— Лиена?

Кухня продолжала плавать в киселе мутного света. Я хихикала.

— Лиена, с тобой все в порядке?

Нос Саилрима вернулся к нормальному размеру, но позеленел и теперь напоминал пупырчатый огурец. При виде этой метаморфозы, я не сдержалась и, подвывая, схватилась за живот. Ой не могу!

Мой сосед нахмурился. Я потешалась над ним. Мне показалось, что Сима сейчас со злостью грохнет кулаком по столешнице или оскорбленно вскочит на ноги, опрокинув стул. И он в самом деле грозно свел брови, заскрежетал зубами, а потом посмотрел на меня и прыснул от смеха. Мы оба расхохотались, запрокинув головы.

— У тебя уши как у зайца, — веселился Саилрим, некультурно тыча в меня пальцем.

— Кто бы говорил! — вторила ему я. — Это грибы. Это все проклятые грибы.

Кухонные шкафчики, лицо моего соседа с зеленым носом, свечи и канделябры — все завертелось, закружилось, как в карусели, смазавшись в одно цветное пятно.

Я ощущала себя легкой, невесомой. В животе у меня порхали бабочки, а в голове плавился зефир.

— Слышишь музыку?

Я притихла и напрягла слух: сверху, со второго этажа, доносилась задорная джазовая мелодия. Сперва едва различимая, она с каждой секундой становилась все быстрее и громче. Саксофон ревел, вынуждая постукивать ногой ему в такт.

— Это арфа, — вздохнул Саилрим, подперев щеку кулаком. — Как нежно и грустно она поет.

— Да нет же! Это саксофон. Очень зажигательно, — я двигала плечами под музыку и ерзала попой по сидению стула.

— Арфа.

— Саксофон.

— Арфа.

— Мы явно слышим не одно и то же. Потанцуем?

Не дожидаясь ответа, я схватила Саилрима за руку и попыталась вытащить его из-за стола. Закончилось тем, что упрямец свалился со стула и утянул меня за собой на пол. Захлебываясь смехом, я упала ему поперек живота.

Что было дальше, я запомнила смутно. Кажется, мы решили потанцевать, но возникла заминка, потому что мой партнер слышал плавную лирическую мелодию и пытался закружить меня в вихре вальса, а в моих ушах гремели басы, и я хотела скакать как на дискотеке.

Ай да пицца! Ай да замок-проказник!

После я будто рухнула в черную яму — очнулась в кровати Саилрима, у него на груди.

— Ненавижу тебя, — в голове эхом звучал женский голос. Он определенно был мне знаком, но я никак не могла вспомнить, кому он принадлежит. Я совершенно точно уже слышала его раньше, только теперь он казался чуть-чуть другим, более молодым и звонким.

Темнота, в которой я качалась, как на волнах, начала выцветать. Слева и справа от меня выросли деревянные стенки. Я лежала в гробу. Нет! В кровати. Это была узкая кровать с высокими глухими бортами, как у гроба, и с глубокого дна этой кровати я смотрела на потолок — белое бугристое полотно в узорах трещин.

— Как же я хотела избавиться от тебя, маленькое отродье, — шипел голос, насквозь пропитанный ядом ненависти, — убить, пока ты еще была в моей утробе. Мать запретила. Она сказала, что это опасно, что я могу умереть сама или навсегда лишиться возможности иметь детей. Из-за тебя, тварь, мне пришлось срочно выйти замуж за первого, кто предложил мне руку, за этого тупого жирного хряка, иначе — позор, бесчестье. Ненавижу тебя и твоего папашу. Чтоб вы оба подохли, выродки!

Потолок перед моими глазами заслонило женское лицо. Хозяйка голоса склонилась над кроватью, и ее длинные волосы свесились вперед. Я увидела пухлую детскую ручку, потянувшуюся к волнистому локону, и поняла, что это ручка моя и что это я радостно агукаю в ответ на пожелание смерти.

Я попыталась разглядеть женщину над собой, но картинка расплывалась, мутная и нечеткая. Лицо тонуло в тумане. Все казалось серым, тусклым, невзрачным. Единственным цветным пятном были волосы женщины — ярко-малиновые.

Я очнулась как от толчка и первые секунды балансировала между сном и явью, не понимая, где нахожусь, потом обнаружила себя на груди Саилрима.

В ушах шумело. Голова напоминала пустой и тяжелой котелок. Я лежала на спящем эльфе и мучительно пыталась вспомнить, было ли между нами что-то, помимо зажигательных танцев под воображаемую музыку. В ответ память показывала кукиш. Отчаявшись отыскать что-либо в ее недрах, я прислушалась к своим ощущениям, даже подвигала бедрами. Нигде не тянуло, не ныло сладко или болезненно. На мне, к огромному моему облегчению, был халат, к еще более огромному облегчению, — белье, а вот соседушка растянулся подо мной полностью голый. Свидетельство сего факта настойчиво упиралось мне в живот.

Так было или не было?

Несмотря на противоречивые факты, я все же склонялась к последнему — к тому, что мы с Симой, никакущие, доползли до первой попавшейся кровати и просто вырубились на ней вместе. Нет, в самом деле, не стала бы я просыпаться среди ночи, чтобы натянуть на себя трусы. Вывод — я их не снимала. Уф, какое облегчение!

Пока мой остроухий моралист не проснулся и не впал в истерику, я попыталась скатиться с него и незаметно перебраться на свою кровать, но не успела: эльф завозился подо мной и открыл глаза.

— Привет? — выдохнула я, сидя на нем верхом.

— Привет, — зевнул Саилрим, но уже в следующую секунду закашлялся и уставился на меня в шоке.

Так мы и таращились друг на друга в неловком молчании.

Тут до эльфа дошло, что мы не только проснулись в одной постели, но и кое-кто из нас двоих был не совсем одет, а если выражаться точнее, совсем неодет. Стоило Симе это осознать, и его лицо стало пугающе бордовым.

— Не волнуйся, я уже ухожу.

Не успела я договорить, как сброшенная полетела с кровати прямо на пол. Соседушка столкнул меня с себя и, как стыдливая девственница, натянул одеяло аж до самых глаз.

— Т-т-ты… т-т-ты… — заикаясь, зашипел он. — Ты!

Его палец нацелился мне в грудь, словно копье.

— Что я?

— Ты! — его лицо продолжало наливаться мучительной краснотой, хотя, казалось бы, краснеть было уже некуда.

— Нет, Сима, не перекладывай ответственность на других. Сорвал ягодку — женись.

Я мысленно хихикнула, мстя ему за ушибленное во время падения с кровати бедро.

Соседушка взвыл и с безумным выражением на лице вцепился себе в волосы.

— Это ты виновата! — закричал он. — Опоила меня, одурманила, а потом…

— Надругалась над тобой, — подсказала я.

— Да! — Сима моргнул и торопливо исправился: — То есть нет.

— Ты надругался надо мной? — предложила я новый вариант.

— Нет! Никто ни над кем не надругивался.

— То есть все было по взаимному согласию?

— Нет! Да! Нет! А-а-а!

Кажется, я окончательно его запутала. Со стоном эльф схватил подушку и прижал ее к своему лицу. Не просто прижал — вдавил с силой, буквально вмял ее в себя.

— Это ужасно, ужасно, какой позор, — донеслось до меня сквозь толстую прослойку из ткани и пуха. — Блуд, разврат, прелюбодейство… И я ничего не помню.

— Ты так убиваешься, потому что прелюбодействовал? Или потому что прелюбодействовал, но ничего не помнишь?

В ответ эльф зашипел в подушку, аки рассерженная змея.

— Не помнишь, потому что ничего между нами не было, — я решила его не мучить, и без того бедняга был на грани истерики. — Мы просто упали на твою кровать и уснули в обнимку.

Саилрим перестал горестно причитать и взглянул на меня поверх подушки.

— А почему на мне нет одежды? — спросил он с подозрением и скользнул взглядом по моему халату.

Я пожала плечами.

— Ну, может, тебе жарко стало ночью — вот ты и оголился.

Халат Саилрима, черный с зелеными отворотами, обнаружился на полу рядом с кроватью. Жестом Сима приказал мне отвернуться и потянулся за своей одеждой. За спиной послышалась возня.

— Это все твоя пицца, — ворчал он, шурша тканью.

— Что ж, можешь больше не есть мою еду.

— Я имел в виду, что твоя пицца была очень вкусной, — Сима тут же пошел на попятную. — А во всем виноват замок.

Пока сосед приводил себя в порядок, я пыталась понять, что увидела во сне. Воспоминание это или игра уставшего разума? Кто эта женщина с малиновыми волосами? А ребенок в люльке — я? Или замок показал мне сцену из чужой жизни, заставив наблюдать за этой сценой глазами ее маленького участника? Сколько вопросов! И ни ответов, ни подсказок.