— А? Что за облака?

— Те, что несёт демон ревности.

Успокоенный, веронец пошутил:

— Если только это, то тогда нет особой опасности.

Вдруг Тоска издала нечто вроде хрипа и отбросила руку Ромео.

— Что такое, синьора?

— Кровь! Я вижу кровь!

— Да? Какую? Где?

— На тебе! Вокруг тебя! Ты человек крови!

Комиссар подумал, что она угадала его профессию или же, уже имея сведения, играла перед ним комедию.

— Ну, я человек крови, а дальше?

Она сипло прошептала:

— После крови остаётся только... только смерть!

Бросив своего клиента и забыв потребовать 500 лир, она убежала и закрылась в своей комнате, и во внезапно установившейся тишине слышно было, как она поворачивала ключ в замке.

Оказавшись у себя, Ромео упал в кресло и воскликнул:

— Нам, кажется, досталась в соседки сумасшедшая!

Фабрицио серьёзно выразил своё мнение:

— Мне больше нравится дама, которая гуляет совсем голая.

— А если я тебе сейчас отвешу пощёчину?

Потрясённый такой чудовищной, несправедливой угрозой, которую, в его глазах, ничто не оправдывало, мальчик спросил себя, не сходит ли его отец потихоньку с ума. Внезапно, охваченный естественным желанием мести, он заявил:

— Раз так, то я тебе не расскажу, что было у графини!

Подумав о грузчике-мяснике, Тарчинини решил, что его сын, может быть, присутствовал при проявлениях нежности, и от одной мысли об этом холодный пот выступил на его спине.

— Как, Фабрицио, ты ничего не скажешь своему папочке?

— Нет!

— Ты больше ему не доверяешь?

— Нет!

— Почему?

—Потому что ты сказал, что дашь мне пощёчину, а я ничего не сделал!

— Это была шутка!

Мальчик смерил своего отца подозрительным взглядом.

— Странные шутки!

— Ну, забудем об этом, и расскажи мне!

— Нет!

— Ну хорошо! Не будем больше об этом говорить! Тем более, я думаю, что ты всё сочинил и что, в общем-то, ничего и не произошло.

— О-ля-ля! Если бы ты видел Розалинду с её черепашьей грудью и козьей задницей!

— Как ты смеешь...

— Это графиня сказала ей, что у неё...

— Замолчи! Хватит!

— Ma qué! Папа, это только начало!

— Я запрещаю тебе продолжать!

Да, Ромео запомнит школьных друзей Джульетты!

— Пойди умойся, Фабрицио, мы уходим.

— Куда?

— Сначала гулять, потом обедать.

Такая программа улучшила настроение мальчика. В этот момент постучали в дверь и, не дождавшись ответа, вошла София, и Ромео почувствовал, что бледнеет. Однако на этот раз на ней был очень короткий домашний халатик. Она всего лишь забыла его запахнуть. Тарчинини, послушный своему долгу, загородил собою Фабрицио, которого совсем не заботили отцовские проблемы и который, напротив, хотел встретить ту, кого считал уже своим другом. В результате все трое со стороны выглядели так, будто танцевали какой-то немыслимый балет-импровизацию.

— Я принесла книжку для Фабрицио.

— Очень любезно с вашей стороны, но не могли бы вы...

— Что же?

Соответствующими жестами веронец старался дать понять своей посетительнице, что она должна завязать пояс на своём халатике. Она не понимала смысла в мимике, которую сочла весьма странной. Полицейский наконец решился:

— Одеться.

— Одеться? Но я и так уже оделась, чтобы прийти к вам, ведь у вас ребёнок.

Ромео сдался и, сев на стул, провёл рукой по лбу, сказав себе, что флорентийки довольно странные создания.

— Послушайте, синьорина...

— Всё нормально... Не утомляйтесь!

Она завязала поясок.

— Вот! Вы довольны? У вас извращённый ум, наверное! Ma qué! Не надо принимать меня не за то, что я есть. Я раздеваюсь, это точно, но никогда на публике!

— А здесь, сейчас?

— Здесь сейчас я, кажется, одета?

Ромео вспомнил старое правило, что одни и те же слова не имеют равного смысла для всех.

— Простите, синьорина.

— Зовите меня София. Вы придёте вечером к графине?

— Да, ненадолго.

— Я не смогу показать там свой номер, его не оценят. До вечера!

И прежде чем окончательно удалиться, София сочла нужным поцеловать Фабрицио и его покрасневшего отца. Как только молодая особа скрылась, мальчик принялся перечислять десертные блюда, которые он рассчитывал попробовать в ресторане. Отец возразил:

— Ma qué! Фабрицио! Ты с ума сошёл! Ты будешь есть только мороженое и всё?

Сын комиссара цинично заявил:

— Тогда я скажу маме, что молодая девушка пришла в нашу комнату, чтобы поцеловать тебя.

Ужаснувшись, Тарчинини вынужден был констатировать, что в его семье растёт шантажист.

***

Отец и сын вернулись во дворец Биньоне около десяти часов вечера. У графини было очень оживленно. Мальчика, у которого уже слипались глаза, Ромео отправил спать, а сам спустился, чтобы немного побыть на вечеринке у подруги Джульетты. Его приняли очень тепло. Представили Паолу Таченто, бледную и ничем не примечательную особу, Адду Фескароло, которую веронец нашёл очень даже в своём вкусе, мэтра Бондена, сорокалетнего мужчину, сангвиника с выбритым до голубизны подбородком и бегающим взглядом. Он тут же привязался к Тарчинини.

— Вы, наверное, удивились, встретив такого человека, как я, в подобной обстановке, а? Ma qué! Жилищный кризис, мой дорогой... во Флоренции он ужасен!

Ромео с облегчением заметил, что мясника-грузчика не было; отсутствовали также и Розалинда с мужем. Все попивали асти, заедая весьма сухими пирожными. Адда запела. Ромео тоже не захотел остаться в тени и продемонстрировал свой красивый баритон. Ему захлопали. Он повторил на бис. Ему снова зааплодировали, и вечер продолжался в том же бешеном ритме. Время от времени супруги делла Кьеза стучали сверху и им отвечали неодобрительным свистом и шиканьем. Адвокат вышел, чтобы подняться к себе посмотреть, как себя чувствует его несчастная калека, и вернулся, чтобы поволочиться за Аддой, которая, в свою очередь, пошла удостовериться, спит ли её маленький Джакомо. Тарчинини вполне сознавал, что сон Фабрицио может быть нарушен шумом снизу, но преодолеть четыре этажа... Тоска дель Валеджио, сидя в углу, у камина, с самого начала вечера увлечённо произносила длинный монолог, адресованный кошке, спавшей у неё на коленях.

Около одиннадцати часов раздался визг Розалинды:

— Если вы не прекратите немедленно этот базар, то мой муж вызовет полицию!

Графиня открыла окно, чтобы высказать всё, что она думает по этому поводу, потом вернулась к своим гостям и предложила тост за дона Гастона, которого вдобавок ещё и почтили минутой молчания. И вот в этот момент затишья все услышали, как кто-то ступенька за ступенькой катился с лестницы. Все озадаченно переглянулись. Прежде чем кто-либо из присутствующих смог выразить свое мнение, тревожный крик заставил всех оцепенеть. Ромео, первым пришедший в себя, поспешил туда, а за ним последовали и все остальные. На лестничной площадке первого этажа с трудом поднимался какой-то очень красивый человек, к которому подошла Адда:

— Джанфранко, что с тобой случилось?

Тот провёл рукой по лбу и, задыхаясь, ответил:

— Я споткнулся и упал. Я мог бы свернуть себе шею.

— Ты ничего не сломал?

— Нет, не думаю.

На этот раз Марио Таченто перебил:

— А что это вы держите в руке, синьор?

Розалинда, оказавшаяся тут же, заикаясь от страха, вымолвила:

— Рево... револьвер.

И она упала на руки своего мужа, который увёл её в квартиру.

Неизвестный недоверчиво взглянул на оружие:

— Чёрт его знает... Я упал сверху и, наверное, подобрал его здесь машинально.

Он угадал единодушное сомнение и, отчаявшись, заключил:

— Я не могу ничего другого сказать.

Тарчинини, вновь ставший комиссаром веронской полиции, взял слово.

— Нет, синьор, вы можете нам ещё кое-что сказать. Обо что вы споткнулись?

— Я не знаю... что-то мягкое и твёрдое одновременно.

— Вы совсем не видели того, о чем говорите?