Впрочем, у всех этих образований было четко выделено их магистральное направление; было понятно, к какому из трех направлений они относились. Сёстры Забвения были чем-то уникальным – они служили сразу и телу, и духу, и разуму. Они были плоть от плоти симархической идеи – не заботились о чём-то отдельном, но словом, делом и помыслом посвящали себя тому, чтобы мироустройство обжитого людьми мира было непоколебимым. Далеко не случайно Сестёр Забвения можно было встретить не только близ Генерального Социатора, но даже в окружении Верховного Симарха. Впрочем, Первый Синодал и Блиц-Император предпочитали окружать себя людьми более привычного склада мышления – первый подбирал классических церковников, а второй – проявлявших административные таланты офицеров.

Была и ещё одна причина, почему сестринство смогло обосноваться близ Социатора – нынешний был уроженцем фермерской планеты. И не какой-нибудь, а славного своим мясом Хубуса! Так получилось, что большая часть Сестёр Забвения были именно космо-селянками, пусть и с разных планет, но выросшие с похожими установками на жизнь. Труд и продолжение жизни были тем, что цепляло и тревожило душу галактического крестьянства. Впрочем, далеко не все девушки оказывались способными рожать детей. В отдаленном и совершенно негармоничном прошлом подобное было бы воспринято как проклятие. Однако сейчас общины видели в этом знак свыше, не то чтобы благословение, но явный намёк на то, что девушка должна была посвятить себя не материнству или пахоте, а более высокому и таинственному труду – удержанию существующего миропорядка. Такая особа уходила в «Забвение», как бы обретая себя по другую сторону реальности. В чём крылась суть усилий по сохранению всего Сущего, мне не было ведомо, да и честно говоря, не очень-то интересно. Однако Сёстры с известной регулярностью, хотя и не часто, но всё-таки попадались мне на улицах «Звездной гавани».

– Солнышко, а ты не могла что-то перепутать? – я задал вопрос Слезинке в последней надежде, что в убийстве Марты Дрей не было метафизической составляющей. Однако горничная самым коварным образом порушила все мои призрачные чаяния; она весело затрясла головой, отчего на лоб даже выпрыгнула упрямая кудряшка.

– Как же я могла ошибиться? – возмущенно тараторила девушка – Перепутать трехцветное облачение Сестёр Забвения невозможно даже в темноте.

В этой части я был согласен со Слезинкой – сине-красно-белые ризы буквально били в глаза своими ядовитыми оттенками. Казалось, что их создавали специально для того, дабы привлекать внимание. Я задумчиво почесал затылок – дело не только приобретало новый оборот, но и совершенно меня расстраивало.

– Что же понадобилось «забвенке» от специалиста по комической экологии? – пробурчал я задумчиво.

– Могу чуток помочь. Так сказать, авансом. За будущие дивиденды, – в мои мысли вторгся весёлый голос доедающей мороженое Карины. Я поднял глаза и попытался максимально красноречиво изобразить вопрошающий взгляд.

– Ключ от всех дверей, – Слезинка покачивала на пальце небольшой овальный бадж.

– Я его оставлю на столе и выйду. Далее всё на усмотрение смелого Забоя. Если поймают, то скажешь, что спешил отдать мне забытую вещицу. А если не поймают, так можно на несколько минут навестить «Империю». Может быть, там найдешь, что надо.

После этого девушка выпорхнула из зала, оставив на столе заветный ключ. Я повертел головой, рядом не было ни других горничных, ни официантов. Я смахнул отпирку к себе в карман. Надо было спешить, но не слишком суетливо – не нужно привлекать к себе излишнее внимание. Не знаю, что я хотел найти в номере, где остановилась убитая Марта, но затея заглянуть туда, мне почему-то казалась в высшей мере удачной. Выждав некоторое время, я степенным шагом направился в сторону холла, предварительно одарив официанта чаевыми за несколько порций сладостей.

В гостинице был тихо. Гости, видимо, пребывали в городе, а большая часть персонала всё ещё неспешно обедала. Я скользнул в один из коридоров. Очень хорошо, что все самые престижные номера располагались на первом этаже, тем быстрее я мог до них добраться. Шаг, другой; я вспоминал, где же именно немалыми размерами раскинулась «Империя». Из воспоминаний десятилетней давности осталась только украшенная воссозданием батальных сцен стена. Дверь в номер располагалась как раз на месте люка одного из тяжелых космических танков, грозно наводивших жерло плазменной пушки на невидимых противников.

Оказывается, за прошедшее время в интерьере поменялось очень немногое. Ту самую боевую машину я заметил достаточно быстро. Нащупал в кармане ключ, аккуратно подошел к двери. Прислушался – тишина. Приложил карту к замку, тот деликатно щёлкнул, и панельная дверь стала тихо отъезжать в сторону. Первым, что увидел, были два перепачканных кровью тела, навзничь валявшиеся на ковре, слегка утопая в его глубоком золотистом ворсе.

– Да чтоб вас… – пробормотал я, и рука моя инстинктивно потянулась к рюкзаку за дубинкой. Но было поздно. Кто-то, бесшумно подкравшийся сзади, обрушил на затылок страшнейшей силы удар. Мои ноги подкосились. Последняя искра угасающего сознания почему-то зацепилась за мысль о том, что встретить свадьбу всё-таки было нехорошей приметой.

Мне чудилось, что был на берегу сказочного земного моря. Оно мерно несло меня по сапфировым волнам, а я лежал на туристическом плоту, наблюдая, как по небесам пронзительно василькового цвета неспешно плелись янтарные облачка. Где-то вдалеке виднелись утопающие в белёсой дымке шпили Святополиса; жизнь была беззаботной и благодушной. Зажмурившись от лучей ласкового солнца, я прикрыл глаза, волны размеренно меня покачивали: верх и вниз, верх и вниз. Когда попытался вновь разлепить веки, то чудесный образ исчез, я видел лишь серый пластиковый пол. Меня куда-то тащили, крепко схватив за плечи и ноги. Мысли путались, и никак не мог сосредоточиться на происходящем. Я попытался покрутить головой, но это удалось не с первого раза. Некоторое время спустя меня втолкнули в небольшую, столь же серую, как и настил, комнатенку, плюхнув с размаху на очень неудобный стул. Моих «носильщиков» я не успел толком разглядеть, они поспешно покинули помещение, громко хлопнув тяжелой дверью. На некоторое время я погрузился в абсолютную тишину. Как раз самое то, дабы попытаться вспомнить, что же всё-таки произошло.

Я принялся истово перебирать в голове события недавнего прошлого. Визит Марты, её убийство, мой путь в первый сектор, беседа со Слезинкой, номер «Империя». Я не был точно уверен, но, кажется, кто-то как следует огрел меня по голове. Это подтверждалось мучительно тягучей болью в затылке. Я бы с удовольствием ощупал его, но руки были то ли связаны, то ли скованы у меня за спиной. Единственное, что я мог – это свалиться с примитивного стула. Однако я не был уверен, что у меня хватило бы сил подняться обратно, а потому пока решил не совершать резких движений.

Не знаю, сколько прошло времени, может быть, двадцать минут, а возможно, и все сорок – время в безликой серой комнате тянулось безобразно долго. Голова раскалывалась, в ней гудело, как в колоколе – вместо каких-то разумных соображений стоял пронзительный гул. Ууууууууууууу. Размышлять над своей участью не хотелось самым категорическим образом. В кои-то веки возникла потребность плыть по течению независящих от меня событий, оттолкнувшись от призрачного берега моего тщательно распланированного прошлого; раскинуть руки и пусть поток странных происшествий несёт меня в неведомую даль. Надеюсь, я смогу пришвартоваться к нормальному месту, где не убивают девиц, нет странных визитеров, а на жизнь можно зарабатывать спокойным и приличным трудом.

Внезапно дверь открылась. На пороге появился человек в форме космицейского. Я почти сразу узнал его – это был орбитальный исправник Бахрин. Гроза космического криминалитета, жуткий зануда и большой любитель подводить провинившихся космограждан под «изгнание». В «Звёздной гавани» редко кого приговаривали собственно к смертной казни, когда преступник заканчивал дни либо у столба под соплами запущенного корабельного двигателя, либо же внутри воздушного колокола, откуда вмиг выкачивали весь воздух. Традиционной высшей мерой наказания в космических городах было изгнание из общины. На планетах, особенно фермерских, у приговорённого ещё был призрачный шанс на выживание. На нашей космической банке – никакого. Специфическая форма гуманизма; человека как бы и не убивали, а всего лишь без вещей ссылали за пределы сообщества. Проблема в том, что границы общины проходили по обшивке нашей титанической станции, за которой начиналось царство открытого космоса.