— Стоп! — Выкрикивает Шарлотта, вскидывая руки. — Я поняла! Я позволила тебе трахнуть меня, но я не знала, и…

— Ты уже знала сегодня утром. — Боль снова звучит в моем голосе, ледяная в каждом слове, и я не могу ее скрыть. Я знаю, что сделал больше ошибок, чем, вероятно, когда-либо смогу исправить, но Шарлотта, похоже, намерена притворяться, что она не имеет к этому никакого отношения. Что ее обманули в каждой мелочи, и хотя я лгал ей о многом, о чем она даже не знает, есть некоторые вещи, которые она знала. И это утро — одно из тех, за которые я буду держаться, хотя я знаю, что и этого не заслужил.

Ее губы сжимаются в тонкую линию.

— Ты преследовал меня. — Она с трудом сглатывает, нежная линия ее горла движется, и вид этого заставляет меня дергаться в джинсах, я возбужденный, несмотря на спор. Черт, может быть, отчасти из-за этого. Милая, невинная Шарлотта прекрасна и желанна во всех отношениях, но злая Шарлотта — вспыльчивая, и мне хочется прижать ее к земле и трахнуть, пока она выплевывает эти злые слова в меня, пока я не узнаю, смогу ли я превратить эти проклятия в стоны.

— Ты выслеживал меня, — продолжает она, и гнев снова звучит в ее голосе. — Шпионил за мной. Я слышала, что сказал Брэдли. Вот как ты узнал, что Нейт говорил мне. Я никогда не рассказывала тебе об этом. Вот как ты узнал, где я обедаю. Ты нашел меня в кафе не случайно… — она замолкает, и я чувствую, как напрягаюсь, зная, как близко она подошла к тому, чтобы собрать все воедино. К тому, чтобы все выяснить, и тогда, видит бог, она никогда меня не простит.

Я просто должен сказать ей. Я не должен продолжать тянуть. Но как только я это сделаю, любой шанс на то, что между нами будет что-то большее, исчезнет. И я пока не готов ее отпустить.

— Ты права, — тихо говорю я ей. — И я не должен был этого делать. Все это было неправильно, но…

— Что нам теперь делать? — Она обрывает меня, явно незаинтересованная в моих извинениях. Что, вероятно, к лучшему, потому что я все еще не знаю, как сказать ей, что мне жаль, так, чтобы это казалось искренним. В конце концов, то, чего я все еще хочу, — это то, чего я не должен был делать, — найти способ удержать ее. — Твой план с Брэдли явно не сработал. Он хочет бросить тебя в самую глубокую яму. И я почти склонна согласиться с ним, — добавляет она едко, горечью пропитывая каждое слово. — Я просто доверяю тебе немного больше, чем ему.

— Полагаю, я должен быть рад этому, — бормочу я, и она смотрит на меня, ее лицо все еще бескровно, а губы сжаты в жесткую линию.

— Он гадкая змея, — категорически говорит она. — Я чувствую…что права. И он предал тебя, так что ясно, что ему нельзя доверять.

— Я преступник, а он федерал. — Мрачно усмехаюсь я. — Разве это не то, что он должен делать?

Шарлотта, кажется, на мгновение задумалась.

— Нет, если вы договорились, — наконец говорит она, складывая руки на коленях. — Он должен был сдержать свое слово.

Это наивный взгляд на мир, но я не говорю ей об этом.

— Он тоже будет за нами охотиться, — тихо говорю я ей. — Теперь у нас на задницах будут ФБР и Братва. Нам придется быть осторожными, и тебе придется слушать меня, Шарлотта.

— Тогда, может, ты должен сказать мне, что мы будем делать. — Ее голос ледяной, и мне больно слышать ее такой. Я хочу снова услышать ее мягкий, хрипловатый голос, умоляющий о большем. Я хочу услышать ее смех. Я хочу, чтобы она была счастлива, и самое трудное, что я почти наверняка никогда не смогу дать ей это.

Все, что я могу сделать сейчас, — это сосредоточиться на ее безопасности.

— Я скажу тебе, когда мы остановимся на ночь. — Говорю я наконец, не желая спорить прямо сейчас, в машине. — Тогда мы поговорим об этом.

Мы долго едем по дорогам в тишине, пока солнце не начинает садиться. Я вижу, как Шарлотта прислонилась к двери, глядя на яркие оранжевые и желтые полосы, проносящиеся по небу, и выражение ее лица заставляет мою грудь болеть. Ее лицо смягчилось, ее глаза почти мечтательны, когда она наблюдает за закатом, и как будто она умудрилась на мгновение забыть о том, что происходит. Как будто она прежняя, всего на эти несколько секунд, пока солнце садится за горизонт.

Я не могу не задаться вопросом, хочет ли она быть такой — прежней. Когда мы с Шарлоттой пошли на наше первое свидание, она сказала мне, что считает себя скучной. Что она жила предсказуемой, неинтересной жизнью. Казалось, она хотела освободиться от этого. В конце концов, именно этим она и занималась, играя в темных углах интернета с Веномом. Именно этим она занималась той ночью в «Маскараде». Но теперь, когда реальность ударила по ней, я не могу не думать, что она, вероятно, хочет вернуться в безопасность ее скучной, обычной жизни.

Жизни, которую я отнял у нее.

Чувство вины скручивает мне живот, когда небо начинает темнеть, и я съезжаю с дороги в закусочную быстрого питания. Шарлотта смотрит на нее и морщит нос.

— Я не голодна. — Говорит она ровно, и я медленно выдыхаю, пытаясь сохранить терпение. Она, кажется, полна решимости попробовать, и я этого заслуживаю. Но я тоже измотан, и мне бы хотелось, чтобы она не боролась со мной из-за каждой мелочи.

— Ты не ела весь день, потому что мы не могли потратить время на то, чтобы остановиться, пока мы не отдалимся от них на приличное расстояние. Но ты должна что-то съесть.

Шарлотта упрямо стискивает челюсть, и я вздыхаю, опуская стекло. Я заказываю себе бургер, а ей куриные крылышки, полагая, что она их съест, когда проголодается. И картошку фри тоже. Я ставлю жирный пакет с едой на пол рядом с ее ногами и смотрю на карту на телефоне, где находится близлежащий дешевый мотель.

Конечно, я мог бы позволить себе и получше. Но такие места обычно косятся на тех, кто пытается заплатить наличными и не называет настоящих имен. Чем подозрительнее мотель, тем больше вероятность, что я смогу сохранить нашу анонимность.

Шарлотта не прикасается к пакету, отодвигая от него ноги, как будто он может ее обжечь. Я мрачно усмехаюсь, выезжая обратно на дорогу.

— Я думал, тебе нравятся вещи попроще. — Я не могу удержаться от желания подколоть ее, совсем немного. Она вдруг начинает вести себя как дива, и я знаю, что это не она. Она просто пытается меня задеть.

— Мне нравятся неформальные места. — Сухо говорит она. — Но я обычно не травлю себя этой дрянью.

— Ну, к сожалению, рестораны слишком заметны. И они подвергают других опасности. Мои братья или федералы узнают, что кто-то, подходящий под наше описание, был замечен и федералы довольно скоро выложат наши фотографии, и они начнут допрашивать других гостей. Официанток. Клерков отелей. Всех, кто мог нас видеть. Так что нам нужно залечь на дно и как можно дольше оставаться вне поля зрения. Это означает придорожные и дешевые мотели, и как можно раньше возвращаться на дорогу.

— Похоже, ты уже это делал. Сбегал. — Она по-прежнему не смотрит на меня, и я тяжело вздыхаю, въезжая на парковку мотеля.

— Нет. Но я всегда был готов. Это входит в правила. — Я глушу машину, глядя на нее. — Ты снова попытаешься сбежать? Или ты смиришься с тем, что нам придется пока держаться вместе.

Губы Шарлотты сжимаются.

— Я даже не знаю, где мы сейчас. — Говорит она, ее голос все еще жесткий и холодный. — Не думаю, что я могу попытаться сбежать. Кажется, на много миль вокруг нет ни одного полицейского участка.

— А если бы ты им позвонила, то оказалась бы с Брэдли. — Говорю я ей прямо. — И Нейт, прямо рядом с ним, ждет, чтобы отплатить тебе за то, что с ним случилось.

Ее голова резко поворачивается:

— Он не причинит мне вреда, — резко говорит она, явно пораженная этим намеком. — Он обманщик, но он никогда бы…

— Ага. — Я смотрю на нее, борясь с желанием протянуть руку и прикоснуться к ней, как будто, держа ее в руках, я могу как-то донести свою мысль. — Послушай, Шарлотта, я понимаю, что все это для тебя странно. Что ты видишь стороны человеческой натуры, которые никогда не видела раньше и о которых никогда не думала, кроме как по телевизору и, может быть, по книгам. Но мне нужно, чтобы ты поняла, что ты понятия не имеешь, на что способны некоторые мужчины.