Вил скосил взгляд на замумифицировавшийся в вазе букет тёмно-бордовых роз (он явно там стоял уже больше месяца, как раз с церемонии начала учебного года) и сжато рассказал о том, что произошло в Астрономической башне и их расследовании.

— Да, да, — энергично воскликнула госпожа Изуэ, — ужасное несчастье для родителей. Хоть они оба в учёбе звёзд с неба не хватали, но какое это имеет значение! Для родителей они всё равно — самые лучшие, самые красивые и самые талантливые. Однако ж, вы меня огорошили. Я ничего не слышала. Точнее, — она свела брови и стало заметно, насколько одна нарисована выше другой, — я обратила внимание, что четвёртый курс сегодня был чем-то основательно взбудоражен. Марк Курису вообще заявился только на вторую половину пары, а он — юноша пунктуальный и аккуратный. Не зря он который год — наш бессменный глава студсовета. К тому же Марк был бледный какой-то, вот я и предположила, что его досадное опоздание связано с нездоровьем, посему отмечать пропуск в журнале не стала. Потом на второй паре вся группа шушукалась и отвлекалась, записки туда-сюда перекидывали, пришлось даже прикрикнуть и линейкой по столу не постучать.

— Вы читаете курс классической артанской поэзии, — спросил Вил.

— Естественно! Целых два семестра на втором и на третьем курсах долбим «Искорки поэзии». Иногда, — она завела глаза, — мне кажется, что мы истёрли этот бессмертный памятник литературы до дыр, а отдельные авторы этой сотни стихов буквально переворачиваются в собственных гробах от мнения наших студентов.

— Вам знакомо сие стихотворение? — Вил показал преподавательнице листок из кармана Кензи.

— Без сомнений, — небрежно кивнула она, — я уже двадцать пятый год преподаю артанскую литературу. У вас в руках один из шести сохранившихся бессмертных шедевров Акомацу Кё.

— Вы рассказывали о нём и его толковании на лекциях в группе, где учился студент Кензи?

— Нет, господин граф, — покачала головой собеседница, — стихотворение не входит ни в упомянутый мною сборник, ни в образовательную программу. К тому же группа, в которой учился наш незабвенный Ютако Кензи, по моему предмету звёзд с неба не хватала. У них спортивные дисциплины куда как лучше шли. Так что об Осенней элегии Акомацу я им не рассказывала.

— Кензи мог по собственному желанию переписать стихотворение из сборника в библиотеке?

— Кензи? Переписать? — нарисованная бровь взлетела в ироничном удивлении, а под прищуренными глазами разбежались веера морщинок, — если вы полагаете, будто бы Юта был способен каллиграфически переписать что бы то ни было, то глубоко заблуждаетесь! Более того, само предположение о желании Кензи переписать классическое трёхстишье представляется мне более чем абсурдным.

— Так это не его рука? — уточнила чародейка, кивнув на листок.

— Не его, с гарантией, — последовал ответ, — а чтобы не быть голословной, я покажу вам его шедевральное эссе как раз на сходную тему, — она неожиданно легко встала со стула, подошла к стенному шкафу и принялась рыться в грудах бумаг, приговаривая, — оно же мне только на днях попадалось!

Женщина наполовину погрузилась в шкаф, но, наконец, её усилия увенчались успехом. Она триумфально помахала исписанным листом бумаги.

— Вот, извольте полюбоваться, ЧТО написал мне в минувшем учебном году студент третьего курса Ютако Кензи по поводу классической артанской поэзии, — она протянула коррехидору работу.

Рика заглянула через плечо четвёртого сына Дубового клана и поразилась неразборчивости и неряшливости почерка убитого. Он отличался от красиво выведенных строчек об алых листьях на камнях дорожки, как небо и земля. Да и обилие грамматических ошибок тоже впечатляло. Казалось, автор сочинения вообще не утруждал себя размышлениями о том, как пишутся те или иные слова, а просто записывал их, как вздумалось.

Кому в голову придёт в наш просвещОнный век интересоваться клаСической поэзией! Трёхстишья, которым уже столько столетий, что они успели полностью покрыться плесенью и пылью, давным-давно устарели и потеряли актуальность. ИзмИнилась сама наша жизнь и измИнились наши представления, запросы и проблемы. Кому интересно, почему тот или иной господин, жЫвший в эпоху Расцветания и Увядания, удумал терзать потомков поиском глубинного смысла. Да и кто даст гОрантию, что этот самый смысл вообще там есть⁈ Его может не быть вовсе. И с какой это радости мы полагаем, будто все те смыслы, что столь усердно ищут литераторы последующих столетий, имеют хотя бы какое-то, даже самое отдалённое отношение к тому, что вложили аФторы в свои стихи? А, может, они вообще ничего в них не вкладывали, просто написали первое, что в голову взбрело: про море, небо, птиц, времена года и свои чувства. И всё. Никакого тайного смысла, просто ситхи, порою весьма посредственные. И сделали они это просто так, от нечего делать. А мы излАмали всю голову в зряшных попытках выудить из этого старья то, чего в них отродясь не бывало!

А нам в школе и институте говорят, что изучение данного старья полезно для развития ума. Однако же, гораздо более возможностей предоставляют людям современные детективные романы, именно их и надлежит прИдлагать нам, нынешней артанской молодёжЕ для изучения и анализа реальных жизненных ситуаций, какие могут возникнуть в судьбе и в жизни каждого человека, а не искать некий абстрактный, «исторически обусловленный» смысл. Вот над каким вопросом надлежит задуматься министру просвещения Артанского королевства. И не мешало бы узнать мнение тех, кому эта сама клаСическая литература навязывается, тем, кому она неинтересна и не нужна. Предлагаю, отменить всю классическую литературу скопом, а преподавать что-нибудь более полезное и жизненное. Например, ввести курс современной мировой детективной литературы для юношей. А девушкам — курс любовного романа. Впрочем, коли девушки интересуются детективами, они тоже могут их изучать.

— Видите, — воскликнула госпожи Изуэ, — как у него только наглости хватило предлагать отменить всю классическую поэзию скопом! Так что, — она бросила скептический взгляд на плотный лист со стихотворением Акомацу, — как пить дать, не его рука.

Вилохэду панибратски-многословное общение преподавательницы артанского и артанской литературы начинало действовать на нервы, поэтому он решил перевести разговор в более конструктивное русло:

— У меня к вам вопрос о толковании стихотворения Акомацу.

— Про скалы и волны? — услужливо подсказала Изуэ, всем своим существом демонстрируя готовность помочь, — там всё однозначно: автор в иносказательной форме повествует о преодолении трудностей, что неизменно возникают на жизненном пути каждого человека и…

— Это, конечно, весьма познавательно, — прервал коррехидор лекцию по классической поэзии, — однако ж, мне нужно знать, зачитывали ли вы студентам стихотворение «В теснинах туманных гор…» и какое истолкование вы ему давали.

Преподавательница слегка обиделась на то, что ей не позволили высказаться до конца, но взяла себя в руки, сделала глубокий вдох и ответила:

— Записанный на листе стих я не зачитывала, и никакого истолкования ему не давала. Видите ли, господин полковник, — она нацепила для солидности очки и выделила голосом звание четвёртого сына Дубового клана, давая понять: где уж армейскому солдафону понимать смысл стихов из классического сборника, — стихотворение сие не представляет особого интереса для обучающихся, поскольку значение его лежит на самой поверхности. Грусть и печаль, какая обыкновенно охватывает человека с наступлением или приближением осени, — Изуэ пожала полными плечами, — надеюсь, вы понимаете, о чём я?

Коррехидор не выдержал и подробно поведал ей всё то, совсем недавно излагал своей тётке. Рика не без удовольствия наблюдала за переменой выражения лица собеседницы. Оно переползало от скептически-недоверчивого со вздёрнутой левой бровью к удивлённо-восхищённому. А когда Вил закончил, она захлопала в ладоши.

— Браво, господин полковник, браво! Вот уж никогда не думала, что мне посчастливится встретить в рядах блюстителей порядка и справедливости такого образованного человека. Хотя, — она окинула Вилохэда оценивающим взглядом, — отчего-то на меня явственно повеяло филологическим образованием. Молчите, молчите. Я сама угадаю. Кленфилдский университет, факультет, — она прищурилась, — либо артанская словесность, либо…