— И как все же он нас вычислил? — Я снова приставляю ствол к горлу Ники, и он кашляет.

— Теперь трудно исчезнуть. Весь гребаный мир постоянно на виду, мужик. — Антон качает головой. — Дорожные камеры, охрана заправки, и Лев не остановится, чтобы получить то, что хочет. Он чертовски жесток, и он причинит боль любому, будет угрожать чем угодно, чтобы получить результат. Ты это знаешь.

Я знаю это. Жестокость Льва делает его неэффективным палачом, но она дает результаты практически во всех остальных аспектах мира Братвы. Если ему что-то нужно или он чего-то хочет, на его пути нет никаких моральных норм. Он не остановится ни перед чем.

— Ну, теперь он не с вами, идиотами. — Я медленно опускаю пистолет, держа его наготове на случай, если у кого-то из них появятся какие-нибудь идеи. — Так где он? И как вы нас нашли?

— Я не полный идиот, — выдавливает Ники, потирая основание горла. — И я, блядь, не скажу тебе, где Лев. Это не стоит моей жизни. Но было не так уж сложно понять, где вы двое будете. Каждый раз, когда мы сталкивались с тобой или почти догоняли, ты останавливался в самых дерьмовых мотелях из существующих. В этом городе был только один такой, и, судя по тому, сколько времени ты двигался, ты, вероятно, собирался остановиться здесь. Мы рискнули, и все получилось. — Он пожимает плечами.

— Но это не так, — огрызаюсь я. — Потому что я не позволю вам, двум придуркам, просто уйти отсюда.

Ники смотрит на меня спокойно.

— Почему нет? — Он продолжает говорить, прежде чем я успеваю ответить, его взгляд прищурился на меня. — Отдай нам девчонку. Она тебе уже наверняка надоела. Мы отвезем ее к отцу, как и положено. Лев хочет первым заполучить ее, но мы позаботимся о том, чтобы он этого не сделал. Мы скажем, что выполняем приказы отца, и вернем ее обратно в Чикаго. И тогда это будет не самое худшее. Ты знаешь, каким клиентам продает отец. И она великолепна. Она окажется игрушкой какого-нибудь миллиардера или в гареме принца. Она будет жить роскошной жизнью, а ты сможешь пойти своей дорогой, написав себе новое будущее. Этого ты хотел, да? — Ники прищурился. — Уйти? Сделай это, пока мы все отвлечены тем, что вернем девчонку к отцу. Убирайся к черту.

— Отец будет зол на вас за то, что вы меня не вернули. И Лев тоже.

— Мы с этим разберемся. Девчонка — вот чего он действительно хочет. Он поверит, что она заманит тебя обратно. А когда она этого не сделает, он продаст ее и попытается найти тебя каким-то другим способом. Но к тому времени ты уже исчезнешь.

Не так давно, с кем-то другим, я бы поддался искушению заключить сделку, даже такой отвратительной, какой я нахожу торговлю плотью моего отца. Мои усилия остановить торговлю моим отцом — это попытка хоть какой-то малой меры искупления, в конце концов, а искупление никогда не приходит без искушения. Но в конце концов я знаю, что все равно сказал бы «нет». Я не зашел так далеко и не подверг себя такой большой опасности, чтобы в конце концов позволить моему отцу уйти безнаказанным.

А когда Шарлотта в центре всего этого, у меня нет ни единого шанса.

— Иван? — Слышу я ее голос секунду спустя, слишком близко, чтобы она все еще была в машине, и у меня такое чувство, что она услышала больше разговора, чем мне бы хотелось. Моя грудь сжимается при мысли, что она могла хотя бы на секунду подумать, что я передам ее им, и я двигаюсь быстро, как змея, снова приставив пистолет к горлу Ники.

— Это то, чего вы действительно хотите? — Шиплю я, вдавливая ствол в его кожу. — Ты и Антон оба? Быть лакеями Льва, запасными частями отца, использованными и выброшенными, и заботиться только о тех мелких услугах, которые вы можете оказать семье? Вам тоже следует бежать, хотя бы потому, что это единственный шанс для вас обоих не быть перемолотыми в утилизации прихотей Льва, когда отец умрет, и вы больше не будете нужны.

Я чувствую, как горло Ники движется против пистолета, но его взгляд полон презрения, когда он смотрит на меня.

— Я не настолько глуп, чтобы думать, что короткое время, которое мы будем свободны, стоит той смерти, которую устроит Лев, когда нас поймают.

— Я же бегу. А ты только что пытался заставить меня отдать Шарлотту, говоря, что к тому времени, как отец снова придет за мной, я уже исчезну. Так, как ты думаешь, можно выбраться или нет?

Ники вздрагивает, и его взгляд скользит в сторону. Это единственное, что удерживает меня от того, чтобы быть полностью сбитым с ног бросающимся на меня Антоном, крик Шарлотты, предупреждающий меня, прозвучал на секунду позже.

Как бы то ни было, меня отбрасывает в сторону, мой палец нажимает на курок моего пистолета, и пуля попадает в тротуар. Шарлотта кричит, и я слышу топот ее ног, когда она начинает бежать к машине. Антон поворачивается к ней, направляясь прямо, чтобы схватить ее, и я, не задумываясь, разворачиваюсь и всаживаю пулю ему в колено.

Он падает на землю, крича, хватаясь обеими руками за ногу, которую я только что ранил. Я вижу краем глаза, как Ники идет на меня, в одной руке нож, а другой он вытаскивает пистолет из-за пояса, и я размахиваю рукой в его сторону, стреляя не глядя.

Я не хочу убивать его. Я действительно не хочу. Но в этот момент единственное, что имеет значение, — это добраться до Шарлотты. Я слышу крик боли Ники, смешивающийся с криком Антона, и слышу, как он отшатывается и ударяется о тротуар, и я смотрю назад, чтобы увидеть Шарлотту, уже почти подходящую к машине, бросающуюся внутрь.

Я оглядываюсь назад, всего один раз. Ники держится за живот, кровь течет между кончиками его пальцев. Это может убить его, я знаю это, и я также знаю, что могу убить его прямо сейчас.

Я могу убить их обоих. Я могу положить конец одной трети угрозы для Шарлотты и для меня. Лев все еще был бы там, где он сейчас, вероятно, уже в Вегасе, и Брэдли все еще гнался бы за мной, но Ники и Антон были бы мертвы.

Мой палец касается курка. Я должен это сделать. Но я чувствую, как мои внутренности скручиваются при мысли о том, чтобы положить конец их несчастным жизням, которые они провели в качестве не более чем пешек, как ножи моего отца во тьме, и даже не особо острые.

Я мог бы сказать, что это было бы милосердием, но это не особенно похоже на это. И больше всего на свете я эгоистично не хочу, чтобы Шарлотта видела, как я их убиваю. Я не знаю, будет ли она смотреть на меня так же после этого. Сомневаюсь, что она это сделает. Любая искра желания и заботы, которая заставила ее поцеловать меня в ответ прошлой ночью, предложить мне кровать вместо того, чтобы оставить меня спать на полу, погаснет, увидев, как я делаю что-то столь жестокое.

Поэтому вместо этого я поворачиваюсь и бегу к ожидающей машине.

Шарлотта мертвецки молчит, когда я выезжаю со стоянки, оставляя двух мужчин, когда я выезжаю на открытую дорогу. Правда в том, что Ники, скорее всего, умрет к завтрашнему дню. Но, по крайней мере, она не видела, как я всадил в него последнюю пулю.

— Нам придется продолжать. — Я крепко сжимаю губы, глядя вперед на темную дорогу. Мой адреналин высок, поэтому сейчас я не чувствую усталости, но до того, как мы въехали на ту стоянку, я был измотан. Это снова настигнет меня в ближайшее время, и я действительно не знаю, что с этим делать. — Я не хотел просить тебя вести машину, тем более, что всегда есть вероятность, что кто-то будет у нас на хвосте, но это может быть неизбежно. Ники и Антон некоторое время будут не в строю, но Лев все еще может быть там, и они выяснили, в каких мотелях мы останавливаемся.

— Так давай остановимся в более хорошем отеле? С картами-ключами и охраной?

Я качаю головой.

— Во-первых, нам будет трудно найти что-то подобное здесь. Во-вторых, это открывает целый ящик других проблем: людей, которых можно допросить о нас, камеры, все это дерьмо, которое можно использовать, чтобы следить за нами.

— Мы не можем просто продолжать ехать прямо. — Шарлотта проводит рукой по волосам. — Даже если остановиться отдохнуть, мы будем истощены.