А вот шествовала юная барышня, судя по наряду и возрасту – дочь какого-то из высокопоставленных служащих гавани. Платье типа «Резонанс» из фая, настолько глубокого черного цвета, что на нём не возникало ни тени, ни отблеска. Юбка расходилась широким колоколом, буквально вписывая её обладательницу в сияющий пластиковый тротуар. По контуру наряда шла череда зубцов, каждый из которых обильно украшен фиолетовой бахромой. Накидка-пояс, вышитая стеклярусом и куафюра из черного шелка – всё придавало хрупкой фигуре девушки исключительную грациозность и двусмысленное изящество – конечно, ничто в этом наряде не было фривольным или легкомысленным, однако выглядел он настолько богато, что едва напоминал о такой добродетели, как симархическое благоразумие.

Я оторвал взгляд от модниц. К орбитально-кафедральному Собору во имя Святой Троицы двигалась свадебная процессия. Явно, что молодожены не из богатых, возможно, вообще не из первого сектора. Кроме самих жениха и невесты в шествии принимает участие пара человек и робот-шафер, которому промышленные дизайнеры придали форму венчального каравая. Люди состоятельные никогда не прибегали в обрядовой части к услугам машин. Они направлялись на Землю в один из двенадцати Троицких Первохрамов, а саму свадьбу проводили в строгом соответствии с древними традициями, с настоящими пирогами, плакальщицами и прочей всячиной, которую несведущему в культовой жизни человеку и не учесть.

Обитатели же районов попроще, с заработком, не способным удивить никого в «единичке», направлялись сюда, чтобы создать некую видимость праздника. Эти свадьбы были скромными: на жалование научного ассистента или механика-грузчика много не нагуляешь. Вот тогда и требовались роботы-шаферы, обладавшие массой забавных функций. Замеченная мною счастливая пара была в нескольких метрах от Собора, когда марьяжная машинка окатила их фонтаном разноцветного конфетти, заменявшего в космосе ритуальное зерно, и радостно затянула: «Ах, жарко в тереме свечи горят. Горят свечи воску ярого; Ах, жалко плакала свет Хавроньюшка. Унимал её родной батюшка». Как раз в этот момент на пороге храма появился священник, осенил брачующихся шестиконечным крестом и вручил им люминесцентные свечи. Несмотря на протесты Имперской Церкви, в орбитальных городах было запрещено пользоваться открытым огнем. Робот не стал подниматься по ступенькам, а резво ринулся убирать разбросанные на тротуаре пестрые кружочки – через минуту вымостки вновь блистали идеальной чистотой.

Я повернулся, и было хотел направиться к «Багровому понтифику», как в толпе мелькнула тень – человек явно пытался уклониться от моего взора. Внутри зазвонил взволнованный колокольчик – дзинь, дзинь, тревога, будь настороже! Я привык доверять инстинктам, даже если на первый взгляд это казалось совершенной глупостью. Прожив десять лет по соседству с самыми сомнительными типами в Галактике, я выработал настолько острое чутье, что мне мог бы позавидовать любой хищник. Прямо на ходу сменив маршрут, я остановился у витрины информационного магазина. С демонстративной внимательностью стал изучать ассортимент последних моделей информофонов, при этом проявляя немалое любопытство к новинкам из области визиотабельных демонстраторов. Вещичка, конечно, удобная, но жутко дорогая – всё, что нужно появляется буквально в воздухе, тебе надо всего лишь шевелить пальцами, перебирая каналы информации. Хотя не исключаю, что, завидев меня в таком состоянии, шалманщики из «Ревущего буйвола» решили, будто бы я рехнулся.

В отражении метаглассной витрины я пытался разобрать, что же у меня происходило за спиной. На первый взгляд ничего подозрительного, но я на всякий случай заглянул в магазин. Девушка-продавец любезно продемонстрировала мне, как работают визиотабели. Поглядывая краем глаза сквозь витрину на улицу, я попросил включить местные новости. Буквально в воздухе возникала вполне реалистичная картинка. Одетый в натурального цвета сюртук диктор с озадаченным видом рассказывал что-то о криминальном мире шестого сектора. Новость мне показалась интересной.

– А как сделать звук погромче? – обратился я девушке.

– Двигайте пальцами, точно крутите небольшое колесико, – вежливо отозвалась она.

Висевшего в воздухе диктора сменила броская журналистка, сновавшая между контейнерами одного из самых захудалых доков. Он придавала своему миленькому личику загадочную гримасу, морщила носик и надрывно вопила, словно пыталась перекричать взлетающий лайнер первого класса.

– Именно здесь произошло одно из самых кровавых преступлений за всю историю «Звёздной Гавани». Сегодня утром усиленный наряд космиции обнаружил тела десяти человек. Все они без исключения являются туристами, ранее не попадавшими в поле зрения сил правопорядка. Никто из исправников так и не озвучил версию произошедшего. Предполагается, что дело может быть связано с контрабандой редких товаров, в ходе которой между сторонами возникла стычка.

«Как интересно», – подумалось мне – «ничего слышал об этих разборках, надо будет сегодня вечером уточнить, кого отправили на тот свет». Я снял с себя обруч демонстратора, вернул девушке, вежливо раскланялся, клятвенно обещая купить эту славную вещицу в следующий свой визит в магазин.

Зыркнув в разные стороны, я решил, что времени у меня в обрез – лимит на пребывание в фешенебельных кварталах истекал через полтора часа. Безусловно, его можно было бы продлить ещё на четверть суток, но для этого надлежало пройти занудное собеседование с падким до «добровольных» подношений квартальным. Сей коллоквиум никоим образом не входил в мои планы. Во-первых, до того момента, пока не пойму, что происходило на наших улицах, и почему погибла Марта Дрей, я не собирался мельтешить своей физиономией прямо под носом у космицейских. Во-вторых, мне было жаль денег, а слушать нравоучительную болтовню местного прикормленного чина хотелось ещё меньше. Надо было двигаться в «Понтифик». Конечно же, не факт, что ответ на вопросы крылся в номерах этой шикарной постройки, созданной по наброскам причудливой архитекторской мысли.

Я попробовал послушать инстинкты, однако тревожный колокольчик то ли заснул, то ли обиделся, а потому наотрез отказывался со мной разговаривать. Ни уютного ощущения безопасности, ни щемящего чувства полоха – только мутная, как иллюминатор дешёвого космопланера неопределённость. Двигаясь по проспекту, я натолкнулся ещё на одну свадьбу. На этот раз в процессии принимало участие полтора десятка человек, однако за ними шествовал всё тот же самый кибер-каравай, готовый в любой момент огласить окрестности радостными звуками и обрядовыми песнями. Я улыбнулся и помахал невесте. Та засмеялась и махнула в ответ. Не знаю, почему, встретить свадьбу считалось дурной приметой. Мне это поднимало настроение. Окончательно избавившись от внутреннего беспокойства, я решительно устремился к отелю.

«Багровый понтифик» венчал собой чудо космического зодчества – широченную магистраль, носившую звучное имя: Проспект Блага. Симархическая теория вообще уделяла предельно много внимания этому отвлеченному понятию. Человек в своем стремлении к совершенству должен быть благородным, то есть рождать благо, благодарным, а именно дарить созданное им благо другим, и только после этого он мог претендовать на то, чтобы стать благополучным, то есть обрести благо других людей в ответ. Вся эта мудреная конструкция базировалась на каких-то древних трактатах, повествовавших о благости и благодати, но я в своё время был не слишком-то прилежным учеником, особенно по части предметов симархического мироустройства, а потому едва ли мог без посторонней помощи сейчас воспроизвести, в чём там была закавыка.

В любом случае Проспект Блага кардинальным образом отличался от расположенного в недрах шестого сектора Проспекта Слияния. Тот был занюханной улочкой, а гордость «единички» являлась мощнейшим пространством, начинавшимся прямо у первого комического шлюза, куда прибывали представительские корабли и самые престижные лайнеры. Движущиеся дорожки несли важных гостей к переливающемуся всеми цветами радуги зданию «Багрового понтифика». Это была отнюдь не единственная гостиница «Звёздной гавани», но, тем не менее, непревзойденный отель, в котором было не стыдно остановиться деятелями галактической величины. Теперь я спешным шагом семенил к его большущим прозрачным дверям в надежде, что всё же найду зацепки, а потому как можно быстрее разгадаю тайну гибели Марты Дрей.