы о самоубийстве?

— Самоубийство или убийство, это пускай Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя разбирается. Только, в связи с этим, все наши с тобой договорённости аннулируются. И касаемо покраски волос, — хмурю брови, словно мне противно даже глядеть на крашеные патлы, — с этим придётся покончить. Госпожа Докэру велела донести до всех нарушителей институтского Устава, что впредь она не намерена терпеть самовольства в виде изменения природного цвета волос, да и прочие нарушения дисциплины будут строго наказываться. Так что, имей в виду.

— Только это? — умеет же эта сволочь улыбаться, аж завидно: зубы блестят, на щеках ямочки, — могли бы меня с лекции при всем честном народе не выдёргивать, а, как вы это обыкновенно делаете, всей группе про волосы объявить или приказ, там, по институту зачитать.

— Не тебе мне указывать, как поступать, — делаю паузу, пускай задумается, — у меня к тебе особенный разговор имеется.

— Это вы о посылочке от родных, что должна прибыть на этой неделе? — глазами хлопает с самым что ни на есть невинным видом, — так ведь, насколько я помню, вам за беспокойство и труды было заплачено сполна. Мы в расчёте.

— БЫЛО сполна, — со значением говорю я, — сполна — это когда всё вокруг тихо-спокойно, никому нет дела до твоих махинаций с «посылочками», в которых, как я догадываюсь, отнюдь не ветчина домашнего копчения с жареной курицей упакованы. Сейчас обстоятельства изменились. За ту смешную сумму, кою ты называешь достойным вознаграждением, даже ветчину не стала бы проносить, не говоря о ТОМ, что в сумке лежит.

— И что же, по-вашему, в ней лежит?

— Знаем, — киваю. Хотя ни разочка внутрь не заглядывала, без слов понятно, что папиросы и вино, — что лежит, то лежит. И вот более оно там лежать не будет.

— Как так? — глазищи на всю ширину раскрылись, — у нас же уговор был!

— Вот именно, что БЫЛ. За жалкие суммы, которые я получаю за нарушение правил, и крохи за прочие услуги уже давным-давно морально устарели и утратили актуальность. Так что, слушай сюда, — постукиваю карандашиком по столу, будто размышляю, хотя уже просчитала и решила, — десять рё, и мы будем в расчёте за все оказанные прежде услуги. Пока всё. Когда шумиха поутихнет, тогда и поговорить о перспективном сотрудничестве можно будет.

— Позвольте, — в голосе крашеной сволочи слышится искреннее удивление, наконец-то я сумела пробить это раздражающее деланое спокойствие, — как можно требовать деньги после того, как сделка состоялась?

— Есть такая пословица, — говорю, растягивая слова на манер Западной Артании, — наша сила, ваши права победила. Сила в данном случае у меня, так что принеси мне десять рё сегодня к вечеру, и я забуду обо всём, что было. Иначе завтра твоя «посылочка из родной деревни» ляжет прямиком на стол госпожи Докэру. Пускай старушка порадуется домашним копчёностям и другим сельским деликатесам. Только кое-кому придётся после этого собирать вещички и приготовиться к пинку судьбы. Ибо, как тебе хорошо известно, при исключении из нашего учебного заведения плата, внесённая вперёд за год обучения, остаётся в распоряжении института.

Сволочь космы свои крашеные теребит, а на роже такое умиротворённое выражение, будто не о грядущем исключении речь шла, а о приглашении на дружескую пирушку. Думай, думай, всё одно ты в моих руках потрохами. Сдам администрации института в любую минуту, и отчисление — дело техники.

— Госпожа Рона, — тон уже бархатный, просительный, даже виноватая улыбочка на губах, неужто поклонится? Нет, головой лишь кивает, — я понимаю, что мои прихоти поставили вас в незавидное положение. Это те риски, что не приходили мне в голову в силу моей неопытности и банальному отсутствию практических знаний о ведении дел, и посему вина моя глубока, а ваши требования — обоснованы и справедливы. Но вы же понимаете, что в стенах Кленового института мне не по силам собрать такую сумму к вечеру.

— И что? — выгибаю бровь.

— Организуйте мне незаметный выход в город на час-два, не более. Батька в банке на мой счёт как раз должен был денежку перевести. Я — одна нога здесь, другая — там. Никто и не заметит. Пособите, а? Я вам за беспокойство ещё пару рё подкину.

Что ж, пожалуй, соглашусь. Деньги — есть деньги. Два рё — отличная компенсация за беспокойство. А уж устроить тебе внештатный выход в город вполне в моих силах. Договариваемся, и крашеная сволочь благодарит и удаляется с самым что ни на есть сокрушённым видом, как раз впору после выволочки у начальства. Я сказала, что жду деньги у себя в комнате перед отбоем.

Ну, наконец-то я со всеми делами на сегодня разобралась. Хлопотливый выдался день. Госпоже Докэру, коли уж что в голову втемяшется, она живьём не слезет, послала Кагу напомнить, что в конце рабочего дня ждёт меня с докладом по поводу претворения в жизнь её ценных указаний. Мне было, что доложить: по поводу дисциплинарных мер за окрашивание волос во всех группах инструктаж провела, под роспись, как полагается. С дворником переговорила приватно, чтоб в ближайшие две недели он перестал закрывать глаза на «маленькие шалости» студентов (что ж, обойдётся как-нибудь без левого приработка, иначе — никак), никакой запрещёнки, гоняем курильщиков и нещадно штрафуем, госпожа Докэру распорядилась даже о трудовом наказании неслушников. Пускай дорожки метут и мусор по аудиториям убирают. Я предложила было особо отличившихся в столовую отправить тарелки грязные отмывать, но ректоресса резонно возразила, мол, наши косорукие неумехи посуду побьют. Ладно, дорожек и мусора довольно с них будет.

Около часа осталось. Неужели эта сука меня обманула? Ну, ладно, я уж в долгу не останусь, в таких красках подам тебя госпоже Докэру, что мало не покажется, пожалеешь ещё не раз, и не два о собственном скупердяйстве. Беру папиросу. Хорошо, что мои апартаменты (ха! Апартаменты — две крохотульные комнатки, жалкая ванная, да уборная на другом конце коридора!) по самому торцу здания. Что я тут делаю, никого не колышет, табачный дым никуда не доходит. И то славно. Полчаса осталось. Печально двенадцать рё терять. Не придёшь, мало не покажется. Сдам с потрохами, да ещё и всё спиртное на тебя повешу. Скажу, мол, каюсь, помогала получать жратву от родных, пожилую, доверчивую женщину кто угодно обидеть может и вокруг пальца обвести. А что краску покупала, так из чистого альтруизма, да и вроде строго запрета не было. Покаюсь, пожалюсь, поплачусь. Я в Кленовом институте двадцать пять лет верой и правдой. Неужто такой послужной список ничего не значит супротив одной ошибочки, совершённой по доверчивости и добросердечию? Кто-то в дверь царапается. Ага! Прибыли мои денежки!