— Сколько лет?

— А?

— Сколько лет твоим детям? Если ты не возражаешь, что я спрашиваю.

Я осторожно возобновляю массаж.

— Три и семь.

Низкий рокот исходит из глубины его груди.

— Держу пари, они великолепны. И держу пари, ты отличная мама.

Я качаю головой. Нет никаких причин, почему от его простых слов похвалы у меня сжимается горло и на глаза наворачиваются слезы. Просто я не думаю, что кто-либо когда-либо раньше говорил мне это. Я никогда не осознавала, как сильно мне хотелось, чтобы мне это сказали.

Я смущенно откидываю прядь волос с лица.

— Я не уверена, что это так.

Я продолжаю массаж.

Он берет мою руку, когда я провожу по его плечу. Его большая, теплая ладонь кажется твердой, но не властной.

— Я уверен, что это так.

Он не может этого знать, но слова Джаррадека трогают меня. Я выдавливаю какой-то ответ. Я едва осознаю, что. Но я думаю о том, что он сказал, даже спустя несколько часов после того, как я пришла домой, лежа без сна и уставившись в темный потолок своей спальни.

Я хочу, чтобы эти слова были правдой.

Обычно я боюсь слишком много раздумывать на эту тему. Я избегаю вспоминать все те времена, когда я все еще была с Джеймсом и жалела, что забеременела. Все те разы, когда я жалела, что нас с ним связывает что-то настолько значимое.

Теперь, когда я свободна, я все еще иногда жалею, что сделала это. Вплоть до того момента, когда кто-то из них улыбается, или заставляет меня смеяться, или плачет и нуждается в объятиях. Тогда я знаю, что не имеет значения, с чем мне придется столкнуться, это всегда будет стоить того для меня.

Я только надеюсь, что, оглядываясь назад, они вспомнят эти приятные моменты, а не те, когда я плакала или огрызалась, или забывала что-то, что они хотели в магазине, или готовила один и тот же ужин каждый вечер в течение недели.

Я надеюсь, они не знают, что часть меня все еще жалеет о той девушке, которой я была раньше. Потому что я больше не она.



11

Мел

Шум будит меня, когда еще темно. Я не знаю, который час. Я тру глаза, пытаясь осознать, что это такое.

Еще один звук. Стук. Становится громче.

Затем крик.

Я узнаю этот голос. Узнавание никак не успокаивает страх, который закрадывается мне в душу. О нет.

Джеймс снова стучит в дверь. Тук, тук, тук! Я, пошатываясь, встаю с кровати, накидываю на плечи сброшенный кардиган и, спотыкаясь, иду к двери.

Я замираю. Подождите. Как он нас нашел? Я намеренно не сказала ему наш адрес, и я всегда была очень осторожна, чтобы убедиться, что он не указан ни в каких документах из школы Эльзы, ни в переписке с юристами.

Он знает, что мы здесь, или просто догадывается?

Дрожащей рукой я откидываю волосы с лица. Я не знаю, что делать. Он всего лишь барабанит в дверь. Он не угрожает. На самом деле он никогда не бил меня, даже когда мы жили вместе.

Все было не так. Ему просто нравилось контролировать меня. Контролировать наши деньги, нашу аренду, наших детей. Все.

С этим не вызовешь полицию.

Я все еще стою застывшая, когда из-за угла выглядывает сонный Дэмиан как раз вовремя, чтобы услышать следующий удар.

— Мел! Мел! Открой. Я знаю, что ты там. Открой дверь, — голос Джеймса громкий. Он наверняка разбудит соседей. Они будут сердиться. Они всегда жалуются, что дети слишком шумные.

— Папочка? — маленькое личико Дамиана хмурится; он переводит взгляд с меня на дверь.

— Дэмиан? Дэмиан, скажи своей маме, чтобы она открыла дверь. Мне нужно тебя увидеть.

Черт.

Нет никаких шансов притвориться, что нас сейчас нет дома или что он ошибся адресом. Прижимая глаз к глазку, я мельком вижу красное лицо Джеймса, когда он смотрит на меня.

— Мел, прекрати играть в эти гребаные игры. Я их отец. Я заслуживаю увидеть их.

— Давай не будем делать этого сейчас.

Дэмиан прижимается к моей ноге, не понимая, но чувствуя мое напряжение.

— Могу я позвонить тебе завтра?

— Черта с два. Ты не звонишь. Ты даже не отвечаешь на мои звонки. Впусти меня, черт возьми.

Я ахаю и отстраняюсь, когда он снова колотит в дверь.

Дэмиан начинает хныкать.

— Джеймс, ты его пугаешь. Мы можем просто поговорить позже?

Я хотела бы сказать ему, что, возможно, если бы он платил свои гребаные алименты и не исчезал на несколько месяцев подряд, он смог бы увидеть своих детей. Я не хочу. Я не хочу говорить об этом при Дэмиане. Сейчас он маленький, но уже слишком много понимает.

На заднем плане звучит другой голос. Я слышу бормотание, но не могу разобрать слов. Джеймс перестает барабанить в дверь.

— Там моя семья, и я буду делать то, что я, блядь, хочу. Не указывай мне, что делать!

На этот раз я слышу ответ.

— Послушай, если ты не прекратишь поднимать шум, я вызову полицию, и мне все равно, кто ты. И ты можешь сказать Мел, что я подаю жалобу на шум управляющему зданием. Это смешно.

— Пошел ты! — Джеймс возвращается к стуку в дверь.

Я должна что-то сделать, но что?

В этот момент он снова замолкает, и другой сосед кричит:

— Заткнись, ладно? Я звоню в полицию.

Слышится возня и еще один стук, затем звук шагов.

Я смотрю в глазок, но ничего не вижу.

— Мамочка? — Дэмиан поднимает руки, и я беру его на руки, сажаю на бедро и прижимаю к себе.

— Все в порядке, милый. Все будет в порядке.

Я не могу решить, что делать. Я иду обратно по коридору и в нерешительности останавливаюсь у двери в его комнату. Уже поздно. Он должен спать. Мы все должны спать. Я должна уложить его обратно в постель, но инстинкт кричит мне убираться. Что, если Джеймс вернется? Что, если он каким-то образом проникнет внутрь? Или поднимет еще больше шума, и нас в конечном итоге выселят?

— Детка, найди свою куртку, хорошо?

— Почему, мамочка?

— Пожалуйста, посмотри, сможешь ли ты найти ее, милый.

Когда я заглядываю к Эльзе, она садится, моргает и протирает глаза.

— Кто-то кричал?

Это помогает мне принять решение. Все равно все проснулись. Мы выберемся отсюда, пока у нас есть шанс.

Я складываю кое-какие вещи в рюкзак. Одежду, бутылки с водой, пару игрушек. Все, что могу захватить. Я запихиваю детей в куртки и веду их к окну.

— Мы собираемся сыграть в небольшую игру, хорошо? Она называется «Пожарная подготовка». Пришло время убедиться, что мы все знаем, что делать в случае пожара.

Эльза бросает на меня понимающий взгляд, но подыгрывает. Дэмиан сначала смущен, но когда я открываю окно и выхожу на пожарную лестницу, его маленькие глазки расширяются.

— Ты сказала, что нам никогда не разрешено выходить сюда.

Я киваю.

— Не разрешено. Не без меня, но если начнется пожар, мы должны действовать именно так.

Я протягиваю руки, и он позволяет мне помочь ему вылезти в окно. Когда Эльза тоже выходит, я закрываю окно, и мы начинаем спускаться на улицу. Темно и ветрено. Ветер бросает волосы мне в лицо, и мне трудно проверить, что Джеймса нет внизу.

Я нигде его не вижу. На самом деле, на улице никого нет. Когда мы добираемся до последнего пролета, я задаюсь вопросом, не совершила ли я ошибку. Затем я вспоминаю ужасное чувство загнанности, когда стояла за этой дверью, не зная, что делать. То же самое чувство я испытывала каждый день, живя с ним под одной крышей.

Мне нужно перестать сомневаться в себе и доверять своим инстинктам, своей способности отвечать за свою жизнь и жизни моих детей. Сделав глубокий вдох, я веду их вниз по последнему пролету, и мы все, взявшись за руки, спешим к машине. Я припарковала ее дальше на улице, и сейчас мчаться в темноте так страшно, как будто нас действительно преследуют.

Когда я открываю дверь и сажаю детей в машину, на один ужасный момент я задаюсь вопросом, заведется ли она. Прошло несколько недель с тех пор, как мне приходилось ею пользоваться. Это слишком дорого. Я продолжаю обдумывать мысль продать ее.