— Нет, — коротко говорит он, отрывисто. Звучит сердито, как будто он этого не хочет, и мне интересно, почему. Потому что хочет, но не может? А почему бы и нет? Он уже получил все, что хотел. — У меня есть план. Но нам нужно двигаться. Я собираюсь позвонить.

Он отпускает меня, отталкиваясь и от меня, и от стены, и на мгновение я чувствую, как у меня сжимается живот, сожалея об утрате ощущения его рядом со мной. Я хочу его там, больше, чем должна.

Прежде чем я снова пытаюсь схватить ключ-карту, Иван наклоняется, подбирая ее с ковра.

— Хорошая попытка. — Говорит он мне, и в его голосе снова появляется немного юмора. — Тебе почти удалось. Но это не пошло бы тебе на пользу.

От этой холодной уверенности в его голосе у меня сжимается живот. Я поворачиваюсь к нему лицом, смотрю на него, обхватываю себя руками, и впервые с тех пор, как я проснулась, его нагота не отвлекает меня. Я слишком сосредоточена на этих последних словах и их значении.

— Какой у тебя план? — Выдавливаю я, и Иван на мгновение игнорирует меня, снова натягивая одежду.

— Я расскажу тебе в машине, — наконец говорит он, засовывая ключ-карту в карман. — У меня там горелки, я собираюсь воспользоваться одной из них, чтобы позвонить. Я приду за тобой через несколько минут. Не пытайся снова выбраться, — добавляет он. — Тебе не повезет, и ты просто покалечишься, вылетев в окно.

Значит, он уже все продумал. Мне становится неловко, вспоминая минуты, которые я провела в лихорадочных поисках спасения после того, как проснулась. Это никогда не принесет мне никакой пользы.

— Я сейчас вернусь. — Говорит он и подносит ключ-карту к двери, открывая ее, прежде чем выскользнуть и позволить ей захлопнуться за ним.

Я вздрагиваю от звука, опускаюсь на кровать, пытаясь не думать о том, что мы делали там меньше получаса назад. Это бесполезно, и я встаю вместо этого, шагая к креслу в углу комнаты и стараясь вообще не смотреть на кровать.

Этого больше не повторится. Неважно, в скольких гостиничных номерах мы остановимся. Этого больше не повторится.

К этому времени Джаз уже будет знать, что я не пришла на работу. Она попытается позвонить мне, напишет мне сообщение и не получит ответа. Возможно, она даже ушла с работы пораньше, использовала свой запасной ключ и пошла ко мне в квартиру, чтобы узнать, что меня нет. Мой босс будет знать, что я не пришла и не позвонила, чего я никогда не делала раньше. Они сообщат властям. Полиции. Кто-то будет меня искать.

Иван сказал, что за квартирой будут следить. Мой желудок сжимается, когда я думаю о его братьях, которые следят за моим домом и видят, как туда входит Джаз. О том, что они могут сделать с ней вместо этого. Мой желудок снова сжимается, тошнота заполняет меня, и я выпаливаю это, как только Иван возвращается в комнату, тяжело закрывая за собой дверь. Его лицо выглядит серьезным, как будто из него вытекло все чувство юмора, но я не могу заставить себя беспокоиться о причине. Я слишком беспокоюсь о Джаз.

— Ты должен позвонить Джаз и сказать ей, чтобы она не ходила ко мне. Если ты не хочешь, чтобы я ей звонила, это нормально, но ты…

— Зачем? — Перебивает он меня, и я на мгновение смотрю на него.

— Ты только что сказал мне, что твои братья будут следить за моим домом. Ждать, когда я вернусь. У нее есть ключ, как только она поймет, что я не пришла на работу, и она не сможет связаться со мной, она попытается прийти проверить меня. И ты сказал, что они торгуют женщинами… — Я замолкаю, реальность того, что может с ней случиться, слишком ужасна для меня, чтобы даже произнести ее вслух. Но Иван уже качает головой.

— Они ее не заберут.

Я смотрю на него, не понимая.

— Почему нет?

— Потому что она ничего для меня не значит. — Он говорит это так прямо, что мой рот открывается, и он тяжело вздыхает. — Я не имею в виду, что мне было бы все равно, если бы они ее забрали. Конечно, не было бы. Мне небезразлична любая из женщин, которых мой отец пытается продать. Вот почему я рисковал своей жизнью, работая с ФБР. — Он бросает на меня страдальческий взгляд. — Но я бы не подверг тебя опасности, чтобы спасти ее. И они достаточно хорошо меня знают, чтобы это понимать. Поэтому они не заберут ее, потому что это не послужит их цели добраться до меня.

Мой рот резко захлопывается.

— Я бы хотела, чтобы ты рискнул мной, чтобы спасти ее.

— Все равно. — Иван делает глубокий вдох, засовывая руки в карманы. — Я бы не стал. И хотя она красива, я сомневаюсь, что она девственница, и у нее нет влиятельной семьи, насколько я знаю. Так что они не смогут получить достаточно высокую цену, чтобы это того стоило, не с другими проблемами, которые у них сейчас есть. А именно, иметь дело со мной.

Он говорит это так ровно, так обыденно, что все остальное, что я могла бы сказать, вылетает из головы. Это похоже на шок, на холодную воду, выплеснутую мне в лицо, и я думаю, Иван это видит, потому что он протягивает руку.

— Нам нужно идти, — мягко говорит он, и вот так я чувствую, как близость, и голод от прежнего угасают. Я не могу вспомнить, как мы туда попали, как я позволила этому мужчине так ко мне прикоснуться. Он не похож на того самого Ивана, страстного, горячего и уязвимого. Эта его версия кажется холодной и закрытой, и я встаю, не взяв его за руку, смиряясь с тем, что мне придется пока что следовать его примеру.

— Хорошо, — говорю я ему так же ровно. — Я последую за тобой.

Он ведет меня к машине, которая не является черным Мустангом, как я ожидала.

— Мои братья знали бы, что нужно искать Мустанг. — Говорит он, видя удивленное выражение на моем лице, и я слышу нотки сожаления в его голосе. — Я не мог рисковать и взять его. Это редкая машина.

Машина, которая ждет нас снаружи, — это ярко-оранжевая Акура РСХ. Иван открывает мне дверь, и я нерешительно забираюсь внутрь, размышляя, стоит ли мне бежать, пока он идет на свою сторону. Но он поймает меня прежде, чем я успею уйти далеко, я почти уверена в этом. К настоящему моменту я уверена, что он уже продумал на пять шагов вперед любой побег, который я могу попытаться совершить.

— Это тоже твоя? — Спрашиваю я, пристегивая ремень безопасности и глядя на Ивана. — Или ты ее украл?

Он замолкает, делая медленный глубокий вдох.

— Что бы ты сейчас обо мне ни думала, Шарлотта, — медленно говорит он с тем же оттенком сожаления и горечи в голосе, — уверяю, ты не знаешь и половины.

А затем он заводит машину, и мы отъезжаем от отеля.

5

ШАРЛОТТА

— Куда мы едем? — Спрашиваю я его, когда он выезжает на шоссе. — Что за план у тебя?

Иван долго молчит.

— Если я не отвечу, следующий вопрос будет: мы уже приехали? — Наконец спрашивает он, с тем же оттенком горечи в голосе, и я бросаю на него сердитый взгляд.

— Я не ребенок.

— Ты ведешь себя, как ребенок. — Его руки сжимают руль, все его прежние желания и юмор исчезли. Теперь он ведет себя отчужденным, холодным, и я задаюсь вопросом, смогу ли я вообще до него достучаться, если захочу. Мне интересно, кто обычно видит эту его сторону, и у меня такое чувство, что я не хочу знать.

То, что он сказал, было правдой… — я не знаю и половины. Сомневаюсь, что когда-нибудь узнаю.

Легкий проблеск разочарования, грусти, который я чувствую при этой мысли, пугает меня. Я не должна так себя чувствовать. Я не должна хотеть знать о нем больше. Все, что я уже знаю, должно быть достаточно: он преступник, мужчина, готовый похитить женщину под предлогом ее спасения, мужчина, который трахнет женщину, даже если он знает, что это неправильно.

Я тоже знала, что это неправильно, упрекаю я себя, глядя через лобовое стекло на быстро проносящиеся пустые поля и шоссе впереди нас. Я не могу притворяться, что только он во всем виноват.

— Ладно, я готова слушать. — Я сцепляю руки на коленях. — Неопределенность убивает меня, Иван.